Это всё из-за тебя (СИ)
Полина Бурцева: Пожалуйста, уезжай. Если отец тебя увидит, нам всем будет плохо.
Читаю и нихуя не понимаю. Почему плохо? Что я, блять, сделал её семье? Пытаюсь вспомнить и нихрена не получается. Что, блять, происходит? Пялюсь в экран снова и снова.
Полина Бурцева: Пожалуйста! Ради Ани!!! Сигнализирует не только глазами, но и символами в смс.
Это только действует. Ради нее, блять, готов на все. Жму педаль газа в пол и стартую. Выезжаю со двора и кружу по району, центру города. Останавливаюсь только тогда, когда от Ани приходит смс в общий групповой чат.
Анна Бурцева: Ребят, всем привет. В 105 и 103 группах совместные пары весь день на втором этаже в сто четверной аудитории. Также сегодня методологию и компьютерные технологии будут замещать другие преподаватели. Меня сегодня не будет, поэтому все вопросы к Тиназовой Ксении. Она меня заменит на пару дней! Спасибо за внимание!
Что, блять, за нахрен? Почему не будет пару дней!? Присутствую на всех парах, чтобы её точно не подставлять. Даже Полину изредка вижу в коридоре академии, но пересечься не удается.
Вечером держу караул около её подъезда и уже на выбранном месте под старым дубом. Утренние окурки еще сохранились, только листвы прибавилось. В её окнах плотно зашторенные занавески. Еле проглядывается свет. Я, как сокол, выискивающий добычу, кружу в ожидании. Сердце ухает то вниз, то вверх. Заходится в стремлении разорвать грудную клетку. Пульс херачит в висках, бомбит, словно залпы ракет контрольным проходятся по нервным окончаниям моего и без того взбелененного состояния. Я, мать вашу, охуеваю от всего.
Стараюсь логически мыслить. Но, блять, путного ничего не выходит. Нет, я конечно повёрнут на ней. Но, блять, ведь я не сделал ничего плохого? Правда же... Она бы, блять, сказала мне или нет?!
Я люблю тебя.
Вот только эта фраза греет. И я цепляюсь за неё. Любит. Она меня любит. Значит, все решаемо. Может, нужно просто подождать. Жду, пока не темнеет конкретно. Выкуриваю еще одну пачку. Денис бы сейчас убил, но мне настолько похуй на это. Беспокоит в самую последнюю очередь. Он стоит на втором месте по значимости задач, но отодвигается на другой план, когда вижу пожимающих руки около подъезда семью Бурцевых и Черногорцевых. Руль крепче сжимаю, прямо впиваюсь в него ногтями. Зубы сводит. Ревность, сука, воспаляется в моем организме. Желание переехать такое острое, что отгоняю его. Понимаю, что ничего хорошего не будет. Одергиваю себя.
Полина Бурцева: Если ты к Ане, то её нет. Она осталась в храме родителей, в молитвенной комнате. Мама сказала, что она недостаточно очистилась. Нам запрещено сейчас с ней общаться.
Кирилл Сомов: Как туда можно попасть?
Единственное, что уточняю. Мне плевать на последствия, но я должен с ней поговорить. Мечусь в ожидании. Улавливаю, как Носовы покидают двор на своем внедорожнике после рукопожатия и кивка головой, словно болванчики. Им не хватало только реверанса отвесить. Ебаный цирк. Это все, что проносится в голове. Юрий Федорович поднимается по ступенькам обратно в дом. А вот Ирина Васильевна оглядывает полностью двор, задерживается на моей машине взглядом. Знаю, что там никого не увидит, но она недовольно морщится и кому-то звонит. Двоякое чувство внутри. Хочется выйти и познакомиться. Но с другой стороны, как это будет выглядеть?
«Здравствуйте! Я парень вашей дочки Анны. Пришел свататься!» Звучит бредом. Да еще и в таком виде. Нет, блять, точно не сейчас. Нужно время. Нужно выждать время. Не привык все на горячую голову принимать. Но в отношении Ани эмоции на первый план выходят. Любовь кружит и бьет в грудную клетку всполохами урагана.
Завожу мотор, когда будущей свекрови не наблюдается. Вот только хлопает дверь машины и передо мной Тина появляется. В каком-то балахоне, закрывающем ноги до пят. Блять, если бы не капюшон, который она откинула, признал бы за монашку.
– Ты что тут делаешь? – в упор на нее смотрю, выезжая со двора. Ставит на панель навигатор с указанием дороги.
– Мне Полина написала, объяснила ситуацию. И вот я тут. – показывает на себя.
– Едем, как я понимаю, в церковь? – веду бровью.
– А есть другие предложения? – смотрит в упор уже на меня. Отрицательно мотаю головой. Паркуемся около заднего входа в церковь. Тут большая территория, но охраняемая. Собаки бегают вокруг. Освещение по всему периметру, как и камеры видеонаблюдения. Высокое здание с массивным золотым куполом и большой частью под колокольню. Они как раз звенеть начинают. Этот звон тревогу поднимает. Все нутро противоборствует внутри меня. Не люблю тут находиться. Пересиливаю себя. Тина такой же балахон мне отдает. Он полностью меня обволакивает. Открытыми только глаза остаются.
– Держись меня, – шёпотом говорит Тина. Но не успеваем завернуть за угол, как натыкаемся на здоровенную псину. Тина позволяет себя обнюхать и дает ей что-то из пакета. И немного отступает, пока псина принюхивается. Аккуратно обходим. Выходим на дорожку. Там сталкиваемся с охранником.
– Куда? – строгим голосом спрашивает здоровенный обросший мужик. Тут только это значение подходит.
– В храм на ночную службу, – шепотом отвечает Тина, меняя голос на более низкий и чуть звонкий. – А эта че молчит? – показывает на меня.
– У нее день покаяния. Ей нельзя ни с кем разговаривать, – ловко выкручивается Тина. Пока к нам подходит второй охранник, мы спешно ретируемся. Проходим внутри двора в самый низ. Там через открытую дверь в узкий подземный проход, больше похожий на тайный вход. Длинный туннель, еще три двери и таких же коридора. И лестница небольшая. Тина делает три коротких стука поверх своей головы, и погреб открывается. Вылезаем.
Нас встречает маленькая девочка лет двенадцати. С полностью закрытой головой и свечкой в руках.
– Я тебя заждалась. Принесла? – спрашивает малышка, и Тина отдает ей пакет. Там сладости и газировка. Все, что под запретом. Даже соль в спичечном коробке и сахар.
– Пойдем, – молча ведет нас девочка. Только вот слышим приближающиеся шаги. Она толкает нас в комнату. Как только они стихают, выглядываем и идем дальше. Я словно в шпионском фильме играю. Доходим до полностью белой двери. Она её открывает. Увиденное погружает меня в транс. Я думал, в фильме Вий все так приукрашено, но только сейчас понимаю, что ошибался.
Тут еще хуже, чем там. Полностью белые стены, увешанные по четырем сторонам иконами. Живого места на стенах нет. Также маленькая свечка, хилая табуретка с мокрым полотенцем и с наполненным до половины графина водой. В центре хрупкое, обессиленное от слез тело Ани. Она стоит на коленях и что-то причитает. Как по словам понимаю, молится. И плачет. Она почти голая. На ней прозрачное длинное платье, полностью оголяющее её тело. И тут бы пофантазировать, как она прекрасна и что её тело совершенно. Но, блять, меня ужас накрывает. В комнате холодно. Меня злость и ненависть затмевает. Кто, блять, это сделал и за что? Меня, сука, люто кроет. Хочется разнести тут всё.
Подрываю её с коленей. Она ледяная. Губы дрожат. Дорожки от слез застыли на щеках. Защитить хочется. Целую всю. Обнимаю. Растираю ладони.
– У нас мало времени, – врывается в пространство голос Тины. – Держи вещи. – командует Ане. Та словно из морока выходит. Смотрит на меня, отходит.
– Тебе… Тебе нельзя здесь быть. Сюда нельзя мужчинам! – в ужасе говорит.
– Так, на улице поговорите. – стягивает с неё платье, оставляя полностью голой. И я реально не вру. На ней даже чертовых трусов нет. Никаких. Она голая. Ебать! Меня должно штырить, если бы мы были в другой ситуации. Но сейчас меня колошматит от того, что с ней сделали. С Тиной они меняются одеждой. – А я тебя прикрою, – перед уходом говорит Тина. И мы исчезаем тем же путем на свободу. Держимся за руки. Слава богу, не попадаем никому на глаза. Запрыгиваем в машину и стартуем. Аня жмется ко мне, хоть и включаю печку на полную мощность. Отогреваю. Едем далеко за город. Тут лес, море и тишина, которая необходима нам двоим.