Легенда о Вороне и Лотосе

– А потом?
– Господин нашел меня и забрал с собой.
– Наверняка господин сказал тебе никогда никому не рассказывать об этом. Ты забыл?
– Он сказал, что теперь все будут звать меня иначе.
– Разве господин не сказал, что это тайна?
– Фэнь-цзе мне не враг.
Мне было больно смотреть на его дрожащие ладошки. Требовать от него, чтобы он носил всю эту боль закупоренной в себе, было слишком жестоко. И все же он не должен был никому рассказывать. Я могла лишь представить, как рисковал генерал, спасая его. Должно быть, сяо Хуань был из дворянской семьи, казненной за измену. Знатной семьи, если им было позволено принять смерть ядом. Или они сами выбрали уйти раньше, чем весь их род был вырезан императорской сталью.
– Сяо Хуань, как бы тебя ни звали, ты должен бережно хранить родителей в сердце. Посмотри на меня. Родители сестрицы тоже мертвы, но я знаю, что они присматривают за мной духами и хотят, чтобы в моем сердце царил мир. Твоя жизнь – их жизнь, поэтому ты должен жить счастливо.
– А ты… ты тоже…
Я прижала его к себе, надеясь, что он никогда не закончит вопрос. Он обнял меня, и по дрожи его тела я поняла, что он плачет. Тихо, без всхлипов. Я тоже научилась плакать так в тринадцать. Когда Цзе Цзин в первый раз увидел мои слезы, он вложил в мою ладонь нож и отвел на Волчий склон.
– Это жизнь, ты должна за нее бороться! – Его крик пугал меня не меньше, чем глаза приближающегося зверя. Они поймали его на охоте и привезли в наш лагерь.
– Он твой!
Оскал волка начал кружить и тянуть меня к обрыву. Застывшие слезы холодным лезвием скребли по горлу. Глаза зверя – по моим зрачкам.
– Фэнь-цзе, если твои родители мертвы, ты можешь пойти вместе с нами. Господин примет тебя.
Я рассмеялась.
– У сестрицы уже есть господин.
– Мой лучше.
– Каждому свой дом. Ты должен беречь свой.
Сяо Хуань задумался, чуть нахмурив брови.
– Скажи, это твой господин послал за мной? – ласково прошептала я.
– А! – Его взгляд прояснился. – Господин сказал, чтобы я нашел Фэнь-цзе и привел к нему.
21
Генерал Лин ждал меня в одном из внутренних дворов. Эта часть поместья пустовала с тех пор, как наместник был взят под стражу и его домашние были заперты в западных покоях. Он бродил по саду, заложив руки за спину.
– Генерал Лин. – Стоило господину обернуться на мое приветствие, как сяо Хуань отпустил мою руку и убежал.
– Госпожа Гао!
Генерал подошел ко мне, пряча волнение за новой для него беспечной улыбкой.
– Все как вы и сказали. Наместник Цзюэ признал свою вину, а управитель Мин подтвердил, что госпожа Сан тайно прибывала в город, чтобы просить о помощи брата.
– Значит, вы вынесите приговор?
– Приговор уже готов.
– Разве вы не должны сообщить об исходе дела в столицу?
– Я прибыл сюда, чтобы покарать виновного, кем бы он ни был. Наместник Цзюэ предал доверие императора и будет казнен.
Казнь. Кровь. Картины чужой смерти больше не холодили руки, с тех пор как волк и пропасть заставили меня сделать выбор. Он тянул к краю, а моя рука крепче сжимала нож. Я не помню, как вонзила его в сердце. Я помню только, что лежала на краю и тело давило к земле, я помню, что его кровь капала на лицо, но мои глаза не закрывались. Я помню, что они стояли и радостно кричали, но никто не подошел, чтобы помочь мне подняться. С той самой первой смерти я знала, что любая жизнь – это чья-то смерть. И чтобы ты ни выбрал, тебя ждет расплата.
– Что будет с его семьей? – тихо спросила я, осторожно входя в пустые покои. – Будут ли они лишены жизни?
– Правосудие требует этого. – Генерал сделал паузу, выжидая мою реакцию, но не получив ответа, он продолжил: – Однако император милостив, домочадцы предателя понижены до простолюдинов и будут переселены в другую провинцию.
 
– Им повезло, что генерал Лин полон милосердия.
– Госпожа Гао предпочла бы видеть их смерть?
Я обернулась. Генерал ждал ответа со всей серьезностью.
– Вы напрасно беспокоитесь, я не настолько жестока, чтобы карать невиновных.
– Я знал, что и вы полны милосердия.
Милосердие. Я рассмеялась. В этих пустых покоях гулял ветер. На столе лежали полуоткрытые шкатулки и брошенные серьги. Кому-то пришлось покинуть свой дом в одно мгновение. Я коснулась искусно расписанного веера. Должно быть, здесь жила прекрасная наложница. А теперь она ушла, и в этой комнате призраком покачивались лишь пустота и пыль. Но пустота, не залитая кровью.
– Господин Цзюэ совершил немало зла, и поэтому я буду радоваться его смерти.
Милосердие. Мне не нравилось это слово. Оно разжимало мои пальцы и позволяло сделать шаг – в пропасть. Сорваться, лишь бы не чувствовать тяжесть чужой смерти.
– Что же будет дальше? Вы останетесь в Шаньлу? – Я посмотрела на генерала с прежней безмятежностью.
– Лишь до прибытия нового наместника. – Господин Лин смотрел на меня новым ищущим взглядом. Но я знала, что он ничего не увидит на моем лице.
– Сяо Хуань не успеет заскучать здесь.
Генерал кивнул. Теперь он казался озадаченным какой-то новой, тревожащей его мыслью. Он прошел в следующую дверь, и мы оказались в маленьком внутреннем саду. Здесь росло лишь одно дерево, чьи цветы еще не распустились. Под ним лежал забытый цинь. Прежде чем генерал бы решился высказать то, что не давало ему покоя, я подняла покинутый инструмент и опустилась на землю.
– Говорят, музыка может примирить даже пустоту.
Чужой цинь лег на мои колени, и я закрыла глаза.
Мои пальцы заскользили забытой песнью. Струны упрямо хотели ранить незнакомые пальцы, но мои не боялись боли, и грусть дрожащим ветром пронзала воздух. Это была странная песня, которую мои пальцы никогда не пели прежде.
Когда музыка замерла, и я открыла глаза, Генерал Лин не отрываясь смотрел на меня. Его взгляд все еще был пронизан моей песней.
Я отложила цинь и поднялась.
– Это мой подарок вам.
– Прощальный подарок, – договорил он за меня.
– Мы никогда не можем знать этого наперед.
– Я ничего не понимаю в музыке, – с тихой улыбкой проговорил он. – Но ваша и правда может примирить пустоту.
22
Я тонула. Я тонула, и мои руки усталыми прутьями тянулись ко дну. Я тонула в темноте, но я знала, что там, внизу, кровавый ил еще не успел всосать новое тело. Я тонула, чтобы увидеть его и улыбнуться, но мое лицо уже растворялось в холодной липкой воде.
Когда открыла глаза, все еще чувствовала тонкие стебли удушья. Их смогла смыть лишь холодная вода. Поместье наместника давило медной сетью ночного кошмара, и я незаметно выскользнула через задние ворота.
Город кипел утренней суетой, как забытый на огне чайник. Я добежала до рынка и уселась за последний свободный столик у матушки Динь. Она прибыла сюда из Долины Рек, и у ее лапши был привкус теплого ветра Хэши и луны, закрывающей глаза звездам.
– Госпожа Гао! – Ее сынишка подбежал ко мне с уже беззубой улыбкой.
– Одну порцию лапши, Ин-Ин. А где твой правый?
– Вчера выпаль.
– Один выпал, другой вырастет.
Мальчик весело закивал и с криком «Ляпша!» побежал обратно на кухню.
Солнечное утро дышало теплом, холод ночных кошмаров отпускал, и я чувствовала, что все еще жива.
Лапша матушки Динь показалась мне лучше прежней, а рынок – живее обычного. Я направилась к лавке сладостей на углу. Детвора так и норовила стащить что-нибудь, поэтому хозяин отгонял их беспокойным коршуном.
– Дядюшка, отмерьте мне мешочек османтусового печенья! – весело прокричала я, пробираясь сквозь хитрые атаки детворы.
– Госпожа, только что скупили все, что было. – Хозяин указал на двух покупательниц, все еще выбирающих что-то в конце прилавка.