Сердце для падшего Ангела (СИ)
— Мальвин. Ты не виновата ни в чём. И если ты думаешь, что я виню тебя…
— Думаю. А разве нет? — смотрит мне в глаза своими блестящими, полными слёз.
— Нет… И если ты не против, я хочу, чтобы всё у нас было как до… До всего этого.
— Я тоже хочу, Миль. Только вот сможешь ли ты…
— Маш, повторюсь, мне нечего тебе прощать. Если кому-то и нужно просить о прощении, то это ИМ…
Машка понимает сразу, сникает вся, фокусирует взгляд на моей разбитой нижней губе. Опухоль почти спала, но выглядит всё равно не очень.
— Только тут? — кивает на моё лицо.
— Нет. Мы ещё дома помяли друг друга… Вернее меня помяли…
— Ты уехал домой? Я думала… Не знаю…
— Уехал… Мальвин… — внутренне содрогаюсь, нет я не смогу сказать ей, что видел то видео.
— Что?
— Забудь. Давай вообще забудем вчерашний вечер, как будто его и не было вовсе? Пожалуйста… — прижимаю её сильнее, чувствуя боль в ушибленных рёбрах, но мне плевать.
— Уверен?
— Уверен.
— Тогда… — Машка отстраняется и целует меня в уголок губ. — Пошли с ребятами покатаемся, я тебе свой скейт, так и быть пожертвую.
Смеюсь, обнимая её за талию. Она тоже оплетает мой бок рукой и улыбается. Я рад, что решил оставить всё как есть и не ворошить прошлое. Ещё бы с настоящим как-то разобраться.
* * *
Настроение улетало с той же скоростью, с какой мы подъезжали к дому. После двухчасовой «скейтовой» тусовки с ребятами, возвращаться домой не хотелось. Но это мой дом с недавних пор, и мне придётся возвращаться сюда каждый раз два следующих года. Почти, два…
На кухне, кроме кухарки Ольги, не было никого, что немного сбавило напряжение в моих нервных клетках.
А женщина, заслышав восторженное урчание у меня в желудке от вкусных запахов, даже не попросила снять верхнюю одежду, только руки пришлось вымыть. Она каждый раз мне об этом напоминала, делая строгое лицо, а я каждый раз специально «забывал» их мыть, пока мне не скажут. Так делали мы с мамой… когда-то.
— Кушай, кушай… Одна кожа да кости, — мне в тарелку положили добавку вкуснейшего мясного рагу и с сожалением посмотрела на мою разбитую губу.
«Это вы ещё то, что ниже не видели» — подумал вскользь и принялся поглощать еду, как будто это происходило последний раз в жизни. Синяки на груди и боку действительно расплылись ещё больше, образовывая на коже большие фиолетово-красные пятна. Но кости были целы, и на том спасибо. Даже та часть тела, на которой я восседал на данный момент, практически уже не беспокоила.
— Ты неплохой мальчик… — продолжила женщина, и я навострил уши, к чему это она начала? — Но вот с Маем Эдуардовичем всё никак не поладишь…
Кусочек мяса стал мне поперёк горла и я попытался протолкнуть его большими глотками сока из стакана. Вот же… Я и не думал, что наши крики (в основном мои) тогда ночью, могли услышать слуги. И что ещё можно было подумать? Весь вчерашний день я не выходил из комнаты, а сегодня являюсь весь такой раскрасавец со следами «разговора двух любящих братьев» на лице. Так вот ничего другого и нельзя было подумать?.. Хотя пусть лучше так, чем узнают, как было на самом деле.
— Не выходит как-то… — аппетит начал меня покидать, и ещё недавно, такое вкусное блюдо, уже не лезло.
— Вы же братья… Кушай — кушай, — женщина кивнула на тарелку, заметив мою заминку и продолжила. — Конечно не моё это дело, но мне тебя жалко… Да и его жалко… Не просто ему…
«Ага, прям страдал как никто, пока драл меня в своё удовольствие», — и тут же заставляю себя переключиться на еду. — «Не думать о случившемся. Не думать!». Но как же тут не думать…
— Он ведь тоже без матери… Вот как ты был, когда её не стало. Маленький, худенький… — кухарка умостилась напротив меня и, теребя салфетку на столе под вазочкой с яблоками, кивнула куда-то в сторону. — Отец то их не очень баловал своим вниманием, они всё с друг с дружкой больше. И в школу, и в кино, и погулять…
Я отвлёкся от «маленький -худенький» и переключился на другую фразу. «О Боже, Ангел с Майей ходили в кино? Быть того не может! Я их только по клубам и могу представить. Или может им тогда лет по двенадцать было, ну тогда да… Кино» — пытаюсь побольше впихивать в себя, чтобы быстрее опустошить тарелку и укрыться у себя в комнате. Разговор мне не нравится и продолжать его нет никакого желания. Между тем, моего мнения похоже, спрашивать не собираются.
-…а Эдуард Александрович всё по разъездам, да по бабам… Ой! Прости, я не то хотела… — женщина побледнела и зажала рот пухлой ладошкой.
— Да что уж тут… — проглатываю последний, наконец-то, осиленный мной, кусочек и отодвигаю тарелку. — Не маленький. Знаю отлично, что не в браке меня мама родила… Меня посвятили в подробности отношений… моих родителей.
Знать то, я знаю, конечно, но от этого больно не меньше. От того, что без отца, от того, что так вот… И мама… Глупышка. Нашла бы себе мужика, да и жила бы как все.
Так нет же. Любила. Надеялась… На что только надеялась спрашивается? Он бы не променял всё ЭТО, на нашу двушку на окраине.
Хоть бы меня предупредила, рассказала как-то по-нормальному. Что вот мол есть у тебя старшие брат и сестра и отец есть… А то всё бред плела про пропавшего папу… Странно, я всегда в мыслях называл его папой… А сейчас, когда видел настоящего, когда понял, что и как на самом деле… Отец, подходит сюда действительно больше.
— Спасибо, было вкусно, — встаю готовый уйти.
— Эмиль… Извини меня дуру… Но так тяжело смотреть, как братья и вот так…
« Знали бы вы, как именно…» — представляю лица слуг, если бы они узнали, что же на самом деле делал старший брат с младшим в комнате сестры… Скорей всего, только шофёр сохранил бы невозмутимый вид, мужик тот ещё кремень.
Улыбаюсь. Наверное я становлюсь таким же больным психом, как эта чёртова семейка, (с недавних пор и МОЯ семейка) если веселюсь от того, что представляю лица других, возьми да распространись такая новость между персоналом.
А должен бы волноваться, бояться, не дай бог… А мне только смешно и немного грустно.
— Всё будет хорошо, тёть Оль… У нас всё будет хорошо. — хотя сам не верю ни единому сказанному мной слову. — Ещё раз спасибо, готовите вы очень вкусно…
И прежде, чем кухарка успевает открыть рот и что-то мне ответить, вылетаю с кухни.
Уже на ступеньках понимаю, что забыл школьную сумку, брошенную на соседний от меня стул, за столом. Ну и ладно. Не до уроков мне сейчас. Потом заберу. А скорее всего, заботливая женщина сама принесёт мне её в комнату.
Сейчас меня волновал только душ и маленькое аккуратное кладбище за городом, которое я собирался навестить сегодня. Мама… Поймёшь ли ты меня?.. Простишь ли?.. Что вот такой вот я у тебя получился, неправильный, непутёвый и, в конечном итоге, никому не нужный…
====== Май : Чай со вкусом детства. ======
Передо мной ворота и усыпанный пожелтевшими листьями асфальт. Крупные дождевые капли стекают по лобовому стеклу, почти закрывая обзор. Но я вижу сквозь потоки воды эти открытые ворота и разноцветный ковёр, мокнущий под ливнем. Почти как тогда.
Нет. Тогда листья были ещё зелёными, дождь теплее и ворота не открывались…
Нужно въехать и перестать вызывать недоумение у охраны, но я не могу. Стою тут уже минут сорок.
Недавно подбегал один из охранников, укрывшись прозрачным дождевиком, спрашивал, может что случилось. А я только пожал плечами и остался сидеть в мокром авто, перед открытыми воротами.
Я уехал в тот же день, даже не попрощавшись с ним. Не потому, что хотел сбежать, или спрятаться подальше с глаз, уехал по прихоти отца.
Командировка была его идеей и именно он настаивал на том, чтобы ехал я, хотя по моему мнению, можно было с лёгкостью отправить любого другого сотрудника, специализирующегося в данной отрасли, а не заместителя генерального директора.
Почти три недели… Интересно, ОН как-то изменился за это время? Как ему живётся в моём доме, после всего случившегося?