Эскортница (СИ)

Я только потянула за дверную ручку туалета, как оттуда послышалось сдавленное рыдание. Хотела и вовсе отойти, чтобы не мешать девушке плакать, но в самый последний момент сквозь надрывные рыдания пробились слова: «Ну, почему в жизни столько дерьма?!». И мне этот голос показался знакомый. Я приоткрыла дверь, заглянув внутрь. Марьяна!
Моя подруга сидела на кафельном полу и, обхватив ноги, рыдала. Я даже не знала, что она на корпоративе. Если честно, то за все три часа, что он длится, Марьяна не попадалась в моё поле зрение. А, может, я просто была занята своим клиентом, переводя его пьяный бред коллегам. И, кстати, уверена на все сто, что завтра никто из них не вспомнит и половины из того, что происходило в клубе.
— Марьян, что случилось? — спросила я, осторожно протискиваясь в туалет.
Она подскочила и, смотря на меня испуганными глазами, начала быстро растирать ладонями слёзы по щекам.
— Всё нормально, — пробурчала подруга, размазывая остатки макияжа.
— Марьян, я сомневаюсь, что нормально, — настаивала я, подходя ближе к подруге. — Что с тобой происходит?
В последнее время Марьяна вела себя очень странно. Нервничала или впадала в ступор, будто все программы в её голове зависли. Была бы она компьютером, то, несомненно, я отнесла бы её к мастеру, а тут даже не знаешь, как реагировать на частые перепады настроения. К врачу Марьяна вряд ли сама обратиться. Девушка самостоятельная, да ещё и мама.
— Ничего! Ничего не происходит! — закричала она и, закрыв лицо, снова зарыдала.
Я уже сделала шаг, чтобы обнять подругу, но ее мобильный, лежавший на раковине, резко зазвонил. Дисплей вспыхнул знакомым именем Юсуф. Я ни на секунду не усомнилась, какой именно это Юсуф. Да и много ли Юсуфов звонят эскортницам? Судя по тому, что в телефоне Марьяны он был подписан, они уже обсуждали контракт.
Это решение пришло спонтанно. Я мгновенно схватила мобильный Марьяны и, приняв вызов: громко прокричала в динамик:
— Пошёл на хер, Юсуф! Ты мразливый урод забудь этот номер! — и скинула.
Марьяна на секунду опешила, раскрыв рот, а потом зарыдала ещё сильнее, будто я приговорила её к смерти.
— Ты что наделала?! Ты хоть понимаешь, что ты сделала?! — снова оседая на пол, причитала подруга.
— Спасла тебя! — гордо заявила я, опускаясь к Марьяне и пытаясь её обнять.
Подруга отпихивала мои руки и рыдала.
— Ты Соню убила! Ты её оставила инвалидом на всю жизнь!
— Какую Соню? — ни чего не понимая, спросила я.
Первая мысль пришедшая мне в голову была, что некая Соня эскортница попала в переделку, поехав к хозяину Юсуфа.
Сижу на полу и, хлопая ресницами, пытаюсь взять себя в руки, чтобы, как можно, быстрее найти решение, как помочь глупой Соне. Но тут подруга просто убивает меня своей правдой.
— Соня — это моя дочь. У меня были ряженые роды и Сонечке повредили позвоночник. Ей нужна операция, но сделать её могут только в Германии. Я собрала триста семьдесят тысяч евро. Этого мало! Мало денег, — задыхаясь сквозь давящие её слёзы, объясняла Марьяна, — и времени осталось катастрофически мало. Врач сказал, если операцию не сделать в течении года, то надежды, что Соня пойдёт нет. А ещё боли будут усиливаться. Ты, знаешь, как она плачет, когда всё болит! Всё болит, Лера!
Марьяна уткнулась лицом в свои колене, продолжая рыдать, а я почувствовала себя такой дрянью, что даже оправдывать свой поступок не захотелось. Да, спасла Марьяна от лап извращенца, но приговорила её дочь к мучительной жизни. Ну, что я за человек? Влезла туда, куда не просили и вот результат: подруга в слезах, ребёнок без надежды на будущее и полная беспомощность. Денег же нет ни у Марьяны, ни у меня. А ведь будь у меня папкины миллионы, я без ощутимого напряга помогла бы им. И тут меня прошибла ещё и совесть. Ни хрена бы не помогла. Я бы их даже бы не знала. Кутила бы в клубах, бухала и бросала бы деньги на ветер. Мне бы и дела не было до проблем простого народа. Это опустившись на землю, я из эгоистичной стервы стала превращается в человека, у которого оказывается есть зачатки души.
Тяжело вздохнув, я вспомнила папин автопарк. Там одна машина могла бы оплатить две жизненно необходимые операции в любой клинике мира.
— Сколько недостаёт? — пряча виновато глаза, шёпотом спросила я.
— Сто восемьдесят тысяч.
— А отец Сони? Он …
Я хотела поинтересоваться помогает ли бывший муж, но тут же сама осеклась. Раз Марьяна пашет в эскорте и всё время с продолжением, то глупо было предполагать, что папаша хоть немного чешется о здоровье дочери.
— Да бросил он нас, как только узнал, что Соня будет инвалидом. Ещё его мамаша масло в огонь подлила: что Соня на него не похожа, а я нагуляла. Вот с мамой и …, - и она всхлипнула, пытаясь успокоиться.
Сто восемьдесят тысяч сумма для меня теперь не маленькая, но оставить подругу в такой обречённой ситуации я не могла. И чем помочь даже не представляла. Просить девчат скинуться кто сколько может? Не все скинуться. Среди эскортниц есть и жмотки. Даже если предположить, что все как один оторвут от себя несколько сотен кровно заработанных купюр, всё равно не хватит. Деньги нужно просить у тех, у кого они есть в неограниченном количестве. Среди моих бывших друзей такие были, но, зная их, я сразу задвинула эту идею. Не дадут. И не потому что жмоты, а, скорее, потому что не привыкли тратить деньги на чужую жизнь. Им горести посторонних людей до одного места. Это большая редкость, чтобы богатые дядечки и тетечки с их детишками занимались благотворительностью. Только если разовый взнос для пиара себя любимого.
Хозяин! Вдруг стрельнуло в моей башке. Да, Хозяин! У него точно есть деньги. В памяти всплыло обещание Дмитрия Анатольевича на счёт любой суммы за моё тело в личное его пользование. Видит бог, не хотела себя продавать ему, но жизнь маленькой девочки стоит того, чтобы назвать свою цену. Сто восемьдесят тысяч — недёшево я себя оценила. Только вот Хозяина за язык никто не тянул, когда он давал обещания.
Ладно, меня хотя бы за эту сумму Дмитрий Анатольевич не будет избивать до полусмерти, как хозяин Юсуфа своих жертв. Эх, была ни была! Позвоню Стасу.
И тут снова разорвал мобильный Юсуф. Вот уж клещ, а не человек! Хотя какой он человек, раз поставляет чудовищу женщин для расправы. Марьяна бросила на телефон обнадеживающий взгляд, но я опять опередила её. В этот раз я уже более спокойно, но уверенно, сказала:
— Юсуф, ещё раз наберешь этот номер и пожелаешь об этом. Имя твоего хозяина прогремит на весь мир. Ты понял, мразь?
— Я тебя услышал, — на коверканном русском пропыхтел он в динамик и уже сбросил сам.
— Лера…, - чуть ли не теряя сознание, выдохнула подруга, уставившись на меня стеклянными от слез глазами.
— Уже второй десяток Лера и что? — хмыкнула я, отдавая ей телефон. — Марьян, не смей принимать его предложение. Я достану деньги. Сегодня, крайний срок завтра, они будут у тебя. Обещаю.
— Откуда у тебя такая сумма?
— От верблюда, — отшутилась я. — Так чего сидим рыдаем? А ну подъем и поехали от сюда домой. Ты к дочке, а я к верблюду!
По-началу Марьяна упиралась. Не хотела ехать домой. Мол, не заплатят, если уйдём раньше. А я махнула рукой:
— Ну, и пофиг! Поехали!
Так мы и уехали с корпоратива, никому ничего не сказав. Только прежде чем распрощаться с Марьяной до завтра, я попросила её сбросить мне на телефон адрес. Я нисколько не сомневалась, что Хозяин заплатит. Он не относился к мужчинам, которые бросали слова на ветер. В этом я уже успела убедиться.
Отправила Марьяну домой, а сама решила всё-таки прогуляться и попросила таксиста остановить в центре.
На улице начинался дождь и было довольно таки холодно. Но мне всё равно хотелось побыть наедине самой с собой. Может быть, это последнее мгновение моей свободы. Я никогда не продавала себя за такую огромную сумму. И, если честно, в какой-то момент подумала, что хозяин посмеется надо мной, сказав: «За такие деньги я куплю себе целый гарем! Зачем ты мне одна, когда вокруг столько доступных женщин?». С такими мрачными мыслями я бродила по ночному городу мимо витрин. В какой то момент ноги сами перестали двигаться, будто их сковали цепи и я остановилась возле детского магазина, в витрине которого были детские игрушки, кроватки, коляски. В общем, всё, что нужно счастливым родителям. Стоя напротив и рассматривая изобилующий ассортимент, мне вдруг стало так паскудно на душе. Сердце сжалось в комок, отказывая стучать дальше.