Ты родишь для меня (СИ)

Влад прищуривается, смотрит так, словно не верит в происходящее.
— Говорить со мной ты не хочешь.
— Не хочу, ни говорить, ни видеть, — рублю в ответ.
— Сейчас тебе можно покидать квартиру, но мои люди будут сопровождать, чтобы ты не наделала глупостей, которые могли бы привести к необратимым процессам, Вискас. А когда ты придешь в себя, мы поговорим. Сейчас-то говорить бесполезно, да? — ухмыляется, подходит ближе, а затем и вовсе цепляет пальцами мой подбородок. Выдыхает тяжело, утробно, пока мои глаза впиваются в его. Красные и воспаленные. — Тот, кто не хочет слышать, навряд ли будет слушать.
Я вырываюсь, понимая, что не готова к такому контакту. Не сейчас, не здесь и не так. Все это время я, кажется, даже не дышу. Не могу. Мне больно.
Он меня и правда отпускает, но в сопровождении целой оравы головорезов, от которых, разумеется, не скрыться, но сбегать прямо сейчас я и не планировала, чётко осознавая, что мне точно это не удастся совершить. Я созваниваюсь с подругой, рассчитывая сейчас только на то, что не захлебнусь в собственной боли. Садясь в машину, замечаю в окне исполинскую фигуру. Влад продолжает на меня смотреть, раздавая указания кому-то по телефону. Я же бросаю последний взгляд на него и отворачиваюсь.
Так просто? Не отпускал меня так долго, а сейчас взял и отпустил? В чем подвох?
31
По правде говоря, я не хочу видеть праздничные украшения, не хочу плавать во всеобщем веселье. Я хочу спокойствия, пожалуй, именно этого хочется человеку больше всего, когда его потягало по таким колдобинам, когда легкие превратились в решето, не способное питать организм тем самым необходимым кислородом. Когда кажется, что ты не живешь, а попросту существуешь.
Но мне нужно было уйти из дома, просто отключиться от этого всего. И в толпе проще всего кричать о боли, никто не услышит.
Незримая на первый взгляд охрана ступает следом, для кого-то она может и была бы незаметной, но не для меня, ведь в лопатках жжет словно от дула пистолета.
Сверкащие со всех сторон елки вызывают раздражение. Но так нельзя.
Необходимо изменить поворот своего мышления. Изменить. Я часто вспоминаю слова своей бабушки, так она рекомендовала избавляться от плохих мыслей. Проговаривая как мантру незамысловатую фразу, я захожу в очередной магазин.
Получается. Раз и два. Совсем несложно просто не думать о нем. Не думать о нас. Нас, которых не было. В какой-то другой вселенной, с кем-то другим, но не со мной и не с ним. Слезы все-таки текут по щекам, оседая солью на губах. Не думать, не вариться в этом, малыш. Все просто. В голове все также звучат слова бабушки, она точно знала, что делать. Она наверняка бы справилась с этим. Как справились бы мама и папа. Они всегда справлялись со сложными ситуациями и с этим точно справились бы.
Музыка льется в сознание, запах имбирного печенья врывается в легкие. Аромат ванили кружит вокруг меня.
Но аппетит приходит во время еды, и вот уже я сама не замечаю, как начинаю обращать внимание на радостные парочки, снующие в поисках подарков друг другу на Новый год, веселых детей, упрашивающих своих родителей скулящим голоском очередного плюшевого медведя.
Все это постепенно вводит меня в другую жизнь, я словно стою тут, но нахожусь где-то очень далеко, в параллельной реальности, где есть только радость, свет и добро. Мне тут удается немного отвлечься, не утонуть в себе. Я вспоминаю маму, папу и всю семью, тот радостный миг, когда мы тоже вот так ходили и выбирали подарки, ощущая внутри себя чистое счастье.
Я тоже, совсем как этот малыш, тянула родителей в магазин с игрушками и так же радостно визжала, получив заветный подарок. А еще больше радовалась, найдя заветную загаданную игрушку под елкой, точно зная, что мои родители передали послание Деду Морозу, и это он сам принес ее для меня.
Долгое время я старалась не думать о родных. Мне было больно. Страшно. А еще стыдно. За то, кто я есть, за то, что совершила, за то, что доверилась не тому, за то, что предала их. Себя. Всех вокруг. Я не горжусь своим поведением и не ищу оправдания, мне не нужно искупление и нет нужды в упоении собственной болью. Все это проходит мимо меня, как параллельная прямая, что никогда не сможет пересечь мою жизнь. Все что мне нужно сейчас — покой. Это то, к чему стремлюсь, о чем мечтаю. Чтобы не было так невыносимо.
 
Взгляд скользит по детскому уголку, сердце от этого непроизвольно щемит. Малютки играют, а моя улыбка становится шире, но печальнее.
— Господи, я уже думала, что все, не дождусь тебя! — вихрь сметает меня в сторону и заключает в крепкие объятия. Да уж, Алиска это, похлеще всякого вихря будет.
— Алиск, — сильнее сжимаю подругу, утыкаясь носом в знакомое пальто.
— Он чудовище, точно тебе говорю, замуровал в крепости, того гляди и вызволять надо с принцем.
— Как ты? — плавно перехожу на другую тему, сжимая руку подруги.
— Вообще-то у нас должен был быть шоппинг, да и вообще я тебя сколько не видела? Мне нужны подробности. В целом, я хочу все знать. Прямо все. Максимально все, — радостная улыбка не сходит с лица девушки. Она такая всегда, огненная.
Мы топаем в ближайшее кафе, где усаживаемся за столик, мне одновременно тепло и грустно от этой встречи, но несказанно проще, чем было до. Болтаем обо всем. Я умело лавирую между острыми углами, стараясь не зацепить то, что болит. И хоть Алиска терпелива, однако так и жаждет раскрыть все карты. Перескакиваем с темы на тему, как давно не говорили. Я теряюсь в этих простых разговорах и на мгновение забываю даже, что за спиной мощной скалой возвышаются мои церберы, пристально наблюдающие за всем, что тут происходит.
— Ты какая-то другая, Вит, — внезапно оглушает подруга, а я хмурюсь. Не получится от нее скрыть ничего.
Пальцы обхватывают горячую чашку с чаем, а взгляд намертво приковывается к столу.
— Ну с такими проблемами немудрено.
Отвожу взгляд и замираю, потому что прямо сейчас вижу совсем не ту картину, что хотелось бы.
— Нет, ты другая. От тебя другая энергетика исходит, но все равно есть над чем работать. Ты ведь это понимаешь?
Но все это тонет в потоке моих эмоций, что захлестывают меня. Поглощают и как-то даже уничтожают, что ли. Я вижу ту самую Ирину, что заявилась в мой дом с новостями, разделившими мою и без того пасмурную жизнь на до и после, сделав из меня еще более ничтожное создание в этой жизни. А стоит она ни с кем иным, как с моим мужем. Будущим бывшим мужем.
Он бережно обхватывает ее за талию, целует в лоб, совсем как когда-то целовал меня, кладет руку на живот и поглаживает, словно это самое дорогое, что у него может быть. У него может, а у меня нет. Никогда нет, никогда не стать мне такой вот счастливой Ирочкой, испытывающей счастье материнства, не стоять мне, как они сейчас, в детском магазине и не выбирать никогда распашонки и бодики. Мне не понять эту радость, зато мне понять бескрайнюю черную грусть, тяжким облаком опускающуюся на плечи.
Очередная трещинка в душе, а затем и очередная пробоина.
Не понимаю, почему именно эта картина заставила меня разломаться окончательно. Возможно, существуют в нашей жизни переломные моменты, и таким моментом стала эта встреча. Не сам факт измены, не беременность любовницы, а именно то, что я увидела сейчас, то, что осознала в полной мере. Это тщедушное благоговение в касаниях, в поведении и в поцелуе. Его трепет по отношению к ней.
Почему таким людям все? За что? Почему другим ничего? Чем она лучше меня? Почему она, почему не я?
На Германа даже не смотрю, он словно не существует для меня, хотя боковым зрением замечаю ссадины и синяки, и это ради них было столько шума? Царапины.
Ничего не екает. В один миг все уничтожено.
Любви нет, она умерла. Есть ненависть, которая, как оказалось, всегда ходит за ручку с самыми сильными и светлыми чувствами, вовремя перехватывая ладонь человека, участливо вручившего всего себя этому чувству.