Подглядывающая (СИ)

Но – нет.
– Ты, долбанная извращенка! – шипит он мне на ухо.
Я морщусь.
Стандартная реакция мужчины после пары «нет» подряд. Если не вслух, так про себя.
Мы идем вдоль длинного дома, у которого подъездов, как лапок у гусеницы. Наконец, дверь одного из подъездов открывается. Делаю рывок к ней – такой неожиданный, что пижон не сразу реагирует. А когда бросается за мной, едва не сбивает с ног мужчину, вышедшего из дома.
Влетаю в подъезд и успею закрыть дверь.
Меня мутит из-за сегодняшней осечки. Потому что меня разоблачили – впервые. Потому что я перешла дорогу мужчине, от которого сложно отделаться. И потому, что неприятности редко ходят поодиночке.
Выглядываю в дверное окошко. Пижон буравит меня таким взглядом, что подъезд начинает казаться не убежищем, а мышеловкой.
Черт знает, что у этого черта на уме.
Я в безопасности до тех пор, пока кто-нибудь не откроет дверь подъезда.
Сейчас глубокая ночь – и мне это на руку. Но лучше выбираться отсюда. Только вот как?.. Если б я могла просто вызвать такси и уехать домой!
Впрочем…
Окрыленная идеей, я поднимаюсь на несколько этажей и выхожу на общий балкон. Сливаясь со стеной, выглядываю на улицу. Пижон сидит через дорогу от подъезда на скамейке детской площадки. Ждет. Он, конечно, перехватит меня до того, как я сяду в машину.
Если успеет понять, что я – это я.
Может прокатить!
Вызываю такси по инету.
У меня три минуты.
Стаскиваю с себя юбку и запихиваю ее в сумку. Куртку выворачиваю наизнанку – подкладка гораздо светлее. Оглядываю себя – темная блузка и бежевые капроновые колготки. Усмехаюсь: глаз не отвезти от этого зрелища. Но если запахнуть куртку, то со стороны должно казаться, будто я в юбке, которая не видна, потому что слишком короткая.
Что еще… Подворачиваю рукава куртки, снимаю пояс. Нужные мелочи из сумки распихиваю по карманам.
Теперь последнее. Снимаю с головы парик и достаю шпильки из прически. Волосы обрушиваются на спину. Хорошенько ими трясу. Они длинные, ниже лопаток, и рыжее, чем парик.
Должно получиться.
Теперь я – это я. Если не считать отсутствия юбки и куртки, одетой наизнанку.
Как же мне не по себе!
Выдыхаю.
Очки!
Линзы получается снять только с третьей попытки: руки дрожат.
Сумку прячу за листами фанеры в коридоре. Надеюсь, здесь и найду ее завтра.
Надеваю очки. Сбрасываю незнакомый номер – наверняка таксист, а по телефону меня понимают еще хуже, чем при личном общении. Спускаюсь на лифте. Замираю у двери.
Пижон встал со скамейки. Наблюдает за подъездом.
Я так хорошо играю женщину-призрака, так неужели не смогу сыграть себя?
Распахиваю дверь. Прикладываю телефон к уху, будто с кем-то общаюсь.
Цепляю улыбку.
Только не смотреть на него…
– Ага… Ага… – соглашаюсь я с несуществующим собеседником. То немногое, что я могу произнести свободно. У меня получается даже хохотнуть – нервно, но и так пойдет.
Не отнимая телефона от уха, сажусь на заднее сидение. Касаюсь плеча водителя. Поехали!
И только когда машина трогается, я оборачиваюсь.
Узнавание происходит не сразу. Но вот застывшая, припорошенная снегом фигура пижона оживает. Он выпрямляется и чертыхается.
Я откидываюсь на спинку кресла.
Получилось!
Щеки горят от переживаний. Улыбаясь, смотрю в окно.
Все могло быть намного хуже. По правде говоря, все каждый раз может быть намного хуже. И все же мне везет. Возможно, мне слишком не везло в другом, чтобы Вселенная не додавала мне и в этом.
За окном стелятся черные озябшие улицы. Метет мелкий снег, забивается под скамейки, жмется к стенам домов. Одиноко. Красиво.
Я выхожу возле арки, не доезжая квартал до моего дома. Дальше бреду пешком. Волнение прошло, осталось ощущение незавершенности, но оно размывается желанием забраться под теплое одеяло.
В мою двухкомнатную квартиру на первом этаже «сталинки» – в мою крепость – я возвращаюсь к трем часам ночи. Публикую пост в соцсети – как всегда, цифра и одно предложение. Из последних сил переодеваюсь в пижаму и скручиваюсь клубком под одеялом.
 
Зависимость – враг, который выковывает в тебе стержень, учит держать ухо востро – то есть, почти друг.
Зависимость неопасна. Опасно не уметь с ней справляться. А я умею.
  
Глава 2. День 28
 
Мое обычное зимнее утро.
Я открываю глаза – и вижу сети, сплетенные из веток замерзших каштанов. В ячейки сетей пробивается зимнее небо: где-то – белое, где-то – пепельное, где-то – с желтизной, как старая бумага.
Я потягиваюсь под теплым одеялом. В комнате светло, прохладно и тихо. Надеваю на пижаму свитер крупной вязки, на два размера больше моего. Включаю на ноуте Келли Кларксон и готовлю растворимый кофе с молоком. Затем, натянув рукава свитера на ладони, с полной чашкой отправляюсь в комнату для чтения. Там я забираюсь на кресло с широкими подлокотниками. Пью кофе, жую бутерброд и читаю книгу.
Но сегодня не такое утро.
Я открываю глаза – и тотчас же вскакиваю с кровати. За окном – плотный дневной свет. Это очень, очень плохо.
Хватаю мобильник – точно, проспала.
Почти синхронно стягиваю с себя верх и низ пижамы. Чищу зубы, суматошно перелистывая вешалки-плечики в гардеробной. Расчесываюсь, свободной рукой натягивая на себя джинсы. Закрываю дверь на ключ, застегивая молнию сапога. Надеваю куртку, спускаясь по лестнице. Любимую пушистую шапку натягиваю на улице.
Свежий воздух. Глубокий вдох.
Проношусь два квартала и врываюсь в полупустой «Бургер Кинг». Золотоволосая Лейла ждет меня за столиком, попивая кофе из стаканчика. Она, как и я, не пользуется косметикой, предпочитает неброскую одежду, но от ее волос словно исходит сияние – даже в такой пасмурный день.
Лейла – моя работодательница. Она феминистка, вегетарианка и кандидат в мастера спорта по дзюдо. А еще – ведущая кулинарных рубрик в нескольких европейских журналах. Я перевожу ее тексты на немецкий и шведский. Переводы – моя работа. И немного мое хобби. Ирония судьбы: человек, работающий с языками, плохо владеет тем языком, что у него во рту.
Я плохо запоминаю цифры. Все номера телефонов, пароли и даты всегда записываю. Но я очень хорошо запоминаю слова. Тексты запечатляются в моей голове целыми абзацами, слету – даже если они написаны на иностранном языке. Так что мне не пришлось выбирать профессию: она выбрала меня.
Лейла выкладывает на стол стопку журналов – бонус к гонорару. В моей жизни столько всего виртуального, иллюзорного, что посмотреть и потрогать переведенные мною тексты – огромное удовольствие. Лейла это знает.
– Твои журналы и твой гонорар вот здесь, в конверте, среди страничек, – она поднимается и надевает берет – изящно и аккуратно, будто вишенку кладет на торт. – Мне пора, Эмма. А ты, как всегда, молодец! С тобой невероятно приятно иметь дело.
«Не потому ли, что я не разговариваю?» – по-доброму иронизирую я.
Она неправильно расценивает мою улыбку.
– Правда, ты лучшая из всех, с кем мне доводилось работать. Завтра пришлю тебе новый текст.
«Окей», – я беззвучно шевелю губами и киваю. Вполне себе реплика. Почти как у нормальных людей.
Лейла упархивает за колонну, затем меркнет свет ее волос.
Я притягиваю к себе журналы. Совсем новые, пахнут краской. Гладкие, скрипят под пальцами. Свет отражается от глянца и режет глаза. Приподнимаю страницы, отпускаю, они падают, почти льются, одна за другой, и запах краски становится насыщеннее.
Покупаю стаканчик латте и, держа журналы под мышкой, бреду за сумкой, которую вчера оставила в чужом подъезде. Затем – домой.
 
Слякотно. Редкий снежок тает, подлетая к земле.
По привычке я стараюсь смотреть под ноги, чтобы не цепляться за взгляды прохожих, выражения лиц, движения рук.
Я столько всего вижу – намного больше, чем хочу. Но не могу увидеть то, что хочу на самом деле. Я скучаю по близкому мне человеку. Он нужен мне живьем: с теплом кожи под шарфом и запахом шампуня. С холодными ушами, потому что он вечно без шапки, и приглушенным голосом, от которого мурашки по коже.