Подглядывающая (СИ)

Любовный треугольник.
Я так часто натыкаюсь на эти треугольники, что они набили оскомину. Вот поэтому брюнетка за барной стойкой не выходит у меня из головы. Там что-то другое…
Сначала я просто фиксирую в сознании: мимо окна прошла молодая женщина в расстегнутом пальто. И только потом понимаю, что именно я увидела.
Бросаю на блюдце мелочь, хватаю куртку – и выскакиваю из кафе. Затем, уже медленно, на ходу натягивая варежки, следую за женщиной.
Теперь у меня есть время подумать. И осознать, что я снова нарушаю свои правила. Обычно я наблюдаю за людьми с помощью стекол и зеркал, в полумраке помещения, ничем себя не выдавая. А сейчас я преследую женщину на улице, в незнакомом районе.
Стараюсь держаться поближе к стенам. То замираю у киоска «Союзпечати», то присаживаюсь на скамейку у автобусной остановки. Но могла бы обойтись и без этих маневров: она не оглядывается. Ей все равно, кто идет следом. Похоже, ей вообще – все равно.
Она без шапки, влажные каштановые волосы прижаты воротом пальто, несколько прядей выбились и липнут к лицу. На них опускаются и не тают снежинки.
Если она обернется – я увижу ее пустой взгляд.
Но она не оборачивается даже на вопль ребенка в паре метров от нас.
Машинально ступает на проезжую часть, когда загорается зеленый свет, – и едва не попадает под колеса машины! У меня дыхание перехватывает.
Она замирает, рассеянно оглядывается – и тогда я вижу необычный цвет ее глаз. Один – серый, другой – серый пополам с зеленым.
Какое-то время моя незнакомка стоит на проезжей части. Люди походят мимо, задевая кто плечом, кто сумкой. Затем волна пешеходов подхватывает женщину и выбрасывает ее на другую сторону дороги.
Незнакомка дышит в ладони, пытается шевелить замерзшими пальцами. Я ускоряю шаг, чтобы, вопреки правилам, предложить ей свои варежки. Но она словно улавливает мои мысли. Достает из карманов перчатки. Кожаные, черные. Мужские. Надевает их. Потом снимает – и снова прячет в карман.
Я дрожу, будто зимняя куртка согревает меня не лучше ее распахнутого пальто, – но не от холода. Я взволнована тем, что вижу.
Мужские перчатки – значит, в ее истории замешан мужчина. Видимо, недавно случилось что-то катастрофическое, раз незнакомка вышла зимой на улицу с мокрыми волосами. Я чувствую любовный флер, сложность и необратимость выбора. Но больше – ничего. Куда она идет? Откуда? Каким будет ее следующий шаг?
Мы углубляемся в район частного сектора. Фонари горят через один. Тихо, безветренно. Тусклым пятном по небу тащится полная луна.
Женщина сворачивает на другую улицу, чуть замедляет шаг. Похоже, мы уже близко. Мое волнение усиливается. Потому что скоро я получу ответы на часть вопросов. А еще потому, что я ощущаю в воздухе напряжение – как предчувствие.
Ночь сгущается, но черные ветви яблонь по-прежнему темнее неба. Порывом налетает ветер – и также внезапно стихает. Где-то впереди прорезает тишину собачий вой.
Незнакомка сворачивает в переулок. Я едва дохожу до угла, как меня окатывает светом фар. Темнота вспыхивает синими и красными огнями проблесковых маячков.
Полиция!
Я вжимаюсь в сетчатый забор, но все равно остаюсь на виду. Ослепленная, пячусь, прощупывая металлическую сетку. Когда она проваливается под моими пальцами, я опускаюсь на четвереньки и через дыру протискиваюсь во двор то ли склада, то ли завода.
Под коленями чавкает грязь – ну и черт с ней. Вскакиваю и вдоль забора бегу вперед, туда, где сетку сменяют деревянные штакетины. На ходу отмечаю, что постройка, кажется, заброшена: кругом строительный мусор, стекло в одном из окон выбито, из земли торчат куски арматуры.
Еще рывок – и вот я уже в безопасности. Пытаясь совладать с дыханием, иду вдоль забора, припадая то к одной щели, то к другой, но толком не вижу ничего, кроме отблеска маячков.
Полиция ведь не за мной, верно? Это просто совпадение.
Но мне приходится крепко зажмуриться, чтобы хотя бы немного успокоиться и сосредоточиться.
Наверняка, совпадение.
А если нет?
Я же шла за этой женщиной. А вдруг за ней следил кто-то еще? А вдруг я стала свидетельницей чего-то противозаконного? Я не заметила ничего плохого, но это не значит, что плохое не происходило. Вдруг я увидела что-то, чего не осознала? Обман. Кражу. Убийство. Не сейчас, так раньше.
 
Когда вернусь домой, просмотрю ленту моих постов. Подумаю, где я могла попасться. Надо быть внимательнее. Надо соблюдать правила!
…Что они там делают? О чем говорят? Не разобрать.
Зато я отчетливо разбираю собачий рык позади меня.
Медленно оборачиваюсь.
И вижу, как на крыше подсобки, на фоне луны, здоровая, будто волк, а не собака, энергично виляет хвостом овчарка.
В фильмах в таких ситуациях говорят: «Спокойно… Тише…», – что-то в этом роде. Но я, наверняка, не смогла бы этого произнести, даже без дефекта речи: от страха пересохло в горле.
Я не успею выскочить через дыру в сетке.
Да и пес может броситься на улицу вслед за мной.
Лучше оставаться на месте и молиться, чтобы собака потеряла ко мне интерес.
Но когда овчарка, залаяв, бросилась ко мне, тело среагировало быстрее, чем мозг, – и я рванула к окну с выбитым стеклом.
Нога на выступе.
Прыжок, похожий на бросок.
И вот я уже лежу животом на подоконнике, на мелких зубьях торчащих осколков. Втягиваю свое тело в проем окна, слыша треск ткани своей куртки. А через секунду – падаю в пропасть. Хотя нет, не в пропасть. Просто время растянулось: ожидала, что пол будет выше, а пролетела метра полтора.
Медленно поднимаюсь, с меня ссыпаются осколки стекла. Стекло под ногами. Стекло в моей ладони – торчит крохотным лезвием. Вынимаю его и прикусываю ранку. Куртка на животе разодрана в клочья, будто меня исполосовал ножом маньяк. Судорожно расстегиваю куртку – нет, я целая. И почти невредимая – только плечо гудит.
Собака все еще под окном: слышу возню и рычание. Выглядываю в окно – и тот час же отступаю. Да, там овчарка. И еще три или четыре собаки! Заметив меня, они разом бросаются к стене, рыча и лая, будто науськанные на добычу.
Лай гулким эхом отскакивает от стен и отзывается в солнечном сплетении. Прикрываю глаза – и вижу раскрытые пасти и обнаженные клыки.
Хорошо, что собаки под окном, а не здесь, со мной.
Включаю фонарь на мобильном телефоне. Надо убедиться, что я здесь одна. Свет фонарика прыгает так хаотично, что я не успеваю заметить картинку. Выдыхаю. Сжимаю телефон обеими руками. Свет застывает пятном на стене.
Похоже на недостроенный цех. Один этаж, лестница в подвал. На стене – прямоугольник, высвеченный луной, – будто повернутый боком киноэкран. У стены – деревянные леса, потемневшие, наверняка, прогнившие. Бетонные стены, бетонный пол. Эхо четко повторяет звук моих шагов, и от этого кажется, будто в доме есть кто-то еще.
Что-то не так.
Я оглядываюсь, вожу фонариком по сторонам – и осознаю: меня настораживает не то, что я вижу, а то, что я слышу. Вернее, то, чего я не слышу, – собачьего лая. Собак больше нет под окном.
Это хорошо или плохо?
Прислушиваюсь.
Я так хочу услышать лай на улице, что не сразу улавливаю шум в здании: точно камни перекатываются под ногами.
Или под лапами.
Свечу фонариком на лестницу, ведущую в подвал, – и, краем глаза замечаю, как по прямоугольнику света на стене скользят огромные мохнатые тени.
Я не оставляю себе ни секунды, чтобы понять, как близко находятся собаки. На одном дыхании несусь к лесам и взлетаю на них. Лай, умноженный эхом, такой громкий, что я зажимаю уши.
Сижу на досках, точно курица на насесте. Мне то жутко холодно, то к щекам приливает жар.
 
Как же я вляпалась…
Ну как же я так вляпалась?!
Хуже будет только, если я уроню телефон.
Еще крепче прижимаю его к груди. Если уроню – все, можно прыгать следом. Я даже до утра здесь не протяну: или замерзну, или свалюсь с насеста – леса скрипят и покачиваются, кажется, от каждого моего вдоха.