Наречённая из-за грани, или Мужья в довесок (СИ)

– Медальон он может оставить себе, – в этом вопросе Майя была со мной солидарна. – Даже если он всему миру медальон тот предъявит, кто докажет, что АМ – это вы? И прядь он может хранить чью угодно, хоть собственную.
– И фотки, – я откинулась на спинку сиденья. – Я думала, в Фартерском домене нет фотосалонов.
– Салонов нет, но мастера найти можно.
– Есть человек, утверждающий, что ему всё известно и не составит труда обнародовать переписку, – еле слышно продолжила Агнесса, комкая складки плаща. – Едва он бросил мне в лицо эти мерзкие обвинения, как я немедля сожгла все письма Ника. Его подарок, по счастью, неприметен и подозрений не вызовет. Но на следующий же день тот человек сказал мне, что уничтожение писем Ника ничего не решит, потому что в его распоряжении есть мои письма. Он якобы может их достать. И если он узнает о портретах…
Неудивительно, что Майя такую секретность развела и даже брату не раскрыла всех подробностей, хотя, казалось бы, с ним-то точно можно в первую очередь поделиться. Понятно, почему настойчиво хочет ограничить количество участников международной кражи одной максимально незаинтересованной, независимой адарой. Большинство умельцев, об оных нюансах услышав, покрутили бы пальцем у виска, сказали бы «сама, дура, виновата» и связываться бы не стали, ибо себе дороже. И были бы правы. Это ж додуматься надо, сфоткаться голышом… ладно-ладно, скорее всего, в нижнем белье, сколь возможно судить по эротическим фотографиям начала двадцатого века, и достаточно скромно по меркам века двадцать первого… и отправить сей скандальный компромат тайному возлюбленному, будучи при том официальной, мать его, невестой его же сюзерена!
– После отбытия бертерцев многие придворные дамы об этом шептались… о фотографических портретах, которые недавно начали делать в Бертерском домене… что это необычный, лучший знак любви и внимания – подарить такой портрет близкому, небезразличному человеку…
Наверное, поэтому и Феодора решила сфотографироваться с Костасом.
– И, говорят, это чрезвычайно модно в Бертерском домене. Я подумала, что едва ли смогу сделать его по прибытию туда и потому разыскала мастера в Ридже…
А искал кто, м-м?
– Мастерицу, – поправила Майя, подтвердив мои догадки. Не лично же принцесса по городу моталась в поисках фотографа. – Она не из Фартерского домена и уже покинула его. Она не знала, кого именно фотографирует…
То есть утечки информации с этой стороны можно не опасаться.
– Я сказала, что портрет сделать можно. Отчего нет, при нашем-то дворе ничем подобным не удивишь, а уж при бертерском…
Ага, а платье, значит, шить по бертерским эскизам отказались, стыд и срам, мол, этот домен благородный такого разврата ни в жизнь не видывал.
Ох уж эти двойные стандарты.
– Но отсылать их не следовало, – добавила Майя сухо. – Всяко не ему.
– А я отослала… втайне ото всех, – всхлипнула Агнесса.
– Может, заявить, что их без вашего ведома слили… то есть украли? – предложила я. – А фото… ну, скажем, для мужа будущего сделаны.
– Вместе с письмами? – Майя выразительно на меня посмотрела. – И если укажут на… этого мужчину, а он не смолчит…
Ясно. Не прокатит.
– Теперь я боюсь словечко лишнее бумаге доверить, – принцесса шмыгнула носом. Выудила из складок плаща белый, отороченный кружевом носовой платок и промокнула уголки глаз. – Тот человек приближён к нашей семье, если он только намекнёт моему венценосному брату… или обратится в прессу… я погибла.
– А ты не можешь написать этому… как его… Нику, дабы он избавился от улик? Ты-то не принцесса и при дворе не состоишь.
– И как мы убедимся, что он действительно исполнил всё как нужно? Как узнаем, не оставил ли чего… себе на память? И если вдруг, убереги, Мать, нас от подобного исхода, всё выплывет, как поймём, что это не его рук дело?
– Ох, Ник не может, – с неожиданным пылом вмешалась Агнесса. – Он бы никогда не поступил со мной так подло, бесчестно!
– Если у… того человека действительно есть возможность без лишних хлопот забрать ваши письма, то и портреты могут последовать за ними, – напомнила Майя чуть жёстче. – А если у него есть доверенное лицо в окружении Ника, то появление портретов на свет дня лишь вопрос времени. Не думаю, что Нику хватило ума хранить всё в разных, в достаточной мере надёжных местах, – она пересела на сиденье ко мне и, обернувшись, открыла узкое окошечко рядом с моей головой. – Поворачивай к дому моего брата.
 
Мой гарем полным составом ожидал на тротуаре перед домом Ворона. Счастья и радости не излучал, но хотя бы по лицу Виргила видно, что он сообразил, что сестра не могла увезти меня далеко и мы скоро вернёмся.
Майя вышла из кареты следом за мной, безмятежно улыбнулась шагнувшему к ней суровому брату. В окне гостиной мелькнуло лицо Жанин, заинтересованной не меньше остальных.
– Я же сказала, что желаю поговорить с Варварой наедине. Речи о том, где именно должна состояться наша беседа, не шло.
Филипп отступил от Люсьена, глянул поверх наших с Майей голов и отвесил низкий галантный поклон. Я обернулась и успела заметить, как принцесса ответила кивком из тёмных недр салона. Виргил с капелькой удивления посмотрел на Филиппа, затем понимающе – на сестру.
– Недёшево обходится высочайшая милость и покровительство, да? – заметил с усмешкой. – Только и успевай прыгать по команде.
– Нигде покоя нет, везде приходится крутиться, – отозвалась Майя беззаботно. – Кстати, пользуясь случаем… тебя можно поздравить, дорогой брат?
– С чем?
– С избранием тебя сочетаемым адары. Или ты… кто?
– Не твоё дело, – парировал Виргил благодушно.
– Не моё, не спорю. Но не слишком ли это жестоко – подставлять Варвару под гнев Алишан? Особенно нынче, когда она и без того Варваре не рада?
– Дорогая сестра, у тебя нет иных неотложных дел? Развлекать Её… твою легкомысленную подругу, к примеру?
– Увидимся завтра, Варвара, – попрощалась Майя. – Надеюсь, ты хорошенько обдумаешь всё, что услышала. Озейн Катрино.
– Озелли Мелве, – Филипп правилами этикета не пренебрегал и даже посреди улицы, одетый не лучше Люсьена, обросший и небритый, держался так, словно находился в светской гостиной.
И, самое мерзкое, ухитрялся выглядеть удивительно естественно, ни дать ни взять благородный лорд, не теряющий врождённого аристократизма в любых условиях.
Майя очаровательно улыбнулась Люсьену, села в карету и экипаж поехал прочь. А мы вернулись в дом.
* * *
Жанин, к счастью, не стала ни вдаваться в подробности происходящего у нас вообще и в частности, ни задерживаться в гостях. После полудня она отправилась в обратную путь-дорогу и я, признаться, выдохнула с облегчением. Жанин хорошая женщина и замечательная мать, по крайней мере, к невестке в моём лице она отнеслась куда лучше, чем можно ожидать, но на данном этапе она оставалась для меня незнакомкой, открываться которой я не спешила.
Проводив маму, мы устроили очередной почти семейный совет.
Ник, вернее, благородный озейн Николас Беллендор был, по словам Филиппа, видным, привлекательным молодым человеком. При фартерском дворе внимание он привлёк не только принцессы и кажущаяся внешняя простота, непривычная скромность его костюмов не окоротили жгучего дамского интереса. Однако озейн Беллендор отдал предпочтение Агнессе. Добрая половина двора видела, как молодые люди выделяют друг друга, как оказывают друг другу недвусмысленные знаки внимания, но закрывала глаза, дескать, пофлиртуют маленько, побалуются, да и разбегутся, как только дипмиссия отчалит восвояси. Необременительный придворный флирт ничего не значит и в большее не выливается, это всем известно.
А оно вон как сложилось. Действительно ли Николас был так очарован Агнессой, что позабыл о благоразумной осторожности, или прельстился возможностью завести интрижку с принцессой, Филипп сказать не мог. Не вникал в подробности чужих взаимоотношений, будучи на тот момент сам крепко увлечён некоей барышней, чьё имя наотрез отказался называть. Можно подумать, если бы назвал, оно мне хоть о чём-то да сказало бы. Виргил, правда, обронил этак невзначай, что барышня та вроде бы замужем и разводиться ради прекрасных очей любовника не намеревалась, но Филипп воздержался от комментариев на сию пикантную тему.