Баллада о Великом Маге (СИ)

— Говорящий Остров? — в изумлении уточнил эльф. — Всегда хотел побывать там!
— И я, — поддержал эльфа Теодор.
— Значит, решено. Накиб, — окликнул маг капитана, стоящего поодаль и пускающего в бескрайнее небо синие колечки дыма, — курс на юго-запад, — и, вновь обернувшись к друзьям, мечтательно произнес: — А какие пироги готовит моя мать.
— Когда ты последний раз был дома? — поинтересовался эльф.
Магос задумался и ответил:
— Около двадцати лет назад.
— Ты думаешь… — хотел спросить что-то эльф, но остановился.
— Я не знаю, — быстро подхватил его мысль Магос, — я потерял с ней связь после смерти отца, около шести лет тому назад. Но мне хочется верить, что… — теперь была очередь Магоса запнуться.
Минут на пять воцарилось полное молчание, а затем Тео затянул лиричную песнь своим низким бархатным голосом:
В цветах и травах зелёной долины я сидел со своею любимой.
Мое сердце боролось, налитое болью, меж старой и новой любовью.
В моём сознании звал меня Глудио мягкий голос.
И тёплый ветер подул по поляне, колыхнув золотистый колос.
Так горестно связать слова, проститься чтобы с нею,
Но видеть цепь шальных врагов вокруг границ страшнее.
И к армии сильных и смелых мужей на рассвете присоединюсь я.
А тёплый ветер лишь дунул мне вслед, колыхнув золотые колосья.
И мой поцелуй её слезы смахнул, и я обнял её на прощанье,
Но выстрел противника лес разбудил и нарушил наше молчанье.
Стрела коснулась любимой моей — весна превратилась в осень,
И на моей груди она умерла в колыхании пшеничных колосьев.
Но кровь за кровь, и без сожаленья я блуждаю в слепой пустоте.
Её тело укрыл я шалью из глины, где вскоре лежать и мне.
И вокруг её остывшей могилы я блуждал от зари до рассвета,
Слушая шелест пшеничных колосьев в трепетании тёплого ветра.
____________________
[1] Гноллы — шакалоподобные гуманоиды.
[2] Мифриловая руда — распространенный минерал, необходимый для получения прочных сплавов, используемых для создания доспехов и оружия.
[3] Клирик — служитель церкви Эйнхасад.
[4] Проповедник — клирик, специализирующийся на усиливающих и защитных заклятиях.
[5] Грасия — материк, находящийся на западе мира, по ту сторону Широкого Моря.
[6] Ал Пенино — столица западного континента-королевства Грасии.
[7] Чинары — дословно «трофеи», потомки-полукровки похищенных разбойниками с севера светлых эльфов, родившиеся в Элморе и забывшие свои корни.
[8] Орфэн — фея, превратившаяся в чудовище в результате продолжительного воздействия на ее разум ядовитых спор, выделяемых грибами, растущими в самой западной части региона Орена, в так называемом Море Спор, которое превратилось в гиблое место после воздействия темной магии, которую использовали пещерные эльфы во время борьбы со своими лесными собратьями.
  
ГЛАВА 4. ЖЕНЩИНА НА КОРАБЛЕ
 
***
Год 1908, спустя полгода
— А мне даже жаль этого Рауля, — басом заговорил один из трех мужчин, сидящих за соседним от Магоса столиком в крошечной деревенской таверне. — Это ж надо же: подчинить себе весь юг, с легкостью отразить нападение северян — а ведь с ними были оркии даже темные эльфы, — и такой внезапный конец.
— И главное — никто толком не знает, что с ним произошло, — подхватил второй голос.
— Даю руку на отсечение, что короля отравили, не иначе, — с жаром выпалил третий.
— Да уж точно не своей смертью помер, — согласились с ним собеседники.
— Куда уж там, — продолжил третий, явно задиристый парень. — Король был здоров, как бык, к тому же молод, и я никогда не слышал, чтобы он болел. А тут его просто находят мертвым в постели. Как-то неясно все это…
— И еще этот Трабис, старший брат овдовевшей королевы Алессандры, — снова заговорил первый голос, — посмотрим, как он будет вести дела своего зятя… Да еще и Юстав, говорят, прослышав о смерти своего противника, планирует очередной поход на столицу…
 
Остальные принялись поддакивать собутыльнику.
Магос более не желал слушать догадки крестьян касаемо внезапной кончины короля Рауля и гипотетической войны. Он и сам подозревал, что дело тут нечисто, но спекулировать обвинениями без доказательств было не в его духе, поэтому он залпом осушил бокал мутного медового вина и, небрежно бросив на стол пару монет, тут же вышел из душного кабака и не спеша побрел в сторону порта Говорящего Острова.
Пять месяцев друзья провели на небольшом острове, родине Магоса, наслаждаясь безмятежностью сельской жизни. Тео, к своему разочарованию, обнаружил, что в военную школу Говорящего Острова принимают лишь по особой рекомендации великих мастеров с большой земли, и, как это было и в Глудио, безродному парню без талантов и связей здесь ловить нечего. Так, почти все свое время он проводил в деревне, где вокруг словоохотливого и веселого пилигрима неизменно собиралась толпа, чтобы послушать истории и песни о его путешествиях по морям и дальним землям. Для этих дел ему даже где-то раздобыли рассохшуюся от времени, но еще вполне мелодичную мандолину.
Внимание нравилось Тео, и Магос, наблюдая за популярностью своего подручного, многократно отмечал про себя, что парнишке следовало бы избрать профессию странствующего артиста. Иногда Магос врывался в поток зрителей и нарочито небрежно начинал рассказывать о великих подвигах юноши: как он чуть не победил змеедемона и спас свой отряд, как храбро и самоотверженно отвлек на себя внимание чудищ, давая шанс товарищам уйти, как смело противостоял оркам, спасая от них небольшую южную деревушку, как пировал за столом самого герцога Эдрика Рунского. Тео, вначале довольно улыбавшийся и расправлявшийся в плечах, к концу речи Магоса уже начинал заливаться краской, шепотом прося своего благодетеля прекратить преувеличивать его деяния. Но Магос был красноречив и усерден, уверяя юношу, что после подобного выступления тот может рассчитывать на любовь и обожание любой девушки на острове.
Несмотря на все старания мага, вопрос отношений с противоположным полом Тео всегда обходил стороной, искренне не понимая, зачем нужны связи с женщиной без глубоких чувств. На это Магос глубоко закатывал глаза и после долго и нудно сетовал, что не видит смысла делать из Тео профессионального наемника, если, по сути, тот так и останется до конца жизни наивным юнцом, и проще ему уже сейчас бросить эту затею и оставить парня на острове, чтобы он преспокойно устраивал концерты неискушенной публике и искал свою единственную и неповторимую.
Магос врал. С тех поркак великий маг вернулся на родину и узнал, что теперь у него не осталось никого в целом свете, он много раз поблагодарил судьбу за то, что она послала ему малыша Теодора, и конечно, он не собирался с ним так просто расставаться. За последние три года юноша стал его мостиком в мир людей. Его преданность и добродушный взгляд на жизнь не давали Магосу превратиться в окончательного мерзавца и бессердечного себялюбца. Бескорыстная забота Тео о своенравном наставнике напоминала ему о самоотверженной любви матери; песни, зачастую идущие из раннего детства, ласкали теплыми приливами его огрубевшее сердце, а бесхитростность и простодушие, в противоположность всем тем изощренным планам, что плел в своей голове Магос, вносили в его жизнь гармонию и беззаботность. Чародей знал, что их союз с темным лучником не вечен, что когда-нибудь эльфу надоест носиться за магом по свету, и он молча кивнет и исчезнет в неизвестном направлении, с тем чтобы больше никогда не вернуться. Но Тео… Магос на миг представлял, что может потерять и его, и леденящий ужас обволакивал все его нутро, не позволяя дышать или думать.
 
Мать Магоса всего месяц не дождалась возвращения сына. Тот отказался перебирать оставленные после нее вещи и вообще заходить в их старый дом с наполовину обрушившейся крышей, за которым уже давно — видимо, с самой смерти отца — никто толком-то не следил. Тео с темным эльфом, напротив, с большим интересом навестили небольшую каменную хибару, в которой Магос рос и жил, пока не покинул родные края с целью поступить на учение в Башню Слоновой Кости, чтобы стать самым великим чародеем на континенте, невзирая на запреты отца-священника и уверения матери, что, если он не вернется через год-другой, ее сердце будет разбито. Когда двое покинули дом, вернув замóк на прежнее место, Тео в руках сжимал небольшой медальон со вставленной в него миниатюрной картинкой. На ней, пожелтевшей от времени, все еще можно было разобрать простодушно улыбающееся круглое лицо темноволосого юноши, в котором теперь с трудом можно было признать бородатую нахальную физиономию великого Магоса.