Халява. 90-е: весело и страшно (СИ)

Ему сегодня было насрать на всех и вся с высокой колокольни, поскольку его собственная сытая и обеспеченная жизнь с недавних пор раскололась на две абсолютно разных половинки и стала похожа на большую и толстую слоновью задницу. В мгновение ока она превратилась в полное дерьмо, выбраться из которого не представлялось возможным. Ибо силы, принудившие его к будущему жалкому существованию, не поддавались разумному объяснению! Возможно, что его бабка-знахарка могла бы объяснить и растолковать все нюансы, которые он не понимал и не принимал. Но видеть перед собой её сморщенное, словно печеное яблоко, блаженное лицо он тоже не хотел.
Вот уже двое суток он не появлялся на работе, но это было меньшее из зол — ведь он мог себе это позволить. И никто в трезвом рассудке не посмел бы поставить ему прогул. Он двое суток не справлялся о «прочих делах», никоим образом не связанных с основным местом работы, ну разве что только опосредованно. Но он мог позволить себе и это — хорошо отлаженный механизм, работающий как швейцарские часы, мог какое-то время протянуть и без его непосредственного контроля и участия. А вот позволить себе продолжать прежнюю жизнь он не мог! И что с этим делать, Митрофанушка не представлял. Вернее, представлял, но боялся признаться в этом даже самому себе. Кем он будет в этой будущей гребаной всеми чертями жизни? Вонючим обсосом с мятой трешкой в кармане, пытающийся дотянуть от зарплаты до зарплаты? Ведь без его «темных схем», преступных махинаций и откровенного разбоя нормальной капусты не нарубить!
Однако и ослушаться спустившего с небес или поднявшегося из самого ада (сам Митрофанушка склонялся ко второму варианту) крылатого Надзирающего, легко играющего самим временем, он реально боялся. Вид приоткрытого всего лишь на мгновение кровавого и огненного пекла, поселил в его трусливой душонке настоящий дикий ужас перед неизбежным, а что самое главное — практически вечным, возмездием.
От мрачной «меланхолии», самокопания и самоедства, а еще больше от безграничной жалости к самому себе его оторвал телефонный звонок. Номер этого телефона во всем Владивостоке знали всего-навсего несколько человек. И звонили либо в самых экстренных случаях, либо при возникновении серьезных вопросов, требующих разрешения таких же серьезных проблем. Сурков, после небольшого ночного забытья, пребывал в каком-никаком, но относительно вменяемом состояние. Ну, в смысле, мог членораздельно выговаривать слова.
Едва прозвенел звонок, он резко поднял трубку — громкий перезвон телефонного аппарата болезненно был по похмельным мозгам.
— Какого хрена в такую рань? — прохрипел в трубку пересохшим горлом толстяк.
— Вечер в хату, Митрофан, — раздался из трубки слегка вкрадчивый знакомый голос одного важного «компаньона» по «темным» схемам. — Какая, нахрен, рань? Стемнеет скоро… Ты на кочерге что ли? — Догадался собеседник. — С какого перепугу дубасишь?
— С какой целью интересуешься, Министр? — хорошо зная тюремные повадки компаньона, обрубил конца Митрофан.
— Да вот содействие твое в одном вопросе не помешало бы, — не стал темнить криминальный авторитет. — Соображать еще можешь? Или мне попозже позвонить?
— Давай лучше сразу, — буркнул Сурков, ища взглядом выпивку. — Ща только глотку промочу слегка…
Початая бутыль дорогого коньяка обнаружилась неподалеку, на краешке стола, за которым развалился в кресле опухший Митрофан. Он протянул руку, схватил прохладную бутыль, сделал несколько крупных глотков, а после приложил освежающее стекло ко лбу.
— Внимательно… — морщась, произнес он в трубку, похмельная голова болезненно пульсировала.
— Дело в следующем, Митрофан, — услышал он в ответ, — тут недавно моих босяков менты в холодную закрыли…
— П-ф-ф… — пьяно фыркнул Сурков. — Тоже мне проблему нашел! Хулиганка? Дай на лапу начальнику ментовки, как обычно. Да не скупись, а то я тебя знаю!
— Нет, Митрофан, тут не совсем обычный вариант. Они как раз на ментов по незнанке наехали. При задержании легаши одного из этих олухов даже подстрелили…
 
— Б-у-у… Тоже не проблема, всегда ситуевину так повернуть-вывернуть можно, что стрелявшего еще и посадят… К Флейшману обратись, он дельный адвокат, как раз по таким вопросам…
— А то я без тебя об этом не знаю, — нервно произнес Министр. — Ты до конца дослушай! На руках у этих дятлов ствол… Грязный… Пока он экспертизу не прошел, все не так печально… Но проблемка нарисовалась с другой стороны — я тут сдуру Колобка в мусарню направил, чтобы он там шухеру навел…
— Кого? — Митрофанушка чуть со стула не свалился. — Колобка? Так он же у тебя напрочь отмороженный! Че он порешать без мордобоя может?
— Ну, — усмехнулся в трубку Министр, — в последнее время прокатывало. Только в этот раз что-то не так пошло — в гадильник[1] он зашел, а оттуда не вышел.
— Ничего удивительного — повязали дебила. Не на всех легавых его тупые замашки действуют.
— А вот хрена — нифига он не обеднел[2]! Я специально вентилировал. Он просто пропал! Как, сука, в ниппель — туды дуй, а оттуда х. й! И мне, Митрофан, такие фокусы совсем не нравятся!
— Хочешь сказать, его сами мусора зажмурили? И тело утилизировали? Бред это полный, Министр! — авторитетно завил Сурков. — Не гони — не валят мусора бандюков, а еще и в отделении! Это твои дуболомы и торпеды могут с кем угодно в жмурки сыграть! Но менты, да еще и в мусарне… Не, чет ты не попутал, Министр!
— Да не попутал я ничего — зуб даю! — «побожился» авторитет. — Есть у меня стукачок в той мусарне, так вот он обмолвился, что в тот день выстрел в кабинете начальничка слышал. Да и Колобка, заходящего в его кабинет, на раз срисовал! А вот обратной ходки уже не видел.
— Ты мне какие-то сказки травишь, Министр! Ну не бывает так… — Митрофанушка неожиданно осекся. Ведь и с ним нечто подобное приключилось. Почти сказка, только донельзя страшная, как смертный грех. А что если… — А скажи-ка мне, Министр, ты случайно фамилии того начальника отдела не знаешь?
— Знаю, Зябликовым его погоняют.
При упоминании имени знакомого по недавним событиям мента, из-за которого у Митрофанушки пошла под откос вся его предыдущая жизнь, Сурков «похолодел» и покрылся крупными мурашками. Хотя, он подсознательно и настроился на подобный исход, но его вновь начало неслабо подтряхивать.
— Майор, вроде, из советского гадючника. — Продолжал лить информацию в уши Митрофанушки криминальный авторитет. — Я вот поэтому к тебе и позвонил, чтобы ты по своим партийным каналам на него надавить попытался — слишком борзый он для такой занюханной должности…
— Хочешь дам совет, Министр? — Голос Суркова от окатившего его страха неожиданно настолько осип, что ему приходилось выдавливать слова через силу. — Не связывайся с этим Зябликовым — себе дороже только выйдет!
— Поясни! — требовательно произнес законник.
— Рад бы, да ты не поверишь, — не желая прослыть еще и чокнутым на всю голову полудурком, ответил Митрофан. — Просто прими как данность. Не связывайся!
— Хочешь сказать, что за ним кто-то серьезный стоит? — понял по-своему предостережения Суркова Министр.
— Можно и так сказать, — не стал вдаваться в подробности Митрофан. — Я посоветовал, а ты — как знаешь… И еще… Не хочешь мою долю выкупить?
— В какой схеме? — тут же подобрался Министр. — Не каждый день ему делали такие щедрые предложения.
— Во всех наших с тобой совместных «предприятиях», — совсем огорошил его Сурков.
— Не понял, Митрофан, с чего это ты соскочить решил? Хорошую же капусту стрижем? Не пожалеешь потом?
— А тебе не похрен ли? Так берешь, или нет?
— Действительно похрен! У меня просто столько свободного лавэ не наберется, — признался Министр.
— А общак? Я знаю, что ты нынче в городе за казначея…
— Слишком много знаешь, Митрофан, — недовольно процедил в трубку воровской авторитет.
— Положение обязывает, — ответил Сурков. — Да и кто из братвы не в курсе?
— Палево это — общий котел для личных нужд потрошить, — признался вор. — Спросить могут, а после такого можно и в белые тапочки приобуться.