Бельканто на крови (СИ)
— Я надеюсь, вы сдержите своё слово.
— У вас есть основания сомневаться? — быстро спросил Эрик.
— Да, зная вашу репутацию.
— И какова она?
Маттео замялся, но ответил, вскинув голову и глядя в глаза:
— Я слышал, у вас репутация человека, склонного к безнравственным поступкам.
— Кто вам сказал?
— Тот, кому я доверяю. Я не могу назвать его имя.
«Дурочка Хелен пересказала гнусные сплетни?» — подумал Эрик.
— Синьор Форти, вы в нашем городе недавно, и многое вынуждены принимать на веру, но не спешите клеймить человека, пока сами не убедитесь в его виновности. Помните, вы просили меня сойти с могильного камня из уважения к усопшему?
— Помню. Но вы не выполнили мою просьбу. Вы и сейчас топчете надгробие.
— Когда-то этот камень лежал на пороге католической церкви, — Эрик нарисовал перед собой воображаемые врата, показывая, где именно располагался вход. — Усопший много грешил при жизни, но перед смертью покаялся, завещал своё богатство церкви и просил похоронить его на пороге, чтобы люди веками топтали его могилу и помнили о раскаянии. Я всего лишь исполняю волю покойного.
Лицо барона было бледным и серьёзным. Несколько веснушек, рассыпанных по носу и скулам, казались неуместными в такой холодный день. Ранка на верхней губе напоминала Маттео о злополучном вечере, и он не мог поверить, что этот рассудительный человек пытался его изнасиловать. Пока он придумывал подходящие слова, барон продолжил:
— Вы сделали вывод о моём неуважении к покойнику, не зная всей правды. Возможно, я не настолько дурной человек, как вы думаете.
Он коротко кивнул и, не дожидаясь ответа, направился к дому. Маттео не слышал, как заорал барон, вернувшись в дом: «Юхан, быстро приведи ко мне маленькую мерзавку!»
***Добиться признания от Хелен не удалось. Насмерть перепуганная девица отрицала, что предупреждала итальянца о моральном облике барона, и уверяла, что не знает значения слова «безнравственный», поэтому не могла его использовать. Разъярённый Эрик вытолкал её из комнаты.
— Юхан, вспоминай, с кем Форти общался в последние дни?
— Мазини, Хелен, фрау Катарина и фрау Гюнтер, не считая слуг. Но он со слугами не больно-то общается. Можно подумать, сам барин!
— Катарина или Агнета не стали бы предостерегать его. Обе слишком меня любят.
— Тогда кто?
— Это кто-то посторонний… — Эрик задумался, потом решил: — Нужно обыскать его комнату. Позавчера он получил письмо. Я должен знать, от кого. А ты иди на третий этаж караулить итальянцев. Если они внезапно закончат играть, дай мне знак и попробуй их задержать.
В комнате Маттео было темно и душно. Тяжёлые шторы прикрывали окно, не пропуская даже немного тусклого дневного света. Только человек, привыкший к беспощадному южному солнцу, мог с таким тщанием ограждать себя от его лучей. На севере люди солнца не боялись. Пахло духами, Эрик узнал едкий цветочный запах. Он отодвинул штору и приступил к обыску.
На туалетном столике перед большим круглым зеркалом стояли флаконы с лосьонами и ароматными эссенциями. Три щётки для волос, баночки с пудрой и помадами. Изящный нож для разрезания бумаги и острые миниатюрные ножнички обнаружились в выдвижном ящике рядом со шкатулкой для драгоценностей. Эрик потратил несколько минут, пытаясь взломать шкатулку булавкой для шейного платка, но потерпел поражение. Решив, что письмо всё равно не поместилось бы в маленькую шкатулку, он подмигнул своему отражению и направился к рабочему столу у окна. Тщетно пролистал книги и перетряхнул все нотные записи.
В платяном шкафу не оказалось ничего интересного, кроме платья и обуви. Эрик поразился богатству гардероба юного певца. Некоторые вещи стоили неимоверно дорого: белоснежный шёлковый камзол, затканный диковинными райскими птицами; рубашка, сшитая целиком из тончайших французских кружев; треуголка со страусовыми перьями и несколько пар туфель из разноцветной кожи высочайшего качества. Такая одежда стоила целое состояние и могла разорить любого модника. Эрик погладил рукав камзола, понюхал нескромную рубашку и закрыл створки шкафа.
В чемоданах он обнаружил одежду попроще, серебряное распятие и молитвенник на латыни, которую не понимал. Как любой аристократ, получивший отличное образование, Эрик говорил на родном шведском, на Калинском немецком, довольно бегло на французском и немного понимал итальянский, но латынь — нет. Реформация избавила многие народы Европы от необходимости учить поповскую латынь. Службы в лютеранских храмах велись на родном для прихожан языке.
Эрик направлялся к кровати под резным балдахином, собираясь осмотреть постель, как вдруг услышал со стороны лестницы: «Добрый день, синьор Мазини! А я думаю, что за звуки с перечного склада?! Я и не знал, что тётушка устроила здесь театр!». Эрик на цыпочках вышел из комнаты, запер дверь на замок и скользнул в густую тень под лестницей как раз вовремя: итальянцы спустились с третьего этажа на второй и двинулись в покои маэстро. До Эрика донёсся знакомый запах цветочных духов. Следом протопал Юхан, громко выкрикивая: «Приятного дня, синьоры! После трудов праведных можно и отдохнуть!». Эрик поймал слугу за рукав и рванул к себе: «Что ты орёшь, идиот!», а снизу уже поднималась Хелен. Она тоненько позвала: «Ваша милость барон Линдхольм, фрау Майер просила передать, что карета подана».
9
Погода окончательно испортилась. Свинцовые тучи затянули небо, посыпался мокрый снег. Барон мог бы поехать верхом, но предпочёл разделить карету с тётушкой и её постояльцами. Хелен не поместилась и потому осталась дома, а Юхан уселся рядом с кучером. Эрик закутал ноги Катарины тёплым одеялом и убедился, что его сыновняя заботливость не осталась незамеченной.
Он был уверен, что Маттео переживает из-за того, что глупо и необоснованно обвинил человека в неуважении к покойнику, и планировал продемонстрировать свои самые лучшие качества, чтобы усилить чувство вины.
«Фортуна» со спущенными парусами покачивалась у главного причала среди десятка торговых шхун. Большая осадка говорила о том, что трюмы полны грузов. На рейде, укрываясь от штормового ветра, ожидали своей очереди на разгрузку несколько иностранных кораблей. Над ними, пронзительно крича и подбирая объедки с палуб, кружили чайки. Капитан с красным обветренным лицом, ровесник Катарины, любезно принял хозяйку шхуны и её гостей. Увёл в тесную кают-компанию, усадил за круглый стол.
— Как я счастлив видеть вас, ваша милость! — поклонился он Эрику. — Фрау Катарина! Только мысли о вас поддерживали меня в долгих странствиях по миру.
— Вы преувеличиваете, Леннарт, — засмеялась тётушка, прикрывая рот. — До России не так далеко, как вам кажется. Что вы привезли на сей раз? Вы закупили всё, что я планировала?
Пока они беседовали, матрос принёс небольшую кадку и вскрыл её прямо на столе. Соскрёб ножом слой соли и перца и вытащил на свет кусок белого свиного сала с розовыми прожилками. Маттео с интересом наблюдал за матросом, который ловко нарезал сало на тонкие ломтики и уложил на тарелку. Затем появились каравай ржаного хлеба, бутылка водки и пять крошечных рюмочек — не чета тем стаканам, из которых они пили водку позавчера.
— Приглашаю выпить и закусить в честь удачного похода! — Леннарт лучился от гордости. — Это прекрасное русское сало, попробуете один раз — и влюбитесь на всю жизнь!
— Тут вы правы, Леннарт! В некоторые вещи можно влюбиться с первого раза, — поддержал капитана Эрик. — За удачу!
Все подняли рюмки, выпили и закусили. Маттео пил без опаски и более сноровисто, чем в первый раз. Эрик наблюдал, как итальянец осторожно кусает прозрачный белый ломтик, оставляя на нём полукруглый след от помады. Эрика заводила эта деликатная манера есть. Он не мог избавиться от возбуждающих картин в голове.