Легенда о Вороне и Лотосе

Я улыбнулась, пытаясь рассеять его обеспокоенный взгляд.
Если для меня встреча с генералом Лином в Шаньлу была удачей, то для него, скорее, роком. Ему было бы лучше никогда не встречать Гао Фэнь. Меня никогда не терзали сомнения, когда приходилось использовать таких мужчин, как наместник Доу, но генерал был другим. «Когда я отказывал вам?» Ему и правда было бы лучше не встречать меня.
23
Скрип железного замка заставил господина Чи забыть о гордости и открыть глаза. Я улыбалась ему сквозь решетку свой камеры. Теперь мы были соседями. Нас разделял лишь коридор.
– Рада видеть вас, господин Чи!
– Госпожа Гао!
Все та же кривая усмешка. Слишком самонадеянная. Я рада была видеть его здесь, как и он меня.
– А я уже заждался тебя!
– Не могла оставить тебя в одиночестве.
Я устроилась поудобнее на соломенном тюфяке и тихо рассмеялась.
– Как поживает простак Доу?
– Ты не успела. Он был здесь как раз до твоего прихода.
– Зачем же?
– Просить прощения. Он полон раскаяния.
Я усмехнулась.
– Даже если он решит поменять показания, вам придется ответить за незаконную добычу нефрита.
– Кто знает…
Его небрежный тон говорил: у него есть план. И пусть. После вчерашней ночи меня не пугали его планы. Я знала, что он не выберется. Теперь, когда генерал Лин доложил о творящемся здесь в столицу. Ему не позволят. Пусть он и дальше пытается дергать за ниточки, я просто хотела спать. Пусть крысы и дальше нервно шуршат в углу. Я просто хотела спать и не думать о том, что вчера в том паланкине не было Синфу.
И все-таки он мне снился. Неясный силуэт, который привиделся вчера. Что, если я лишь выдумала его? Что, если я просто обманула себя, потому что так хотела обмануться? Хватит. Его голос в темноте. Хватит. Его голос повторял это снова и снова, пока я и правда не перестала думать, и сон растворился.
Я проснулась, когда темнота уже разъедала факелы, горящие в конце коридора. Я проснулась, чувствуя, что он смотрит. Еще рано, я не хотела говорить с ним. Я закрыла глаза, пытаясь вновь заснуть, и лишь тогда поняла, что меня разбудило – его голос.
– Ловко ты его обвела. Она никогда не была такой. Думаешь, она хотела, чтобы ты губила меня и себя?
Тихий смех.
– Ты еще слишком юна и думаешь, будто можешь всех судить. Кто прав, кто виноват, кто достоин, кто нет. Думаешь, ты любила ее больше всех? Думаешь, что я только мучал ее?
В его голосе не было сожаления, только горечь.
– А ты знаешь, что я был ее первым и единственным другом? Ты знаешь, как она плакала, когда оказалась в весеннем доме, всеми забытая и опозоренная?
Я почувствовала, как по каменному полу ползет холод.
– Я убедил мать не отдавать ее этим грязным ублюдкам. Я защищал ее. Я всегда был рядом. Пока Цзе Цзин мечтал о своих подвигах и даже не знал, что его милую невесту заживо похоронили. Как думаешь, сколько раз он предал ее? Когда уехал в столицу, когда вернулся и не узнал ее? Когда пользовался ее добротой и заставлял рисковать ради своих людей? Он ведь даже не уважал ее, поэтому и не жалел ее жизни. Когда городская стража схватила пятерых из его шайки, он прибежал к ней, чтобы она помогла вызволить их. И она помогла. Она всегда помогала ему. Она даже пришла ко мне и променяла их на себя. И он позволил. Думаешь, он не знал, что она могла спасти их лишь так? Думаешь, он не понимал? Он просто пользовался тем, что первая красавица Хэши отчего-то так благоволила к нему, убийце и разбойнику. И это его-то она ждала. Это ради него она ушла от людей и поселилась в том домишке. А он? Думаешь, он был достоин ее? Думаешь, он мало предавал ее? И почему она прощала ему все, а мне не простила? Я предал ее лишь раз, а она не простила. Я вернулся в Хэши только ради нее. А она сделала вид, будто не узнаёт, будто никогда не знала меня, будто не я вытирал ее заплаканное лицо, будто она не молила взять с собой и не оставлять в «Лунном Свете». Как я мог взять ее с собой? Я ведь просто сбегал. А она не простила. До последнего не простила. Думаешь, это справедливо? Думаешь, ты справедлива? Унесла ее тело, будто только тебе и можно с ней проститься. Будто знаешь все лучше других. Будто имеешь прав больше, чем я.
 
– Я все равно тебе никогда не скажу.
Он что-то говорил. Еще. Горечь отравляла воздух. Я ничего не знала о любви, кроме того, что она была страшнее яда, высушивающего кровь.
24
Утром меня разбудил помощник Чжу. Но вместо положенного арестантам завтрака, меня вывели из камеры и приказали следовать за стражниками. Чи Дянь молчал, но его взгляд провожал меня с излишней торжественностью.
Мы не поднялись на второй этаж, а спустились ниже.
– Господин Чжу, куда вы ведете меня?
Помощник генерала молчал. Это был плохой знак.
Кажется, в этот раз допросов было не избежать.
В широкой комнате не было окон, только огненные языки факелов. В глубине, куда я не хотела смотреть. Я впервые была в этой камере допросов или, лучше сказать, пыток.
Меня ждали. Генерал, наместник и господин Сан.
– Почему ее руки не в кандалах? – Видимо, господин Доу теперь решил следовать букве закона. Жаль, что лишь сейчас.
– Разве я посмею причинить вам вред, господин наместник? – Я улыбнулась, одаривая его улыбкой. Он лишь отвернулся. Что ж, если он решил играть на другой стороне, это его право.
– Госпожа Гао. – Генерал подошел ко мне, но остановился в четырех шагах. На его лице плясали тени настенного факела. На его бледном лице. – Прочтите.
Он протянул мне лист бумаги. Иероглифы были выведены славно. Твердой, решительной рукой. «Я вынуждена уйти, чтобы спасти свое имя и честь семьи от грязных наветов злодеев, забывших о добродетелях и поставивших себя выше истины. Пусть моя смерть смоет грязь с их языков и станет свидетельством их жесткости».
– Что это?
– Записка, которую оставила моя мать, прежде чем… покинула свою семью. – Наконец и Сан Цзы вышел вперед.
Бледный, с дрожащими от злости глазами.
– Это ваш ответ? – Я помахала перед ним листком.
– Вы виновны в этой смерти.
– Разве? Кажется, госпожа Сан забыла упомянуть имена… «злодеев, забывших о добродетелях и поставивших себя выше истины».
– Вы погубили человека и смеете насмехаться?
– Как умерла ваша мать? Да и правда ли она умерла? Так просто расстаться с жизнью… неужели она думала, что мне хватит одной ее жизни?
– Гао Фэнь!
Жаль, я не слышала, как госпожа Сан увещевала своего сына всю ночь, доказывая свою чистоту и безвинность. Но, видимо, ей это удалось. Покончила с собой? Госпожа Сан? Хороший ход. Жаль только, я просила не этого. Думала, умрет и я не стану упорствовать?
– Моя мать публично покончила с собой, понимая, что не сможет отстоять свое честное имя перед вашими грязными интригами. Вы довольны, теперь вы довольны?
О нет, я ошиблась. Этот господин Сан был не так уж прост. Он напирал на меня, но его зрачки чуть подрагивали. Неужели он не оставил матери выбора? Спасти ее имя и честь семьи ценой жизни. Она мертва – кого судить? А теперь он пришел с этими нелепыми обвинениями, чтобы убедиться, что ее смерти будет достаточно и я умолкну.
– Нет, я недовольна. Я не просила ее смерти, смерть ничего не значит. Разве так страшно умереть?
Его глаза дрогнули.
– Видите, вы видите? В этой змее нет ни капли раскаяния!
– Гао Фэнь! – Наместник Доу, теперь был его черед. – Ты так легко признаешь, что и правда угрожала почтенному дому Сан? А готова ли ты признать, что угрожала мне и заставила написать ложный донос на господина Чи?
– Угрожала?