Подглядывающая (СИ)

Он копается в ящике комода с нижним бельем, и от этой картинки мне становится не по себе.
Эй правильно расценивает мое выражение лица.
– Вот поэтому женщины и прячут в таких полках самое важное – будто у тех, кто проводит обыск, должны быть моральные принципы.
Похоже, я совсем не гожусь для этой роли.
Жутко хочется отпроситься, как в школьные годы во время контрольной, – подождать Эя с обратной стороны двери.
Но я все еще держусь. Исследую комнату: заглядываю под кровать, выдвигаю полки прикроватной тумбочки, смотрю, не скрывается ли кто за ширмой.
– Эм, зая, глянь, что я нашел, – Эй жестом манит меня к шкафу. Раскрывает дверь – и на меня всем своим видом выпячиваются, будто вываливаются, несколько рядов наручников, плеток и разных штуковин, о предназначении которых я могу только догадываться. Вот тебе и ласковые оттенки. Прежде чем судить о человеке, загляни в его шкаф.
– Какова оторва! – с огнем в глазах произносит Эй, щелкая плетью в воздухе.
На этом моменте я окончательно убеждаюсь, что сыщик из меня никакой, и Эй прекрасно справится в одиночку. В конце концов, должен ведь кто-то стоять на шухере. Или как там это называется у профессионалов.
– Пподожду зза дверью! – говорю я тоном, не принимающим возражений.
Разворачиваюсь – и слышу, как в замке проворачивается ключ.
Машинально пытаюсь запрыгнуть в шкаф – Эй ловит меня едва ли не на лету и тянет в противоположную сторону. Мы замираем за ширмой в ту самую секунду, когда распахивается входная дверь.
Я словно окаменела – не двигаюсь и какое-то время даже не моргаю. Только быстро и громко стучит сердце, будто резиновый мяч об асфальт. «Противозаконно», – единственная мысль, которую генерирует мой мозг.
Слышу шорох в коридоре. Прикрываю глаза – и теперь мне проще «увидеть», как Рената снимает сапоги, расстегивает куртку, вешает ее на вешалку. Хлопает дверца шкафчика.
Пытаюсь оценить свое положение. Ширма – плетеная, в японском стиле – не просвечивается, заметить нас можно лишь через узкие щели на стыковке составных частей. Но за нами – занавески, на их фоне нас не рассмотреть, если мы не двигаемся. Не самое плохое место. Наверняка, Эй заприметил его раньше. Он все просчитал. Кроме того, что Рената вернется так не вовремя.
Бросаю взгляд на Эя. Он прикладывает указательный палец к губам.
Склоняюсь к щели, чтобы следить за происходящим.
В отражении коридорного зеркала вижу Ренату, на ней светлое платье из мягкой шерсти, чуть выше колен. Она поправляет волосы, любуется собой, соблазняет улыбкой отражение.
Я никогда не подглядывала вот так, по-настоящему. У меня всегда были пути отхода, всегда можно было соврать, что в этом месте, в это время я оказалась случайно. А сейчас я нарушала закон, и выдать меня мог даже неосторожный вдох. От волнения ладони стали ледяными – хоть согревай их дыханием, как на морозе.
Таких сильных эмоций я не испытывала уже очень давно.
Ширма будто разделяет два мира – мой, ледяной, застывший – и Ренаты – теплый, плавный, с запахом кофе, который она заваривает на кухне. Затем Рената включает музыку на мобильном – и я невольно улыбаюсь, узнав мотив. Андреа Бочелли «Vivo per lei». В моем плей-листе тоже есть эта песня.
Она пьет кофе в кабинете, возможно, за ноутом. Просматривает фото? Фоном звучит музыка.
Из комнаты Рената выходит переодетой. Поверх комбинации накинут кардиган, он сполз с плеч, повис на локтях. Рената поправляет его, но только с одной стороны. И от этой асимметрии в ее поведении – и ее мыслях – у меня мурашки по коже.
Она ходит по паркету босиком, в очках, с книгой в руках. Я впитываю каждое ее движение, которое получается уловить в дверном прямоугольнике.
Чувствую шевеление за спиной, оборачиваюсь.
Цепко глядя мне в глаза, Эй стягивает перчатки.
Снимает куртку.
Расстегивает манжеты рубашки.
Что происходит?!
Я настолько огорошена происходящим, что забываю о Ренате – и едва не задеваю ширму, когда внезапно слышу ее громкое «Алло!» в коридоре.
Эй хватает меня за плечи так сильно, что даже через куртку я ощущаю каждый его палец. Четким, тяжелым жестом Эй просит меня быть тише. И, после моего неуверенного кивка, продолжает раздеваться.
 
Стягивает рубашку. Затем – джинсы.
– …Отлично! – голос Ренты звучит уже из кабинета. – Встречаемся в пять.
Эй расстегивает пуговицу на джинсах.
Что он задумал?! Я хватаю ртом воздух, но ничего не могу произнести – нельзя.
Эй, уже обнаженный, склоняется к моему уху – так близко, что касается его губами.
– Я отвлеку ее. А ты сбежишь, – он вкладывает мне в ладонь ключи от машины.
Ничего не понимаю!
Несомненно, внезапное появление голого Эя в запертой квартире отвлечет Ренату, но как мне сбежать, чтобы она не заметила? Мне нужен более подробный план!
Рената прощается по телефону – и я тотчас же прерываю свои громкие мысли.
Эй выскальзывает из-за ширмы. Бесшумно подлетает к шкафу, также бесшумно достает оттуда плетку и одним ловким движением запрыгивает на кровать. Ложится на бок, спиной ко мне, голову подпирает рукой. Вторая рука, поигрывая плеткой, лежит на его бедре.
Чувствую себя, как в кино, когда говорят, что хуже уже быть не может, – и тут же становится еще хуже.
Рената курсирует из кабинета на кухню, поглощенная своими мыслями. Проходит мимо двери в спальню, но, похоже, что-то улавливает боковым зрением, потому что пятится на несколько шагов.
Под весом паузы втягиваю голову в плечи.
И вдруг мысль – сейчас Рената может назвать его по имени!
Но она молчит. Запахивает кардиган, прислоняется плечом к дверному косяку.
Кажется, пауза растянулась на часы.
– Что ты здесь делаешь? – голос Ренаты – глубокий, грудной, с какой-то необычной плотностью – пробирает до нутра.
Она не злится. Но и радости не слышно. Скорее, любопытство.
– По-моему, ответ очевиден, – Эй едва ли ни мурлычет.
Он настолько хорошо играет, что даже я ему верю.
Рената коротко ухмыляется, подходит к нему на шаг, склоняет голову.
– Как ты оказался в моей квартире? – и сама же себя перебивает: – Впрочем, о чем это я? Будто я плохо тебя знаю. Школа жизни?
– Да, школа жизни, – слышу улыбку в голосе Эя – и отчего-то это меня задевает. – В этой школе меня многому научили…
– Воровать ключи на киносеансе, делать дубликат, проникать в дом к незамужней женщине.
– …но только не ориентироваться в тех игрушках, которые ты прячешь в шкафу. Что насчет этого? – Эй дразнит ее плетью. – Стоит попробовать?
– Тебе понравится кое-что другое.
– Например?
– Например… – Рената закусывает губу.
Снова балансирующая пауза, после которой продолжение игры может наступить с той же вероятностью, что и окончание.
А потом Рената опускает руки – и кардиган падает на пол. Теперь она стоит перед Эем в комбинации, босиком, с распущенными волосами. Мне кажется, или он нервничает?
Движением фокусника Рената выуживает из шкафа черную атласную ленту.
– Например, вот это.
– Завяжешь мне глаза? – в голосе Эя – насмешка.
– По крайней мере, попробую.
Рената облизывает губы, мягко подходит к кровати, опускается на край. Но едва она протягивает к Эю руки с лентой, как он в одно мгновение подминает ее под себя.
– Я больше не играю по твоим правилам, помнишь? – со злорадством говорит Эй, нависая над неподвижной Ренатой. – И что ты планировала потом? Связать мне руки – и сбежать из до…?
Он не успевает договорить – получает от Ренаты коленом. Смеясь, она вскакивает, но не успевает и на пол ступить, как Эй опрокидывает ее животом на кровать.
– Значит, такие тебе нравятся игры?.. – Эй сцепляет ей запястья за спиной, свободной рукой интенсивно машет ширме в сторону двери. – Что ж, мне тоже...
 
Я сигнал понимаю – и на цыпочках бросаюсь к выходу.
Следующий час я сижу в машине, глядя, как снег заметает лобовое стекло.