Запрет на любовь (СИ)

— А цветок?
— Цветок. Сам упал.
— Школа выстоит в этом году нашествие Абрамовых или как?
Молча сидим все, ковыряя вилками в тарелках.
— Хотя, если этого вышвырнут, — кивает на меня, — то шанс есть. И будет у нас двое в детской тюрьме, один во взрослой.
Улыбка сползает с моего лица. Скисаю моментом. Такой расклад вполне возможен, учитывая обстоятельства.
— Вернёмся к вопросу младшего. Как Дарина? — спрашивает дед, глотнув морса из стакана.
— Мы не стали ей названивать, беспокоить, — присоединяется бабушка Марьяна.
— До конца недели будет лежать в больнице на сохранении.
Вижу, как отец стискивает челюсти и у самого внутри всё скручивает от тревоги.
А если…?
— Я не хотел, — вырывается непроизвольно.
Так по-детски выходит, но хочется, чтобы он мне поверил.
— Лучше просто молчи, — чеканит ледяным тоном.
— Бать…
— У нас уговор с тобой был! — швыряет приборы на тарелку. — Не можешь держать слово — не берись давать. Мужик ты или кто?
— Так вышло.
— Так вышло! Если мать… — не договаривает фразу, но и так ясно, о чём речь. Это то, чего я очень боюсь. — Я тебя… вышвырну отсюда. Ты понял?
Киваю, прикрыв глаза.
Не простит.
Да и я самому себе простить не смогу.
— С мамой и ребёночком всё ведь будет нормально? Да? — всхлипывая, озвучивает вслух Милана наши опасения.
— Конечно, детка, — успокаивает её бабушка, приобнимая за плечи.
— Это я виновата. Я…
Наступаю ей на ногу под столом, но её накрывает лишь сильнее.
— Я виновата, папочка. Прости, пожалуйста! — рыдает. — Если бы не я, Марсель бы не сделал этого!
— Хватит чушь пороть. Пусть сам за свои косяки отвечает!
— Нет, нет, па. Пап. Это я!
— Как надоело, что вы вечно покрываете друг друга. Совесть есть вообще?
— Пап… — икает.
Всегда так происходит, если нервничает.
— Милан, — предостерегающе смотрю на неё исподлобья.
— Дай мне сказать! — кричит она истерично.
— Не надо.
— Надо!
— В чём дело?
— Па… — она делает глубокий вдох. — История с Рассоевым началась с меня.
В кухне повисает гробовая тишина.
Миланка беззвучно плачет.
Отец хмурится.
Дед, утерев усы салфеткой, кладёт вилку.
— Кхм. Мы с Сонечкой, пожалуй, пойдём выведем Санту на улицу, — вставая из-за стола, говорит бабушка.
  
Глава 12
 
Тата
Во время одной из перемен Ромасенко клятвенно обещает устроить мне «полный абзац».
И, знаете, вот уже на протяжении нескольких дней он исправно держит своё слово, задействовав в этом деле все возможные средства и инструменты, в том числе и родной коллектив, конечно.
Я вам расскажу. Давайте соблюдая хронологию…
Всё то же второе сентября. Злополучный вторник
В коридоре меня, якобы случайно, по неосторожности обливают томатным соком.
Как итог, новенький костюм от небезызвестного бренда оказывается безнадёжно испорчен. (Пятна на жакете так и не отстираются, если забегать вперёд).
На четвёртом уроке (это физкультура) Свободный и Ромасенко по наказу учителя набирают себе команды для игры в волейбол. И, как вы уже догадались, меня они, естественно, не берут ни в одну из них. Даже Мозгалин с Филатовой будут играть. Но не я, куда более спортивная, чем эти двое.
Приходится сидеть на скамейке и заполнять журнал инструктажей. А вот если бы я его не писала, то возможно бы увидела, кто стащил из раздевалки мои туфли и дорогие смартчасы, оставленные там по глупости.
Туфли обнаруживаю на подоконнике в холле второго этажа час спустя. Они изуродованы и не подлежат восстановлению. Подозреваю, часы постигла та же печальная участь, но пока история умалчивает, куда они делись. И что-то мне подсказывает: ничего хорошего не жди…
Ближе к концу шестого урока Шац вызывает меня к доске выполнять упражнение. Там я получаю не только четвёрку, но и люлей за то, что не переоделась после физкультуры.
Во что? В костюм, испачканный томатным соком???
 
Молчу.
Третье сентября. Среда
Обществознание. Игра «вопрос-ответ» по темам прошлого года.
За сорок пять минут урока в мой адрес не прилетает ни единого вопроса. Меня для моих одноклассников словно не существует. Полнейший показательный игнор.
Теперь, кажется, начинаю понимать, что означает фраза «Один за всех и все за одного». Одиннадцатый «А» наглядно её демонстрирует.
Алгебра.
Мегера-училка не находит мой листок с самостоятельным заданием (хотя я его сдавала). Требует срочно предоставить листочек ей, но у меня его нет, так что она, даже не выслушав моих объяснений, ставит два в электронный журнал.
 
 
Поздравляю.
 
С первым лебедем, Тата.
 
Классно год начала. Ничего не скажешь.
 
 
На физике мне снова тотально «везёт». Учительница вызывает к доске решать задачу.
Пока отсутствую на своём месте, происходит следующее: учебник и тетрадь изрисовывают надписями «стукачка». Кожаный пенал беспощадно рвут. Сумку отправляют в кругосветное путешествие, попутно превращая мою, на минуточку, личную вещь в мусоросборник.
Ромасенко закидывает сумку на шкаф, в тот момент, когда Ирина Николаевна отворачивается писать формулы.
Надо ли рассказывать, что я увижу в ней, когда достану? Сопливые салфетки, огрызки от яблок, чьи-то грязные носки, потёкшую ручку. И это далеко не весь список.
Мерзко.
Четвёртое. Четверг
Бойкот продолжается.
Из гадостей перечень такой:
На парте теперь огроменными буквами «выгравирована» моя фамилия (разумеется, в исковерканном её варианте) и всем известное литературное слово.
Что ж, ладно. Приму за комплимент.
В волосах на одной из перемен обнаруживаю жвачку.
Классика.
Страшно злит.
Весь вечер с ней дома мучаюсь.
А ночью мучаюсь от атаки активизировавшегося смс-бомбера. Телефон беспрестанно вибрирует, разрываясь от входящих спам-сообщений.
Сперва пугаюсь, что никак не могу остановить это. Нервничаю, психую, впадаю в панику, а потом… Потом просто выключаю его. Но, по итогу, уставшая от этой бесконечной проверки на прочность, всё равно плохо сплю и утро встречаю в самом прескверном расположении духа.
Завтрак пропускаю.
Вопросы бабушки Алисы дублируют вопросы классного руководителя.
«У тебя всё в порядке?»
«Никто не обижает?»
«Ребята приняли тебя хорошо?»
«Если будет происходить что-то плохое, ты же мне расскажешь, да?»
Нет. Нет и нет.
Не расскажу.
Это ведь моя и только моя война.
Что там Ромасенко говорил по поводу недели? Не выдержу? Ха!
Сегодня пятница.
Я проспала. Долго собиралась и опаздываю. Чаша терпения почти переполнена, но я иду по этому чёртовому школьному двору, цокая каблуками, и не смею вешать нос.
Им не сломить Тату Джугели, что бы не поджидало её сегодня.
А поджидает сюрприз.
Я захожу в кабинет, когда звенит уже второй звонок, и с ходу улавливаю витающие в воздухе возбуждение и радость.
Моего появления в классе никто не замечает, ведь всё внимание сегодня направлено на другого человека.
Новость дня.
Посмотрите-ка! Марсель Абрамов вернулся. Стоит в окружении своей свиты и о чём-то оживлённо переговаривается с друзьями.
Ковалёва, повиснув на его плече, слушает, надрывая рот в широкой улыбке.
Бесящая.
Как это понимать? Его всё-таки не исключили? Разве такое возможно после подобного инцидента?