Молчи (ЛП)

Позволить эмоциям взять верх было не лучшим решением. Поэтому он снова погрузился в рутину. Он окинул взглядом комнату, заваленную объедками фастфуда и смятыми простынями. Орион нигде не было, но он услышал, как за закрытой дверью ванной комнаты льется вода, и догадался, что она там. Тот факт, что она встала и смогла принять душ, говорил о том, что она, по крайней мере, страдала от похмелья меньше, чем остальная троица, которые двигались как ленивцы.
— Скоро увидимся, детка, — Эйприл обратилась к Жаклин, привлекая ее для объятий.
Мэддокс почти ожидал, что эта агрессивная девушка ударит его сестру, но, к его удивлению, она крепко обняла ее в ответ.
— Конечно, — сказала она, отпуская ее. Она даже улыбнулась. — Ты классная.
Чертова Эйприл. Она могла подружиться с кем угодно. В его сестре была харизма, которая притягивала всех. Благодаря которой, люди тянулись к ней и опускали свои стены. Если бы он не был так чертовски зол на нее, он был бы благодарен, что она помогла смягчить жесткие края этих сломанных и покрытых шрамами девушек.
Эйприл подошла к Шелби, которая сидела на краю кровати, и прищурившись смотрела мультики по телевизору. Она вытянула руки в воздух и широко зевнула. В том, как она это сделала, было что-то детское, и это ударило Мэддокса прямо в живот.
— Люблю тебя, Шелбс, — сказала Эйприл и сжала ее миниатюрную руку.
Мэддокс заметил, что она обращалась с ней нежно. Его сестра видела, как держалась эта девушка, видела, что она была самой уязвимой из них.
Шелби улыбнулась, и эта улыбка была яркой, невинной и прекрасной.
— Спасибо за все, Эйприл, — сказала она, застенчиво взглянув на мужчин, прежде чем снова вернуться к просмотру телевизора.
— В любое время, — сказала его сестра, улыбаясь с грустью, которую Мэддокс ненавидел.
Он хотел защитить ее от этого. От правды о том, насколько сломлены были эти девушки на самом деле. Но теперь это было заложено в ней. Эйприл видела больше, чем большинство, и воспринимала беды мира не так, как остальные. Она была эмпатом*. Она переносила чужую боль, как свою собственную.
Дверь в ванную распахнулась, и его словно ударили в лицо.
Это была Ри.
Ее волосы были влажными, кожа раскраснелась после душа. У нее больше не было веснушек, он, конечно, сразу это заметил, но теперь это бросалось в глаза. Черты ее лица были угловатыми. Черты, которые еще больше заострились, когда она увидела Мэддокса и Эрика, стоящих возле двери. Она не поздоровалась с ними, только нахмурилась.
Мэддокс не винил ее. Он понимал ее гнев и страх. Ее возвращали в жизнь, которую она больше не узнавала. Никого из ее семьи не осталось в живых. Рассказать ей об Адаме было самой трудной вещью, которую Мэддокс когда-либо делал в своей жизни. Она прошла через ад, хуже, чем ад за последние десять лет. Побег, который должен был означать, что больше не будет никаких ударов. Больше никаких открытых ран, посыпанных солью.
Потеря Адама ранила ее глубже всего, он видел это. Ее младший брат был для нее всем, единственным хорошим человеком в ее семье, и он ушел. Мэддокс не только не смог защитить ее, но и не смог защитить ее брата. Он был совсем ребенком, когда Орион похитили, и у него не было никого, кто бы мог помочь ему справиться с горем. Мэддокс хотел быть рядом, хотел помочь маленькому мальчику, которому предстояло слишком быстро повзрослеть, но он не знал, как это сделать. Он едва мог поддерживать себя в живых, несмотря на боль от потери Орион, боль от чувства оторванности от мира, боль от работы, которая сталкивала его с отбросами общества и жертвами, которые никогда не получат по-настоящему должного правосудия. Он потерял из виду себя и свою ответственность перед Орион, чтобы убедиться в том, что ее брат в порядке, в безопасности, жив.
Он хотел извиниться. Упасть к ее ногам и молить о прощении. Он хотел заключить ее в объятия, поцеловать в лоб и пообещать, что все будет хорошо. Что он будет рядом с ней и будет стараться забрать ее боль, даже если эта боль никогда по-настоящему не исчезнет. Он хотел поймать каждого монстра, ответственного за это, и заставить их заплатить.
 
Эйприл не дала ему шанса что-либо из этого сделать, и он никогда бы в этом не признался, но был рад спасению.
Он знал, что она хотела обнять Ри, но все в языке ее тела кричало, что это была плохая идея. Эйприл неловко встала перед ней и положила обе руки на её плечи.
— Я люблю тебя. Правда, — сказала она, звуча гораздо менее уверено, чем он привык слышать от нее за долгое время. — И я чертовски благодарна за то, что ты здесь, Ри.
Ри напряглась.
— Меня зовут Орион.
Мэддокс знал свою сестру. Он знал ее лучше, чем кто-либо другой, поэтому был поражен тем фактом, что она все еще улыбалась, несмотря на боль, которую, как он знал, она испытывала от этого мертвого тона и пустого взгляда. От холода в голосе Орион.
— Ты всегда будешь для меня Ри, детка, — наконец произнесла она, стараясь придать своим словам бодрость, и заставила себя улыбнуться. — Наши родители будут рады увидеть тебя… когда ты будешь готова.
Ри – Орион – отреагировала на это. Совсем немного. Но Мэддокс знал, что даже маленькая трещина в ее фасаде была важна.
Она кивнула, соглашаясь.
— Мне просто нужно немного времени, — кротко сказала Орион.
Эйприл понимающе кивнула.
— Эйприл, — рявкнул он, вспомнив о своей работе, значке и обязанностях. — Шевелись!
Она небрежно подошла к двери и посмотрела на него блестящими от слез глазами.
— Да ухожу я, жирная ты задница.
Остальные девушки в комнате расхохотались, и Эйприл оглянулась на них и подмигнула.
— Я не жирный, так что это даже не считается, — возразил Мэддокс.
— Ну да, конечно, — Эйприл открыла дверь и на мгновение задержала взгляд на двух детективах. — Хм… что насчет вас, двух извращенцев? — она многозначительно перевела взгляд с Мэддокса на Эрика. — Девочкам нужно переодеться, привести себя в порядок, – и не волнуйтесь, леди, мы отправимся за покупками, чтобы как можно скорее исправить преступления моды, совершенное полицией против вас, – и я уверена, что им не нужна аудитория.
— Мы проводим тебя, — мягко вставил Эрик, прежде чем Мэддокс задушил бы свою сестру в стиле Гомера Симпсона.
Его взгляд метнулся к Орион, просто чтобы убедиться, что она все еще там, что она настоящая. Она не отвела взгляда. Она выдержала его с решимостью и некоторой враждебностью, немного с упрямством, которое он помнил еще с детства.
— Угу. Пойдем, дедуля, — сказала Эйприл, указывая на открытую дверь.
Он усмехнулся сестре.
— Я всего на два года старше тебя, так что это тоже не считается, — он посмотрел на Орион. — Ну, ладно, мы будем снаружи, дамы, — неловко сказал он.
Эйприл засмеялась.
Орион не ответила.
***
Там были репортеры.
Возле отеля.
Возле полицейского управления.
Орион думала, что для такого рода вещей должен быть отдельный вход.
Очевидно, нет.
Родители Шелби настояли на том, чтобы самим отвезти их дочь, хотя им объяснили, что они не смогут находиться с ней в комнате для допросов.
Они были непреклонны в том, что их дочь никуда не поедет без них.
Каким-то образом они не узнали, что их маленькая девочка накануне вечером пила и курила. Хотя это имело смысл, поскольку, вероятно, это была первая ночь спокойного сна, которую они провели с тех пор, как ее похитили.
Шелби возвращалась домой с тренировки группы поддержки, когда ее похитили. Как и Орион, она так и не вернулась домой. В отличие от семьи Орион, родители Шелби любили ее, заботились о ней и скучали. Они немедленно подняли тревогу. Организовали поисковой
отряд. Объявили по телевидению о награде за благополучное возвращение дочери. Когда полиция сдалась, они наняли частных детективов.
Они никогда не останавливались.
Орион поняла это, когда встретила их. Увидела усталость, которая пронизывала их до костей. Печаль, которая застыла в их глазах.