Полынь - трава горькая (СИ)
Роман стал забывать то время, когда они жили не в Береговом, была квартира в городе, газ, водопровод, канализация. Отец работал, мать дома сидела и на жизнь хватало, хотя, что он знал? Мал был. Наверно, она и там не дружила с соседями, может, был и там кто-то вроде дяди Степана. Роман его уважал, но стоило обмолвиться: "У Степана Петровича туалеты нормальные и вода в душах целый день горячая и холодная, без ограничений, а у нас, как в деревне: дырки со стульчаками, да вода по часам утром и вечером…", как мать вскидывалась:
— А ты не сравнивай, не сравнивай!
Она всегда в штыки принимала любое доброе слово о соседе.
Степан, как и семья Романа, был не из украинцев и не из татар, приехал из России, он даже пенсию там получал, ездил за ней два раза в год куда-то в Московскую область. В Крыму жил лет пять, купил в у сельсовета в Береговом участок с домом и начал устраивать "гостиничный бизнес", средств не пожалел и у него даже не в сезон, когда у других комнаты, приготовленные в найм, пустовали, бывали жильцы. Мать Романа объясняла это не бытовыми условиями, а расторопностью Степана. Звала его куркулем, брюзжала:
— Конечно, у него всегда народ, он к поезду на машине подъезжает, у платформы сутками дежурит, не то что ты. А тебя не уговоришь на станцию поехать, все тут, да тут, сидишь дома, торчишь в Интернетах своих.
— В Интернете тоже можно постояльцев искать, некоторые сайт делают и рекламируют, на доски объявлений идут, — пробовал доказать ей Роман.
— Так находи! Кто же тебе мешает!? — кричала мать. — А не обсуждай, что у нас не так. Мы с отцом десять лет горбатились тут, света не видали, здоровье угробили. Для себя, что ли? Для тебя ведь! А ты…
— Я знаю, мама, — устало соглашался Роман и прекращал бесполезный разговор.
Он знал, что мать не переубедить, не согласится она перестраивать туалеты, менять трубы, покупать для кухни новые кастрюли, сковороды, посуду и столовые приборы, будет продолжать экономить на всем. В сезон, когда у соседей все номера были заняты, снимали и у них.
А еще немалую роль играло то, что дом Романа стоял на первой береговой линии, то есть до моря идти пешком пять-семь минут. Это и привлекало людей, заставляло закрывать глаза на примитивный быт, убогую обстановку в комнатах, жалкие плошки на кухне, даже на затхлую воду в резервуаре. Все равно её никто не пил, для питья отдыхающие покупали воду в бутылях.
Как бы то ни было, главным для них оставалось море, пляж, а в этом дом Романа требованиям соответствовал гораздо лучше многих. По той же причине жильцы терпели и жесткое, беспардонное обращение хозяйки. Мать Романа ни к кому не относилась по-доброму, даже к родным, а жильцам доставалось в разы больше, особенно женщинам, за глаза она называла их всех "столичными шлюхами", "шалавами", говорила, что ни одну такую в дом не пустила бы.
Когда постояльцы уходили на пляж, мать Романа рылась в их вещах. Не для того, чтобы взять что-то, а просто так. Это доставляло ей удовольствие. Люди замечали, но ничего не говорили, при первой возможности переходили к соседям. Тогда мать Романа свирепела, всячески поносила соседей, ругала сына, называла его бездельником, лентяем, никчемным тунеядцем, гнала на железнодорожную станцию в Феодосию встречать поезда из Москвы, Киева, хотя смысла в этом не было.
Степан встречал отдыхающих на машине, отвозил к себе, показывал комнаты, если это были новые люди, но в основном у него останавливались из года в год одни и те же. Он даже сроки расписывал заранее, чтобы не отказывать постоянным клиентам.
А что мог предложить Роман? Такси? Своей машины в семье не было, мать говорила: вот, мол, построимся на новом месте, тогда уж…
"На новом месте" сначала означало не на берегу, а в горах, где они купили участок с домом невероятно дешево. Это и была их первая недвижимость в Крыму. На месте ветхого домика планировали выстроить двухэтажный, с номерами. Потом возник новый, боле заманчивый проект покупки дома на берегу, все, что откладывали на стройку пустили на новую покупку, этого не хватило — тогда взяли кредит.
Чтобы отдавать отец на трех работах вкалывал, пока не сломался, мать занималась новым домом, ни о каком строительстве в горах речи уже не было, а на берегу стали осваивать то хозяйство, которое им досталось — дом и летние бараки, иначе назвать эти сооружения без фундамента, с глиняным полом и маленькими окнами, было нельзя.
Но даже они сразу начали приносить доход. В сезон люди готовы были терпеть все за шаговую доступность к морю, а новый дом стоял еще и в пригороде Феодосии — поселке Береговое, заманчивом месте для отдыха с детьми, настоящий рай для " дикарей".
Деньги потекли сначала ручейком, а после строительства еще десяти хибарок — рекой. Но и соседи не дремали, улучшались кто как мог. И после резкого подъема у родителей Романа начался спад, жадность матери мешала ей вложиться в сервис разумно, а отец права голоса не имел, да и все равно ему стало, он скучал по прежней жизни, начал крепко выпивать.
Мать озлоблялась, становилась невыносимой, распустилась настолько, что противно было смотреть, постояльцев ненавидела, завидовала им. Она начала болеть, а Роману казалось, что это все от её жадности и злобы. Он замыкался, но продолжал слушаться.
И лишь с приездом Нины почему-то пробило его на непокорность. И Роман задал себе вопрос: почему? Кто обязывает его жить так, идти по стопам отца, когда есть другая, хорошая, правильная жизнь! Или Нина ни при чем, а просто совпало так… Да какая разница? Важно одно — дальше так жить нельзя.
Глава 10. Соседи
Дома Нину встретили соседи. Пока её не было, мать Романа сговорила к себе в жильцы четырех парней-студентов, они сняли комнату через стену от Нины.
По какой-то странной закономерности люди тянутся туда, где уже есть люди, и к ужину во флигеле появились еще постояльцы — мужчина и женщина. Их привлекла возможность держать во дворе машину — под окнами комнаты напротив той, в которой остановилась Нина, была забетонирована площадка для авто, а рядом с калиткой открывались и ворота, их Нина сразу не заметила, думала — забор.
Её соседи напротив составляли странную пару, можно было предположить, что это мать с сыном, но довольно быстро становилось ясно, что это не так. Женщина, по возрасту много старше мужчины, обращалась с ним, как подружка, даже утрировала это и всячески подчеркивала. Нина не стала бы специально вдаваться в подробности их отношений, но дверь комнаты напротив постоянно оставалась широко открытой, а новые соседи говорили в полный голос. Женщина давала мужчине указания как составить кровати, чтобы получилась двуспальная, как разложить вещи. Она хихикала и кокетничала.
— Олежик, пупсик, ну давай уже стели скорее, Лёличка устала, пора бай-бай…
Нина хотела согреть чайник, но выглянув за дверь, сейчас же вернулась к себе, на кухне студенты смотрели телевизор, а мать Романа открывала вторую из трех комнат женщине с девочкой лет десяти.
— Холодильник в номере, посуда вся в шкафу, располагайтесь, — заученной скороговоркой вещала хозяйка. — Если не хотите готовить сами, то через улицу, два дома от нас, можете столоваться, там пансион. Или берите еду и разогревайте тут, многие так делают.
Нина плотно прикрыла дверь, чтобы приглушить телевизор, села на кровать, потом разделась, прилегла. Плечи и спина горели, голова болела и Нину как будто знобило.
Она ненадолго уснула, опять снился Сергей и во сне она начала беспокоиться о нем. Не случилось ли чего. Потом искала какой-то дом, ходила, ходила и не могла выбраться из замкнутого круга незнакомых улиц. Проснулась от стука и сначала не поняла: в дверь ли стучат, или во дворе. Потом сообразила — за стеной, равномерные удары, как на баскетбольной площадке, вероятно студенты, наскучив телевизором, развлекались с мячом. Слышимость во флигеле была отменная, через некоторое время стук мяча сменился стонами парочки напротив, они явно воодушевились перестановкой мебели и опробовали кровать. Возможно, это напугало девочку и она заплакала, мать стала успокаивать, потом вышла на кухню, завозилась в шкафу с посудой, зажгла свет — желтая полоска обозначилась под дверью.