Тварь. Кассеты Андерсона

Стекло моего фонарика, заклеенное липкой лентой, пропускало лишь тоненький лучик света. Я немного пошарил на кухне, осваиваясь с обстановкой. Насколько я мог видеть, здесь никто не наводил порядок со времени убийства.
Я прошел в гостиную, стараясь ни на что на наступать. Квартира была даже в худшем состоянии, чем раньше. Полиция докончила то, что начал Йорк.
Но они ничего не нашли. Иначе мне не пришлось бы влезать через подъемник. Дилвик оказался хитрее, чем я ожидал. Он рассчитывал, что Грэйндж вернется и сама укажет тайник.
Значит он был уверен, что она жива. Дилвик знал что-то такое, чего не знали мы с Прайсом.
За полчаса я просмотрел все барахло, вываленное на пол, но не нашел ничего интересного. Я пнул эту груду ногой и вновь принялся за ящики стола. Мое везение кончилось: Грэйндж не признавала ни потайных ящиков, ни двойных стенок. Я перебрал в уме все места, где женщины любят устраивать тайники, но копы о них тоже подумали, во всех уголках уже пошарили, все шкафы опустошили. Дамочкам приходят в головы всякие остроумные идеи насчет пустотелых ножек кровати или корпуса лампы, но здесь ножки кровати оказались сплошными, а лампы модерновыми из прозрачного стекла.
Черт, да ведь должна же она где-то хранить важные документы. Диплом, страховые полисы и тому подобное. Наконец я сообразил, в чем ошибка. Виновата была моя психология. Или ее. Майра Грэйндж только казалась женщиной. Женскими были ее внешность, одежда, тело, но не психология. Думала она по-мужски. Вот из чего надо было исходить. Будучи отчасти женщиной, она должна припрятывать вещи, мужская сторона характера заставляет ее выбрать для тайника труднодоступное место, до которого нужно добраться с помощью силы, а не умозаключений.
Улыбаясь, я принялся за дело. Я отодвигал шкафы от стен и пробовал поднять дверные пороги. Найдя углубление за радиатором, я повеселел. В нем набилась пыль, и им давно не пользовались, главном образом потому, что можно было обжечься, суя туда руку при включенном отоплении, но я понял, что иду по верному пути.
В конце концов я нашел тайник, когда опустился на четвереньки и посветил фонариком вдоль плинтусов под кроватью. Его и спрятали-то не очень хорошо. Плинтус не вполне закрывал выбоину в штукатурке, сделанную острым молотком.
В нем хранилась пачка конвертов, охваченная широкой резинкой. Она была не меньше четырех дюймов толщиной, посредине из нее выглядывали краешки акций. Славная такая аккуратненькая пачечка.
Я не стал тратить время на ее разборку, а просто сунул всю пачку под пиджак и застегнул поверх дождевик. Уже пристроив на место один конец плинтуса, я подумал, какую отличную шутку можно сыграть с толстым обормотом, оставив визитную карточку. Я вывернул его совсем и, положив на пол на самом видном месте, вышел в кухню. Пускай мой жирный приятель поломает голову. И задаст же он взбучку своим болванам, которых поставил у дверей.
Спуск оказался намного легче. Нужно было только крепко держаться за веревку и притормаживать. Между первым этажом и подвалом я натянул веревку потуже, замедляя спуск. Приземлился я удачно, лишь слегка встряхнуло. Выбраться было проще, чем войти. Я высунул голову в глухое подвальное окошко с той стороны, где дорожка огибала дом, коротко свистнул и позвал:
— Эй, Мак!
Этого было достаточно. Он примчался из-за угла, тяжело топая ногами, а я рванул по коридору, выскочил в дверь и юркнул в кусты. Озадаченный коп вернулся на свой пост, в изумлении почесывая голову. Забор, дорожка, еще миг — и я понесся по улице в машине позади какого-то автофургона.
Сверток жег мне карман. Я свернул в боковую улицу, завидя неоновый знак кафе, позволяющий поставить машину, припарковался, вошел в кафе и занял угловой бокс. Когда тощий официант в слишком большом для него фартуке принял заказ, я извлек пачку бумаг из кармана. Игнорируя акции и полисы, я перелистал ее и нашел то, за чем охотился.
Это было завещание Йорка, составленное два года назад, по которому все его денежки до последнего цента отходили к Грэйндж. Если она была еще жива, это припечатывало ее наверняка. Я имел на руках мотив, наичистейший, прямой мотив. Эти несколько миллионов долларов выдавали ее с головой. Ей надо было быть уж очень везучей, чтобы иметь возможность ими попользоваться.
 
Неряха-официант вернулся со шницелем и кофе. Я отложил бумаги и занялся невкусной едой, с трудом проталкивая ее в горло и пользуясь кофе для смазки. Уже заканчивая, я обратил внимание на свои руки. Они были все в пыли. Я заметил и кое-что еще. Резинка, скреплявшая пачку, лежала рядом с кофейной чашкой, жесткая и пересохшая, распавшаяся на две части.
Значит, я все-таки нашел не то, что искал Йорк. Этот сверток не трогали черт знает с каких пор, а ведь спрятанные в тайнике за камином вещи определенно оставались там до вчерашнего вечера. Завещание же пролежало среди прочих бумаг не один год.
Черт побери. Да, Майк, на этот раз ты сам себя перехитрил. Проклятие!
  
Глава 6
 
Я поставил свои часы по часам на перекрестке, пока ждал перед светофором. Четверть десятого, а дела шли далеко не блестяще. Черт возьми, из-за чего же Йорк так взбеленился? Теперь мне стало ясно, что пропавшую вещь, чем бы она ни была, Грэйндж либо забрала с собой, либо вообще никогда не держала в руках.
Я вернулся к исходной точке. Оставалось только два пути: найти Мэллори или узнать, кто спускался по лестнице в ночь убийства и почему умолчал об этом в своих показаниях. Ладно, начнем с Мэллори. Может быть, Рокси сумеет ответить на кое-какие вопросы. Я вытащил завещание из пачки бумаг и спрятал во внутренний карман, а остальное кинул в глубину ящика для перчаток.
Генри отворил ворота, как только я свернул с дороги. Когда он закрывал за мной, я подозвал его.
— Кто-нибудь появлялся, пока меня не было?
— Да, сэр. Приезжал гробовщик, а больше никто.
Я поблагодарил его и поехал к дому. Харви открыл дверь и торжественно кивнул, приняв у меня шляпу.
— Есть какие-нибудь новости, сэр?
— Никаких. Где мисс Мэлком?
— Полагаю, наверху. Она недавно отвела мистера Растона в его комнату. Вам позвать ее?
— Не надо, я сам поднимусь.
Я легонько постучал и сразу вошел. Рокси ахнула и, схватив с постели халатик, прикрылась. Лишь долю секунды зрелище ее классической наготы стояло перед моими глазами, но от этого кровь гулко застучала у меня в ушах. Я зажмурился.
— Спокойно, Рокси, — сказал я. — Я ничего не вижу, так что не кричи и ничем не бросайся. Я не нарочно.
В ответ раздался беспечный смех.
— Ох, да открой ты, ради Бога, глаза. Ты уже видал меня такой.
Я открыл глаза, но она как раз завязывала пояс халата. Ошалеть было можно.
— Не искушай меня. Я думал, ты перековалась.
— Майк... не надо таким тоном. Если я и заделалась скромницей, то мне так больше нравится. По-своему, грубо, но ты тоже с этим считался, и не могу же я швырять в тебя чем попало из-за того, что ты опять увидел то, что много раз видел раньше.
— Парень спит?
— По-моему, да.
За приоткрытой дверью в другую комнату было темно. Я тихо закрыл ее, потом вернулся и сел на край постели. Рокси подтащила кресло из-за туалетного столика и поставила его передо мной.
— А меня будут сначала приводить к присяге? — спросила она, притворно надувшись.
— Дело нешуточное.
— Валяй.
— Я назову одно имя. Не отвечай сразу. Дай ему впитаться поглубже, подумай, вспомни, не слышала ли его хоть раз с тех пор, как ты здесь, неважно, когда. Покатай его на языке, пусть оно станет привычным, а потом, если оно тебе знакомо, скажешь, где и когда его слышала и от кого... если сможешь.
— Понимаю. Что за имя?
Я протянул ей сигарету и взял себе одну.
— Мэллори, — сказал я, поднося ей огонь. Обхватив руками колено, я ждал. Рокси пускала дым в потолок. Пару раз она взглянула на меня с отсутствующим выражением в глазах, беззвучно повторяя про себя это имя. Я смотрел, как она покусывает губу, глубоко затягиваясь дымом.