Полынь - трава горькая (СИ)
— Васька, уводи Флейту, — крикнул Роман.
— Все, плывите отсюда, — замахал на дельфинов Алексей, — и не возвращайтесь.
Дельфины, как будто поняли его, развернулись и ушли в море.
— Теперь на свободе у них маленький родится, — радовалась Нина.
Сергей молчал и только обнимал её.
— А мне теперь голову ломать, что начальству скажем, — сокрушался Митрофаныч, — но дело правильное, захирели бы они тут в хлорке, а так — воля. Повезло.
— Мы про вас ничего не скажем, — заверила Митрофаныча Нина.
— Мы это кто? — пожал плечами Алексей, — вас тут никого не было. И тебя Ромка тоже… я дежурил, вот я и объяснительную напишу. А вы все уходите, пожалуйста, скорей. Я за вами и ворота закрою.
— Прямо ночью пойдём? — удивилась Нина.
— Фонарь можете себе оставить, — смилостивился Алексей.
— Ладно, пошли, я дорогу покажу короткую, — пресек обсуждения Митрофаныч, — пешком придется прогуляться, но здесь недалеко будет.
— Я и сам дорогу эту знаю, Константин Митрофанович, мы дойдем, а вам лучше домой.
— Ну, как хотите. Приятно было познакомиться, — Митрофаныч протянул Сергею руку, — смелый он у вас, — подмигнул Нине, — приезжайте еще, в настоящий поход свожу по горам, можно хоть с ночевкой на перевале, только обувь прикупите годную, а то больно смотреть на вас было, — он по-доброму усмехнулся, — ну Лёш, бывай, увидимся.
На том и разошлись.
Глава 28. Мужской разговор
Лунная красота завораживала, надежда, что дельфины появятся снова не позволяла уйти с берега. Но водная гладь молчала.
Всполошенный крик одинокой бессонной чайки нарушил тишину и замер, делая её еще глубже. В мерном дыхании моря было столько покоя! Серебро луны оттеняло глубокий бархат ночных вод, небо казалось светлее из-за легких облаков, они тянулись, белесовато-бурые, словно гигантская птица трепетала крыльями, прикрывая звезды.
— Уплыли, — вздохнула Нина и прижалась к Сергею, — плакать хочется!
— С чего ж плакать? Радоваться надо, они свободны теперь, — он обхватил её руками, прижался сзади и макушка Нины как раз пришлась ему под подбородок. Так и стояли.
— Да, радоваться надо, а я вот… — Нина всхлипнула, развернулась, уткнулась ему в грудь. Сергей не мог понять, но гладил её по плечам, поправлял растрепанные волосы Нины и ждал.
Роман оглянулся на них и отошел подальше в сторону. Хрупкое дружеское равновесие между ним, Сергеем и Ниной, порожденное общим опасным делом спасения дельфинов, разрушалось на глазах. Все становилось на свои места — влюбленная пара и третий лишний. А что было в степи… да было ли, или он додумал, как на картинах, добавил чего нет. Надо забыть и жить дальше. Только как такое забудешь? Значит скрыть и жить с занозой в сердце, говорят время лечит — зарастет постепенно.
Алексей и Митрофаныч были настроены более прозаично, высокие материи их не тревожили. Алексей стоял рядом с экскурсоводом и с тревогой ждал, что тот скажет теперь, на трезвую голову, но Константин Митрофаныч не спешил, то ли обдумывал с чего начать отповедь, то ли морем любовался. Алексей обреченно вздохнул и начал первым
— Спасибо, что помогли, без вас бы не справились.
— Я, Леха, до того, как со стадами по горам ходить в лаборатории этой пятнадцать лет с дельфинами бок о бок. А видишь, не решился! Смотрел, да мимо ходил. Жалко было, да, но работу терять мне нельзя, один кормлю и благоверную и детей оболтусов, а одна невестка по третьему разу беременна. Делать нечего, так плодятся, а жить на что, детей растить как? Это они не думают. Мы-то со старухой на две пенсии припеваючи прожили бы. Э-э-э-э-х, да что я не человек что ли? Правильно ты поступил Леха, только сам теперь, что думаешь делать?
— А я все равно ушел бы! Мать все просила: потерпи, да потерпи, жилье ведомственное, где такое найдешь… своя у нас халупа и домом не назовешь, сад был — запустили, думали тут крепко приживемся. Но это же сил нет выносить, Константин Митрофанович! Я тут один что мог? Бассейны чистил, воду менял, кормил…а они все чахли, кожа в слизи, облезает, нервные стали. Под вечер бывало те, что в море подойдут близко, прямо вон сюда, в бухту и давай свистеть, стрекотать, зовут вроде: "идите к нам", а наши отвечают из тюрьмы: "мы не можем" и давай метаться, как Флейта вчера. Нет, пока они тут были не ушел бы, сам сидел, как привязанный. А теперь свобода.
— Это у дельфинов свобода, а у тебя статья, думать надо, как избежать.
— А может признаться? Я вас впутывать не буду, и Ромку с жильцами его, скажу сам один, свидетелей же нет…
— Вот, что ты Леха? Если не сядешь, так штраф припаяют, и с чего вы с матерью платить будете? Нет, здесь с умом надо. Объяснительную писать начальнику станции. Ты раньше хоть раз писал, что бассейны и шлюзы в аварийном состоянии?
— Конечно, сто раз писал!
— Вот это хорошо, — Митрофаныч поднялся, хлопнул Алексея по плечу, — а теперь напишешь, что при плановой проверке, когда ты бассейны смежные наполнил, решетки и повылетали, дельфины в стрессовом состоянии, никто за ними не наблюдает, не лечит, что они вообще опасны стали, агрессию проявляли последнее время, выбили решетки и ушли в море, а ты один их удержать не смог. Что ты сообщал об аварийном комплексе, да никто тебя не слышал. Синяков они тебе не наставили? Утром в травму езжай, жалуйся тут болит, там болит, пусть запишут, как производственную, к заявлению справку приложишь, может еще за моральный ущерб получишь. А насчет жилья — мать у тебя ветеран труда… тоже подумать надо… короче идем уже, что сидеть, ушли они и слава богу. — это Митрофаныч громко сказал, для всех и добавил, — в наших общих интересах всем, кроме Алексея, как можно скорее покинуть территорию биостанции.
***Роман, Сергей и Нина домой возвращались как и пришли на биостанцию — пешком. Константин Митрофанович такси вызывать не посоветовал, лишний свидетель зачем? Да и пешими тропами выходило быстрее.
С фонарем, который Рома одолжил у Алексея, они шли и шли. Видно было только каменистую белесоватую тропу, широкую, но неровную, все остальное тонуло в бархатном мраке карадагского предгорья. Редко высвечивались прострелы фар на серпантине, заползали за поворот и трасса снова погружалась в темноту.
Роман светил, он шел впереди, Сергей крепко держал Нину за руку и следовал за ним. Луна давно зашла, а рассвета не было.
— Вот здесь осторожнее, спуск будет крутой, а потом на трассу выберемся и до самого дома почти по хорошей дороге пойдем, — приостановился Роман.
— Хорошо, спасибо, — ответил Сергей, а Нина молчала, у неё никаких сил уже не осталось. Слишком длинным и напряженным оказался день, сейчас каждый шаг по пересохшей тропе давался с трудом.
— Ну потерпи, скоро уже, — Сергей чувствовал её усталость.
Нина благодарно сжала его пальцы, но ответить не смогла. Дойти бы и лечь! Ноги гудят, голова болит, кружится. Даже знобит, или она снова обгорела? Если бы Сергей не вел её, то села бы где-нибудь на камень, а лучше свернулась клубочком и заснула. Глаза на ходу слипались.
Нина и не поняла даже в какой момент Сергей взял её на руки и понес, она не заметила, что потеряла левый шлепанец, не помнила, как оказалась наверху, в комнате. Только, когда Сергей укладывал её на кровать проснулась.
— Сережа, пришли уже?
— Да. Ты спи, спи
— А в душ… — это была мысль или невнятное бормотание? Нина не поняла.
— Завтра в душ.
Он раздел её уже сонную, уложил удобнее, расправил на подушке спутанные волосы. Знал — Нина станет сокрушаться, что не расчесать.
А сам все не ложился, смотрел на неё.
В комнате горел ночник-свеча, огонек прыгал неестественно ритмично, не похоже на живой огонь. Вместе с ним дергались на стене тени. Сергей задумался, долго просидел так. Сейчас, когда Нина крепко уснула, он мог позволить себе сбросить маску владения собой. У него тоже болела голова, но он не обращал внимания, тревожило не это. Весь день Сергей откладывал, отодвигал сомнения, но невольно наблюдал за Ниной и Романом, пытался понять. Эти мысли жили в нем с того момента, как он увидал рисунки.