Полынь - трава горькая (СИ)
А он со двора не идет. Там все другое было, и отец, и мать, снег зимой… холодно…
Романа охватила дрожь и навалился страх, камнем на дно потянул. Нельзя поддаваться, плыть надо… берег где? Только море…
И вдруг из глубины что-то живое толкнуло его — вот когда Роман испугался, с головой ушел под воду, наглотался, вынырнул, закашлялся. А оно снова, гладкий бок и метнулось в сторону. В метре от Романа море забурлило, лунный свет вспенился, а из воды высунулась круглая голова, улыбчивая пасть, Роман услышал тонкий визг и стрекот. Дельфин! Снова подплыл и толкнул Романа, голова ушла под воду, дугой поднялась блестящая спина с плавником. Ждет? Роман ухватился и сейчас же дельфин понесся вспенивая воду, шел по верху, пловца держал над водой, как дрессированный. Роман перестал бояться, стал разговаривать с ним, как будто морской зверь мог понимать человеческий язык.
— Ты чего тут? Поиграть хочешь? Какой ты…
Они снова расцепились, но дельфин не уплыл, он все кружил рядом, стрекотал и пищал, пока Роман снова не взялся за плавник. Тогда опять поплыл быстро. Роман не знал куда неожиданный спаситель увлекает его, но доверился полностью. И не зря, скоро лунная дорожка оборвалась, а это значило, что дальше — берег. Дельфин проводил Романа до мелководья, чуть не до полосы прибоя и исчез в лунных бликах. Роман выбрался из воды, лег на гальку, отдышался. Страха не было, усталость и почему-то тревога… Удивительно, но дельфин притащил его почти к самой бухте, Роман узнавал сто раз исхоженный берег. Метрах в тридцати его грот, там и одежда…
Возвращаться домой сил не было и Рома снова уснул. На этот раз проспал он до утра, на удивление спокойно, без слез и сновидений. Мысли о Нине… Не то чтобы он выкинул их из головы, скорее отодвинул, невозможно сейчас было думать о ней. Слишком острым было счастье близости и слишком болезненно все оборвалось. И больше всего тревожили её слова, что между ними все "не настоящее", снова и снова возвращался он к ним. А настоящее? То, что у неё с Сергеем? Как ни абсурдно это выглядело, но Роман жестоко ревновал! Не имея никакого права, по-мальчишески запальчиво и глупо, он не мог думать о том, что сейчас Нина с Сергеем вместе, что они спят рядом, обнимаются, шепчутся, смеются, занимаются любовью. И Нина даже не вспоминает о нем!
Роман не мог понять её, не мог понять себя и потому закрылся, выместил это все из сознания, заменил тишиной грота, молчанием звезд, плеском волн. Созерцанием.
Он проснулся, приготовил краски, кисти. День был солнечный, но облачно, белые, пухлые как вата облака разрастались от горизонта и шли по небу. Поднялся небольшой ветер, море волновалось.
Роман хотел нарисовать дельфина, он пытался увидеть картину внутри себя, всегда так делал. Они проявлялись в нем уже цветные, яркие, так было в степи с Ниной, когда она спросила откуда взялась лошадка, а он видел! Не знал, как рассказать про это и не успел. Сейчас он хотел бы ночное море нарисовать. И луну… Нет! Роман внутренне содрогнулся от запоздалого страха. Нет, ночь не надо, а вот солнечный день — да. Он стал намечать, сосредоточился, увлекся, потерял счет времени и не заметил Нину и Сергея, которые спускались к морю другой дорогой — вдоль реки.
Глава 20. Купание
— Смотри, а это ведь хозяин наш, — указал рукой Сергей, — рисует…
— Да, — Нина узнала бухту, то самое место, где они были с Романом. — Он хорошо рисует, — сказала она и больше ничего.
Ничто не имело значения сейчас. Вот, Сергей держит её за руку — это важно, все остальное — нет. Если бы Нина знала, что Сергей приедет, наверно она ждала бы, и не пошла с Романом, не приехала сюда, к горам, в эту глушь. Сидела бы в Феодосии. Но, тогда не было бы высохшего русла реки, белых пыльных камней под ногами, спелых персиков и горячих Сережиных губ. И того, как он на нее смотрит сейчас — тоже не было. Все происходит, как происходит, значит, необходимо было ей уехать одной, а Сергею поехать за ней. Ведь поехал же! А может это и есть простая человеческая любовь, как и то, что было у них, у дерева… Она не сожалела, ни о чем не сожалела…
— А ту картину, в степи, он когда закончит?
— Что? — Нина не поняла даже, так далеко увели её мысли. — А… Картину… не знаю, почему ты спросил?
— Не хочу оставлять твоих изображений.
— Почему? — Нина удивленно посмотрела на него.
— Потому, что ты только моя, — обнял её Сергей. — Никому тебя не отдам, даже нарисованную.
— Не отдавай, — Нина прижалась к нему, словно искала защиты. Только от кого?
Роман повернулся в их сторону, узнал, кивнул.
— Давай подойдем, а то не хорошо так, надо поздороваться, — сказал Сергей. Они могли бы и не приближаться, помахать издали. Нине показалось, что Сергей намеренно ищет повода для общения, но она не стала возражать.
— Хорошо, пойдем…
На картине играло красками утренней зари море, опалово-лазурное, золотисто-розовое, бескрайнее, далеко в него вдавался берег, образуя бухту, ту самую где они сейчас стояли. И непривычно близко от берега высунулся из воды улыбающийся во весь рот дельфин.
— Здравствуйте, Роман, — первым поздоровался Сергей.
— Здравствуйте, — ответил Роман и вернулся к картине.
Не хотел он смотреть, как уверенный в себе, счастливый Сергей продолжал обнимать Нину, не испытывая никакой неловкости, оно и понятно — невеста. А Нина, как смотрит на него! Ничего не видит больше и покорная, это по всему понятно, что он не просто обнимает, а держит ее. И все это правильно. Только больно, как же больно видеть их вместе.
— Не помешали? — продолжал Сергей, — мы вроде за продуктами пошли, а оказалось к морю. Тут вообще цивилизация есть? Абрикосами одними не пропитаешься, — улыбнулся он Нине глазами, видно было, что за словами его скрыто нечто понятное только им.
— Есть конечно, — вытирая кисти сказал Роман, — и не далеко. Небольшой магазин продуктовый тут частник держит, если хотите — провожу. А так в поселке биостанции есть и промтовары, и аптека.
Держался он спокойно, несколько отстраненно и не притворялся, а само так выходило. После слез и ночи, после страшной черной воды и глубокого сна, как сломалось в нем что-то, умерло. И картина не нравилась, красочная вышла, лубочная, как сувениры из ракушек, что отдыхающим на рынке втюхивают.
— Мы искупаемся только, пока вы собираетесь, не зря же пришли, — сказал Сергей, а Нина все молчала. Ей бы уйти, не мучить Романа, а она, как во сне.
А море было ласковым, чистым и никаких медуз. То ли в этом месте они не собирались, или их унесло далеко от берега. Дно было в мелкой гальке, вода прозрачная. Сергей хорошо плавал, с ним Нина не боялась, а в бухте было глубоко! Но не страшно — радостно. Море опять качало Нину, отбирало все плохое, омывало, делало душу легкой, как и тело в соленой воде. И Сережа рядом.
Он лег на воду, притянул Нину, положил на себя. Все в ней помнило о недавней близости и отзывалось трепетом, дрожанием и содроганием внутри.
— Люблю тебя, — говорил он. — Почему раньше боялся этих слов? Глупо да?
— Да, отозвалась Нина, — а я стеснялась… Или… Не знаю, не понимала.
— А теперь?
— Теперь большое, как море! Вот такое… — она перестала держаться за Сергея, раскинула руки и её сейчас же смыло глубинной волной, — ой!
Нина с головой ушла под воду. Сергей нырнул, подплыл под нее, вытолкнул на поверхность.
— Ты держись! Не отцепляйся. Не пугай меня.
— А ты испугался? — Они снова обнимались, сплетаясь телами и стали одним, так держались на воде — море соединяло их.
— Конечно испугался. А в воде бояться нельзя, давай уже к берегу, вон хозяин наш ждет. Странный он.
— Чем?
Они поплыли рядом, Сергей замедлился, чтобы Нина оказалась немного впереди.
— Рано повзрослевший, а так-то молодой еще.
— Хозяйство все на нем, а отец выпивает. Он на себе все тянет, весь их курортный бизнес, — объяснила Нина. Они с удивлением осознала, что хочет говорить с Сергеем о Роме. Это было странно, необъяснимо, но именно так.