Воздушные рабочие войны (СИ)

— ПВО на складе есть? — озабоченно спросил Никифоров.
— Есть, — кивнул Сашка. — Будет сильное противодействие, уходите, не рискуйте. Но вряд ли они будут готовы. Здесь у немцев глубокий тыл. ПВО на дальников рассчитана, а вы тихонько, на малой высоте подкрались, шарахнули и ушли. Тут другое. Здесь и здесь у немцев аэродромы. Расчет на то, что поднять самолеты они не успеют, а дежурные пары, пока им сообщат, пока подлетят… Но все равно смотрите в оба.
— Сделаем, Саш.
Сашка кивнул:
— Только без героизма. Не тот случай, чтоб рисковать. Просто жалко такую жирную цель упускать, — цель действительно была хорошей. И ударить по ней решил именно он на свой страх и риск. Но он верил в ребят и в технику.
— Понятно, — согласился Никифоров, — а сейчас что?
— А что сейчас? Отдыхаем! — Стаин прикрыл глаза, глубоко вздохнув, — когда еще вот так удастся в лесу у костерка посидеть, картошечки запечь? — и действительно, когда? Когда он в последний раз был в лесу? Не холодном осеннем или зимнем, а вот таком, зеленом, ласковом, радостном, переполненном жизнью и пением птиц. Давным-давно, в прошлой жизни. Забыл уже когда. Где-то далеко монотонно закуковала кукушка. Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку… И не устанет же. — Лукин?!
— Здесь, товарищ подполковник.
— Дай гитару, — инструмент по рукам дошел до Сашки. Привычно седьмую веткой под гриф, две струны подкрутить из семиструнки получается шестиструнка. Но до чего же разбитая гитара. И не лень же ребятам таскать ее по лесам? Хотя что тут таскать? Легкая. Это не баян, хотя и с ним умудряются путешествовать с фронта на фронт бойцы.
Часто снится мне мой дом родной,
Лес о чем-то о своем мечтает.
Серая Кукушка за рекой,
Сколько жить осталось, мне считает.
Снится мне опушка из цветов,
В снах забытых тихая опушка.
Восемьдесят, девяносто, сто
Что-то ты расщедрилась кукушка.
Я прижался ласково к цвету,
Стебелек багульника примятый.
И звучит ленивое ку-ку
Отмеряя жизни моей даты.
В песне только и осталось заменить строчку «на афганской выжженной земле», на «войною выжженной земле» и она зазвучала, будто написана специально про этот день у костра в белорусском лесу. Может быть потому что написал стихи про кукушку фронтовик и переделал их в песню тоже фронтовик, только уже другой войны, афганской?
Я тоскую по родной земле,
По её рассветам и закатам.
На войною выжженной земле,
Спят тревожно русские ребята.
Они тратят силы, не скупясь,
Им привычны холод и усталость.
Сил своих не копят про запас,
Так скажи-ка, сколько их осталось
Так что ты, кукушка подожди
Мне давать чужую долю чью-то:
У бойцов вся вечность впереди,
Ты её со старостью не путай.
[i] Советская универсальная вертолетная гондола ГУВ-8700. В состав гондолы входили два четырехствольных 7,62-мм пулемета ГШГ и один четырехствольный 12,7-мм пулемет ЯкБ. Молотилка адская.
[ii] Градов — псевдоним Станислава Алексеевича Ваупшасова, командир батальона ОМСБОНа во время битвы под Москвой, в 1942 году командира партизанского отряда состоящего из штатных сотрудников НКВД и присоединившихся к ним местных жителей «Местные», действовавшего на территории Минской области. Участник ликвидации Вильгельма Кубе. Полковник, Герой Советского Союза (1944). Может и не легенда, как Судоплатов и Эйтингон, но очень уважаемый в органах госбезопасности человек, один из первых спецназовцев в классическом их понимании. Гонял по Маньчжурии японских спецов в 1945, потом в Прибалтике «лесных братьев».
 XV 
 
И снова тот же скрытый среди непролазных болот островок. Только не слышно смеха и разговоров, лишь стоны раненного в живот Лукина и тяжелые вздохи, не отходя, сидящей рядом с ним Зои. А еще настойчивое, монотонное стрекотание немецких самолетов, рыщущих над лесом в поисках русских диверсантов и проклятых «адских мясорубок» устроивших бойню парням из СС на дороге из Жодино в Борисов. А вот со складом не получилось. Москва категорически запретила. И надо было Ганину давать запрос на атаку?! Вот и пришлось, имея такую огневую мощь, довольствоваться разбитой колонной и пленением какого-то пьяного оберштурмбанфюрера. А ведь можно было устроить такой трам-тарарам! Стаин понимал, что Ганин не имел права не запросить Центр по поводу склада, он отвечал за проведение операции, а они были просто приданы майору в качестве средства доставки и огневой поддержки, но все равно было обидно.
 
Немецкий самолет пролетел прямо над ними. Люди с тревогой подняли головы в небо, напряженно всматриваясь в пятна небесной синевы проглядывающей сквозь кроны деревьев. Хорошо, что лес уже начал зеленеть усложняя работу немецким летчикам-наблюдателям. Звук мотора стал удаляться и на поляне снова воцарился покой, если так можно сказать о ситуации, когда тебя со всех сторон окружают враги.
Лес тоже был переполнен немецкими солдатами и отребьем из вспомогательной полиции, которые были, пожалуй, поопасней немцев своим отличным знанием местности и желанием выслужиться. Но место выбранное партизанами Градова, оказалось действительно отличным, практически недоступным. В топь не лезли даже полицаи из местных. Так, походили по краю, постреляли в сторону болота и ушли прочесывать лес дальше.
Сашка лежал, прислонившись спиной к теплому шершавому сосновому стволу, и смотрел на свежий холмик земли, насыпанный неподалеку. Вот так, кому-то вечность, а кому-то старость. Кем был этот паренек в форме полицая, ракетницей обозначивший нужную им цель и вызвавший огонь на себя? Совсем молодой, чуть старше Сашки. Он же знал, что шансов выжить нет. Не погибнет под снарядами и пулями своих, расстреляют немцы. Но не струсил, не засомневался, подал сигнал, когда надо. А Стаин еще думал, как они на оживленной дороге узнают именно ту самую нужную им цель. Градов сказал, что сигнал будет, но какой он и сам не знал. Да и как предугадать, как можно будет обозначиться в определенный, именно тот единственный нужный момент, когда вокруг враги, а ты один против всех.
— Как его звали? — Сашка не поворачивая головы, задал вопрос сидящему рядом с ним Славке.
— Не знаю, — так же тихо ответил тот, — товарищ Градов знает, — парень мотнул головой в сторону что-то обсуждавших между собой майора и командира партизан. Ну, хоть не безвестным предателем погиб, а героем. Как там сказали товарищи командиры? Приемлемые потери для такой операции? Ну да, приемлемые! Один «двухсотый» и один «трехсотый», который, если его не доставить к медикам станет «двухсотым». Зато задание выполнено. Вон, оберштурмбанфюрер дрыхнет, скотина пьяная. Сашка с ненавистью посмотрел на спящего немца, от которого по поляне разносилось стойкое амбре перегара и немытого тела. Надо же так нажраться, чтобы проспать авианалет на колонну, скоротечный бой с остатками эсэсовцев и не самую нежную транспортировку до вертолета! И ведь ни разу в чувство не пришел, только промычал что-то возмущенное, когда его ударили, при погрузке в вертолет. Это Зинка рассказала, она как раз прикрывала ребят пулеметным огнем. Вон сидит рядом с Зоей сама не своя. Считает, что Лукина из-за нее подстрелили. А что она могла сделать? Тот недобиток как раз за машиной Штрауха притаился. Начни она стрелять, и взяли бы поганца холодным. Хотя стоит ли жизнь этой твари жизни Лукина? Да ни на сколечко! А вот суд над ним, наверное, стоит! Или нет? Командование считает, что да. А он? Он сам, как считает? А если б вместо Лукина Настя была? Или Ленка? Или еще кто-то из ребят? Нет! Надо завязывать с такими мыслями! Они все, все до единого, сами выбрали свою судьбу. Как там, в старом фильме сказали? Есть такая работа — Родину защищать! Вот у них у всех сегодня такая работа! А его работа сделать так, чтобы было как можно меньше потерь. Но ведь будут!