Сделаю тебя своей (СИ)

В пятницу я надеваю новое платье. Осматриваю себя в зеркало и даже решаю, что это слишком, когда из комнаты выходит Саша.
— Ух ты! — бесхитростно выдает она. — Милана, да на стройке у всех случится неконтролируемый стояк.
Я смеюсь, иногда простота Саши бывает чрезмерной, но интонации, с которыми она говорит, заставляют проглатывать это, не морщась.
И я решаю пойти в этом платье. Но если первые полдня я еще жду появления Тимура, то потом отвлекаюсь на работу. Наваливается куча дел, которые нужно срочно сделать.
— Такая кипа доков, — качает головой Саша, — как бы нам не потерять чего.
— Я сделаю сводную таблицу, — киваю ей, не отвлекаясь от работы, — отправлю ее в Москву, чтобы они потом сверялись по ней.
В пятницу народ разбегается из офиса раньше. Вскоре я остаюсь одна, хочу добить таблицу и со спокойной совестью уйти на выходные. Тру уставшие глаза и решаю, что кофе мне не повредит. Беру чашку, кидая взгляд на часы: без пятнадцати шесть.
Выхожу из кабинета, заворачиваю в открытую дверь кухни и замираю.
Саша сидит на столе, раздвинув ноги и уперев между ними своими ладони. Рядом, слишком близко, чтобы это не считалось интимным, стоит Тимур. Если Саша сведет ноги, она зажмет ими бедра мужчины.
Они переводят на меня взгляды. Сашин ничуть не смущенный, на губах играет легкая улыбка. Тимур скользит по моему телу таким взглядом, словно платья на мне вовсе нет.
Я сжимаю пальцами ручку чашки, в груди злость скапливается темным клубком, колючим, скребущим. Я словно только понимаю: я эти два дня не просто ждала нашей встречи. Я хотела ее, я думала о ней с предвкушением. Я даже о самом Тимуре стала лучше думать. И совершенно зря. Потому что вот он стоит у Саши между ног, и все его слова о том, что она ему не нравится… Сексу же это не помеха, так?
— Милана, а ты чего домой не идешь? — спрашивает Саша.
Я прохожу к кофейному аппарату, с трудом тычу в нужную кнопку, наблюдая, как дрожат пальцы. Дура, сентиментальная дура.
— Решила доделать дела, — отвечаю, не глядя на них. Кофемашина, фыркая, наливает кофе.
— Понятно. А я собиралась уходить и Тимура встретила. Болтаем вот.
Забираю чашку, поворачиваюсь. Тимур отошел на шаг в сторону.
— Болтайте, — выдаю я. — Кстати, стены здесь довольно тонкие. Но если что, вы всегда можете договорить в машине Тимура.
Саша теряется, растерянно моргает, на Тимура я не смотрю, развернувшись, быстро иду в кабинет, оставляя под ногами точки разлитого кофе. Обесиленно падаю на свое место, отставляя чашку. Боже, зачем я это сказала? Выставила себя идиоткой. Да и еще и стервой высокомерной. Саша мне о себе рассказывает, а я вот так это использую, выворачиваю против нее, принижаю девушку из-за того, что… Да если бы на месте Тимура был кто угодно другой, мне бы даже в голове не пришло что-то сказать. Я бы улыбнулась и ушла. А я… А я…
Когда дверь открывается, я выпрямляюсь. Закрывается, поворачивается внутренний замок. Сглатываю и резко поворачиваю голову. Прислонившись к двери, стоит Тимур. Отворачиваюсь снова к экрану ноутбука, взяв первый попавшийся лист, бездумно вбиваю данные в таблицу, даже не понимая, что пишу.
— Это было похоже на ревность, — произносит Тимур.
Сжимаю листок так, что он сминается. Откладываю в сторону, беру другой, слыша, как Тимур подходит. Становится к столу, опираясь на него.
Я продолжаю упорно печатать под его взглядом. Наконец, не выдержав, бросаю, не глядя:
— Ты себе льстишь.
— Тогда какого хрена ты устроила в кухне?
Сжимаю пальцы в кулаки, потому что они слишком заметно дрожат. Ну давай, Милана, устроила, так имей силы держать ответ.
Я встаю, потому что находится в положении, когда Тимур смотрит на меня сверху вниз, некомфортно.
— Саша хорошая девочка, просто запуталась. Ни к чему ей связываться с таким, как ты.
— С каким? — вижу, как он быстро сжимает зубы, но тут же снова расслабляется.
— Которому все равно, с кем спать. С наглым, беспринципным, живущим ради своих желаний и прихотей, и готовым для их достижения использовать других. Вот какой ты, Тимур! — последние слова я почти выкрикиваю ему в лицо. Он только сверлит меня тяжелым взглядом. А я не выдерживаю.
 
Толкаю его в грудь, раз, другой, а потом он хватает меня за руки, разворачивает, прижимая к столу, а руки заламывает мне за спину. Я тяжело дышу, но мне легче от того, что я все это сказала.
— А теперь слушай меня, — он склоняется ко мне, я нервно сглатываю. — Я ни тебе, ни Саше ничего не обещал. И если ты по какой-то причине решила, что проведенный вечер ставит тебя в особое положение, то я в этом не виноват.
Я раздуваю ноздри от обиды, потому что я и правда так решила. Только непонятно, с чего.
— Ненавижу, — выплевываю ему в лицо. — Ненавижу тебя! Ненавижу!
Мы замираем, глядя друг на друга и тяжело дыша. Злость, обида, — все мешается внутри, и к этому коктейлю примешивается новый, запретный ингредиент: желание. Я хочу отстраниться, но Тимур отпускает мои руки и, обхватив за шею, притягивает к себе и целует.
Глава 32
Этот поцелуй, как взорвавшийся вулкан: безудержный, горячий, сжигающий. Я ударяю кулаками в мужские плечи и следом цепляюсь за них, подаваясь навстречу. Открываю рот, разрешая Тимуру углубить поцелуй, и меня уносит так, что голова начинает кружиться, а тело покалывать от бегущего по нему возбуждения.
Тимур подталкивает меня, вынуждая присесть на край стола, а в следующее мгновенье своими ногами раздвигает мои, прижимает меня к себе, давя на поясницу. Я выдыхаю громко, горячо ему в губы. Судорожное, почти болезненное желание перебивает бьющиеся в сознании мысли о том, что я должна остановиться. Я должна, но не могу. Просто не могу.
Я, как струна, которая натягивалась до предела, а потом хватило одного маленького движения колка, и она лопнула.
Я позволяю рукам Тимура исследовать мое тело, позволяю губам целовать мои губы, порождая внутри такой огонь, от которого в висках начинает стучать слишком громко.
Безумие — так хотеть его, тянуться к его ласкам, желать, чтобы его руки гладили меня, сжимали мое тело, чтобы губы ласкали, оставляя метки на коже… Но я хочу его сейчас именно так — до болезненной одури, такого сильного желания я не испытывала никогда.
Когда все кончается, я встаю, пошатываясь, опускаю подол платья вниз, прикрывая тело. Постепенно, вместе с выравниваем дыхания и сердцебиения приходит осознание того, что произошло. Пока еще мысль кажется размазанной, эмоции не утихли, тело еще дрожит.
Я на ватных ногах дохожу до диванчика, сажусь на край и первым делом утыкаюсь взглядом в мои трусики на полу. Зажмуриваюсь, словно надеясь, что они исчезнут, и Тимур, и все остальное.
Но когда открываю глаза, все по-прежнему. Быстро поднимаю трусики, сжимаю их в руках, Тимур отодвигает нижний ящик стола.
— Черновики? — спрашивает меня. Киваю. Он берет несколько листов, мнет, рвет, потом выкидывает в помойку. Прячет улику — использованный презерватив. Утром придет уборщица, еще до начала рабочего дня, и все уберет. Он знает это, конечно.
Тимур уже привел себя в порядок, а я так и сижу на краю дивана, растрепанная, взбудораженная, с нижнем бельем в руках. После эйфории накатывает тупое осознание случившегося.
— Милан, давай поговорим.
Поднимаю глаза на Тимура и тут же отвожу взгляд.
— Не надо винить себя. Я хочу тебя, ты меня, ничего удивительного в том, что мы переспали, нет.
Я начинаю немного нервно смеяться. Вот так у него все просто, захотел — переспал, захотел — переступил и пошел дальше. Никаких обещаний, никакой ответственности.
— Оставь меня, — произношу на удивление твердо, когда перестаю смеяться, он хочет что-то сказать, но я повторяю: — Прошу, Тимур, оставь меня сейчас. Мне нужно побыть одной.
Он несколько секунд смотрит на меня, а потом молча уходит. Аккуратно прикрывает за собой дверь, а я судорожно выдыхаю, откидываясь на спину дивана.