Артист (СИ)

Крюк, на котором он висел, был вделан прочно, металлический костыль забили до половины и загнули, сделав петлю вокруг основания, так что снять стянутые руки не получалось. Выглядел крюк солидно, свиньи на забой весили от десяти до двадцати пудов, а после того как из туши спустят кровь и вытащат внутренности, оставалось в среднем не меньше двухсот килограммов, так что Травина он выдерживал с лёгкостью. Но мёртвая свинья висела себе спокойно и не трепыхалась, а Сергей мог раскачиваться. Правда, крюк не поддавался, не хватало резкого рывка, причём не вниз — его Травин мог устроить, согнув и распрямив руки, а вбок.
— Я сюда не раскачиваться пришёл, — напомнил себе молодой человек, и заорал, — эй, есть кто-нибудь! Помогите!
Похитители отозвались через четверть часа, люк отворился, вниз спустились знакомый Травину коренастый мужчина, видимо, Панкрат Пеструхин, и ещё один, на голову того выше, тоньше и моложе. Лица обоих мужчин были похожи.
— Очнулся, болезный, — радостно сказал Панкрат, — смотри, будто и не вылакал вчера штоф беленькой. Фома, ты ведь его крепко приложил, что скажешь?
— Крепкий, падла, — подтвердил второй мужчина, этот голос Сергей слышал перед тем, как его треснули по голове. — Ну что, это, будешь говорить?
— Зачем вы меня схватили? -поинтересовался Травин, добавив в голос волнения.
На артиста театра, пусть даже провинциального, что бы там не говорил его знакомый актёр Пантелеймон Кузьмич, он не тянул, но и публика была не слишком искушённой. Фома захохотал.
— Так ведь ты сам моего брательника искал, дурилка. Вот он, чего хотел?
— Насчёт артистки спросить хотел и Генриха Липке.
— Ага. Так его бы и спрашивал. К нам-то зачем прицепился?
— А вот этого я вам не скажу.
— Всё ты нам расскажешь, как миленький, — убеждённо сказал Панкрат, — а потом мы тебя отпустим. Правда, Фома?
— Так ведь…
— Отпустим, — с нажимом в голосе сказал низкий. — Как договаривались.
— А, понятно, — произнёс Фома, доставая из-за пояса нож. — Ты это, лучше сам скажи, а то тобой Захар займётся.
— Ничего я вам не скажу, — Травин примерился.
У него не было точки опоры, но ноги связать не догадались, так что он мог вполне нанести один сильный удар. Двое противников. Ударить, подтянуться, ухватиться коленями и щиколотками за балку, повиснуть. Потом снова вниз. Это если начнут убивать.
Но у похитителей были другие планы. Фома несколько раз ударил Сергея в живот, удары были сильные, но не смертельные.
— Захар нужен, он его разговорит.
— Да, — согласился Панкрат, — сходи, позови. Да двери не забывай притворять.
Фома взобрался по лестнице, закрыл люк.
— Мы ведь не звери, — продолжал Панкрат, держась от Травина в отдалении, — чего нам тебя убивать. Ты нам расскажи, что знаешь, что другим поведал и кому, мы тебя здесь немного подержим, и отпустим. Договорились?
Сергей изобразил сомнение, но потом покачал головой.
— Нет, не выйдет.
— Ну как знаешь.
Вниз спустился ещё один мужчина, он был ростом как Фома, а сложением — как Панкрат. То есть немногим меньше самого Травина. Одет был мужчина, по-видимому, Захар, в белую рубашку с кровавыми пятнами, холщовые штаны и кожаный фартук. Даже под свободной одеждой было видно, как бугрились мышцы.
— Ну чего?
— Молчит, гнида, — ответил Панкрат. — Эй, тебя ведь Сергей зовут. У Захара даже мёртвые свиньи говорить начинают, так что и ты лучше не молчи, а то совсем худо будет.
Сергей снова крутанул головой, показывая, что ни слова не скажет. Тогда Захар подошёл поближе, и ударил Травина кулаком в грудь, прямо в область сердца. Удар был такой силы, что казалось, рёбра треснут, молодой человек закашлялся, перед глазами появились искры.
— Жидковат, — сказал Захар, — с виду здоровый, но жидковат. Бить бесполезно, смотри как скалится. Ты не веселись, дурачок, живым тебе отсюдова не выйти, токма сперва ты нам поведаешь всё как на духу, а не то жалеть будешь. Но не долго.
Он раздвинул губы в улыбке, обнажая жёлтые зубы. Собственная шутка показалась ему очень смешной.
 
— Давай, будь ласков, говори, и я тебя быстро потом почикаю. А не то освежую медленно, как свинью, сам умолять начнёшь, чтобы прикончили.
Он похлопал по ножу, висящему на поясе. Мужчина подошёл почти вплотную, Сергей ждать, пока его прирежут, не стал, подогнул ноги, и обхватил ими Захара за шею. Тот от неожиданности первую секунду не сопротивлялся, молодой человек согнул что есть силы правую ногу и упёр в щиколотку левой. Два бедра и икра образовали треугольник, который начал сжиматься. Не пришлось даже вертеться, он сдавил противнику обе сонные артерии, перекрывая поток крови.
Мясник почувствовал, как накатывает дурнота. Он зашарил руками на поясе, пытаясь вытащить нож, но с каждой секундной мозг получал всё меньше кислорода. Страх смерти заставил мужчину действовать инстинктивно — попытаться высвободиться. Каждый день ворочая туши, он едва ли был слабее Травина, мощные мышцы вздулись, он рванулся, чуть было не оторвав Травину руки, но тот держал его крепко, сжимая ноги что было сил. Мясник, пытаясь высвободиться, потерял контроль, забыл о ноже, не подумал о том, что лучше вывернуть стопу, и молотил Травина по ляжкам, дёргаясь из стороны в сторону. Панкрат с ножом в руке подскочил, пытаясь ткнуть Сергея, но сцепившаяся пара вертелась на месте, не давая ему попасть.
Захар, уже теряя сознание, рванулся из последних сил, пытаясь сбросить противника с себя, и в этот момент костыль не выдержал и с натужным скрипом выскочил из балки. Травин перехватил его в воздухе, по инерции удерживаясь в вертикальном положении, и с силой вонзил острым концом в макушку мясника. Четырёхгранный заточенный прут вошёл в череп почти на половину длины. Мужчина захрипел, оседая на пол, он умер практически мгновенно. Травин позволил телу упасть, костыль он сразу выдернул, из дырки в черепе тонкой струйкой потекла кровь, смешанная с мозгами. Жижи было немного.
Панкрат замер на месте, глядя на упавшего брата, и опомнился, только когда бывшая жертва двинулась в его сторону. Он перехватил нож поудобнее, замахал рукой, делая резкие движения крест-накрест и в стороны, а второй рукой шаря в противоположной стороне в поисках лестницы. Панкрату пришла в голову запоздалая мысль, что Травина надо было сразу убивать, а не подвешивать на крюки и не задавать ненужные вопросы. С ножом он обращаться не умел, то ли дело топор, беспорядочное и хаотичное мелькание лезвия должно было помешать молодому человеку до него дотянуться, пока не получится убежать наверх. Сергей не стал лезть на перо, сделал вид, что швыряет костыль. Панкрат инстинктивно попытался его отбить, и в этот момент Травин удивительно быстро сократил между ними расстояние, ударил его ногой в грудь, а потом, согнув и разогнув левую ногу в колене, выше — в шею. Разница в их росте была такова, что ему почти не пришлось тянуться, мужчина кашлянул, выронил нож и остановился, покачиваясь. А потом удар сведёнными кулаками по голове погрузил его в темноту.
Когда Панкрат очнулся, то обнаружил, что привязан к трупу, его лицо находилось рядом с мёртвым лицом Захара, руки обхватили тело и были крепко связаны, так же, как и ноги. Кожаный шнур обхватывал голову, проходя через рот, так что он мог только мычать. Травин сидел на корточках совсем близко, руки его были свободны
— Ну что, живой? — спросил он, обтачивая ножом короткую и тонкую палочку, — ты пока подумай, что расскажешь.
Мужчина замычал, закивал головой, он не собирался выгораживать Генриха или других, раз уж попался, то надо отрабатывать свою жизнь, сдать всех, а отомстить можно и потом. Но Сергей не стал снимать ремешок, он схватил мужчину за волосы, оттянул голову вбок и медленно воткнул острую палочку в уголок глаза.
Панкрату хватило бы иглы в глазу, чтобы начать рассказывать о том, что они с братьями вытворяли в этом городе, но одной щепкой не обошлось. Через пять минут он был готов исповедаться, как на духу, только вот что странно, Травина его делишки не интересовали. А спрашивал бывший пленник всё больше о Липке и о пропавшей артистке, тут уж Панкрат сдерживаться не стал, выложил всё, что знал. Иногда, правда, он старался схитрить, больше по привычке, но тогда Сергей покачивал щепочки пальцем. Кровавые слёзы мешались со слюнями, разговор пошёл по второму кругу, Сергей поднялся на ноги.