Самый лучший комсомолец. Том шестой (СИ)
— Понаблюдать за львиным прайдом! — развел он руками с видом «а разве не очевидно⁈».
— И вы приехали сюда? — уточнил я.
— Институт больше двух лет признает мою работу недостойной валютного финансирования, — скривился он. — Никакими открытиями, видишь ли, здесь не пахнет — это долгое, комплексное, важное для мировой фелинологии исследование, но Нобелевских премий за него не дают! — и он с вызовом посмотрел на меня.
— Не скажу, что понимаю, но «Фонд» вам денег на исследование даст, — пообещал я. — А вас за три года не съедят?
— Меньше трех лет — бессмысленно, — заявил он, подумав, что я хочу подрезать его аппетиты.
— У меня есть условие, — добавил я. — С вами отправится съемочная группа, флору и фауну для наших граждан поснимать. И будут повторять такие командировки регулярно. Ваша задача — способствовать им в производстве репортажей, но, если будут мешать — гоните взашей.
— Обязательно! — охотно пообещал Виталий Андреевич.
— В таком случаю будем ждать результатов вашей работы, — пожал я ему руку на прощание. — Вадим Петрович, — кивнул на КГБшника. — Вас сейчас отвезет в штаб фонда, там вам помогут написать заявление на финансирование, и после этого можете отправляться домой, собирать вещи — отправим вас еще до Нового года.
— У меня на обратный билет денег нет, — смущенно признался научный товарищ.
— Финансирование предполагает выдачу аванса в размере двух минимальных размеров оплаты труда, — намекнул я дяде Вадиму.
Чудак-человек — в один конец полетел, без копейки денег, в надежде на хрен пойми что. Авантюрист, блин, но другой в Африку три года рядом со львами жить и не поехал бы.
Гость радостно ускакал за дядей Вадимом, а в столовку — не уходить же, раз пришли, салатика с печенью наверну под компот — вошел дядя Дима.
— Ходоки к тебе просятся, — с ухмылкой поведал он мне.
— Товарищ Ленин велел ходоков не обижать, — одобрил я. — Пригласите, пожалуйста.
В столовую вошли трое однообразно одетых в ватники, штаны с начесом, валенки и шапки-ушанки мужиков возрастом «чуть за пятьдесят». Вид — настороженный, но это нормально, к Ленину тоже поди не преисполнившись оптимизмом приходили. Гости сняли верхнюю одежду, и я поднялся им навстречу. Поздоровались-представились.
— Очень приятно, товарищи! Вы, говорят, ко мне? Издалека?
— Недалеко, — пожимая мне руку, ответил Илья Лукич, он у них главный, потому что председатель колхоза. — Тридцать два километра на юг, колхоз «Пролетарский рассвет».
— Угощайтесь, товарищи, — гостеприимно указал я им на линию раздачи.
— Не голодны, — отказался за всех Илья Лукич.
— Тогда присаживайтесь, — вернулся я вместе с ними за стол. — Вы к нам, извините, по какому вопросу?
— Соседи у нас — «Ясное солнце» и «Лихой буденновец», — назвал поглощенные мной населенные пункты лидер ходоков. — Нынче совхозы, и зарплаты там вроде как не нашим чета.
— Так же хотите? — уточнил я.
— А и хотим! — подтвердил мужик справа от Ильи Лукича. — Это же бардак какой-то — пятнадцать минут на перекладных, а как будто в другую страну попал — и магазин полный, и зарплаты сказочные.
— Какое-то избирательное изобилие получается, — заметил мужик справа.
— Логистически неудобно, — развел я руками. — Вы как будто на отшибе находитесь, вот пока к вам и не полезли. Но глобально я с вами согласен — избирательное изобилие — это несправедливо, и в конце февраля, перед посевной, ждите в гости специалиста, который поможет переделать «Пролетарский рассвет» в совхоз-передовик. Я — не волшебник, товарищи, и возможности не безграничны. Пока, увы, ничем помочь не могу, придется подождать.
— Да мы подождем, — с неземным облегчением на роже заверил меня Илья Лукич. — Я своим так и говорил — если справа и слева изобилие, значит и нас догонит рано или поздно — чего людей от дел зря отрывать? Февраль, значит?
— Конец февраля, — подтвердил я.
— Будем ждать, — пообещали ходоки и пошли на выход, обсуждая, как ловчее будет пройтись по магазинам в поисках дефицита.
— Теперь и из других деревень приходить начнут, — предположила Вилка.
— На всех меня не хватит, — вздохнул я. — Но через год-два уже и не надо будет — опыты масштабируются достаточно, экономическая модель приживется, новые заводы выйдут на рабочие мощности. Одних только телевизорных три штуки строят стахановскими темпами — уж что-то, а «излучатели» должны стоять везде, чтобы кровавый режим мог промывать мозги податному населению отборной марксистской пропагандой.
* * *И снова свободное, будь оно неладно, время! Совсем ничего не осталось — разве что над душой у пролетариев всех разновидностей стоять, но я бы на их месте такому был не рад — это он чего приперся? Не доверяет? Обидно и нервно! — потому и сижу у окошка со стаканом какао в подстаканнике, не мешая городу работать и процветать.
— О, смотри! — отвлек я Вилочку от гимнастики под новую, концептуально украденную у стратегического противника, фитнес-передачу.
Поправив хаератник и майку — белые трусики поправлять нужды нет, сидят идеально! — девушка подошла ко мне.
На улице выбравшаяся из гастронома дородная дама в шубе и с пакетом продуктов в руках пыталась забраться на заднее сиденье «Москвича».
— А, Глафира Никитишна, — узнала жену нашего начальника охраны дяди Феди Виталина. — Без шубы бы влезла.
В голову дамы пришла та же идея, она сняла культовый женский атрибут этих лет и спокойно уселась — не настолько велики изначальные параметры.
— Хочешь шубу? — предложил я девушке. — А то у нас тут почти все в них ходят, может и тебе надо?
Настоящая эпидемия: в связи с «особо особой» категорией снабжения и не менее особыми зарплатами девяносто процентов взрослых дам с наступлением холодов дружно облачились в меха. А у нас еще и социалистическая рассрочка на год без процентов на дорогие товары народного потребления существует! Но с лимитом и пониманием — мы тут не в кабалу загоняем, а дарим радость и бытовое счастье, не больше тридцати процентов зарплаты на ежемесячный платеж. Можно было бы и покруче сделать, все равно же больше средней по стране остается, а у тебя при этом сразу телевизор, стиральная машинка марки «малютка», шуба, сапожки, дубленка на муже, деточки вообще как куколки ходят и вообще жизнь удалась.
— Тяжелая, — отмахнулась Виталина. — Двигаться не удобно.
— И в дверной проем боком заходить приходится, — кивнул я. — Нынешние пуховики тоже неудобные, нужно мастерить спортивный вариант.
Вот и нашелся досуг! Сняв трубку телефона, набрал домашний номер.
— Судоплатовы, — ответила мне трубка бабушкиным голосом.
— Бабушка Эмма, это я.
— «Бабушка Эмма» — это я! — хихикнула она.
Научил на свою голову.
— Как у вас дела? Все хорошо? — спросил я.
— Все просто замечательно, — заверила она. — Тебе маму?
— Маму, — подтвердил я.
Трубка по ту сторону стукнулась о поверхность, а по эту Виталина сделала потише и вернулась к гимнастике.
— Махи ногами! — объявил ведущий и вместе с танцорами начал эти махи совершать. — Энергичнее, товарищи женщины — для себя стараетесь!
Хоть что-то у нас не ради Родины, хех.
— Привет! — подошла к телефону мама. — Вчера же звонил, случилось чего?
— Обидно, — оценил я.
— Ну прости! — хихикнула она. — Привыкла просто, что ты как часы через день звонишь.
Потому что мамин душевный покой надо беречь.
— А у нас тут Черненко дачу строить собрался, — поделилась она свежими новостями.
— Привалило престижу, — хохотнул я. — А я тут тебе работы хочу подкинуть — пуховик спортивный.
— Спортивный? — задумалась она.
— Спортивный! — подтвердил я. — Сейчас нарисую что смогу, и самолетом тебе отправлю, ладно?
— Ладно! — легко согласилась она и строго одернула кого-то «за кадром». — А ну-ка не ешь козюлю!
И положила трубку.
Аленку воспитывает — братья козявки есть еще не умеют. Взяв бумажку и карандаши, нарисовал все пуховики, которые видел в прошлой жизни. Получилась целая бандероль! Чтобы мама не запуталась, распределил модели по пятилеткам — не вываливать же все сразу! Что-то, понятное дело, сопрут на волне хайпа к новинке, но тут уж ничего не поделаешь.