Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ
— Вы думаете, это может быть связано с тем радиоперехватом?
Семеныч с интересом посмотрел в глаза своего юного собеседника и спросил:
— А на хрена ты им нужен, кто бы ни были эти «они»?
Лейтенант невольно покраснел, кассета в боковом брючном кармане его пятнистой полевой формы буквально жгла ногу через материю.
— Ладно, я переговорю с начальством, подумаем, чем тебе помочь! — пообещал Семеныч.
— Может, заявить куда? — неуверенно спросил Лейтенант.
— Куда? В полицию Луанды? Или позвонить в московскую милицию и рассказать, что тебя пытался убить с помощью оттаявшей гадюки ответственный работник советского посольства?
Лейтенант понурил голову. Семеныч взглянул на его лицо и снисходительно произнес:
— Ты что-то плохо выглядишь, парень! Не перепили вчера с перепугу? Не горюй! Про радиоперехват я доложил кому надо! Разберутся! А ты пока постарайся быть на людях, а ночевать где-нибудь у друзей! И не дрейфь! Главное — успеть разобраться, чем и кому ты досадил! Скорее всего, это просто недоразумение!
Спустя некоторое время, бесцельно шатаясь среди советских и ангольских военных, Лейтенант вдруг замер, услышав отрывок негромкого диалога между двумя незнакомыми советниками:
— …вели его до самой Анголы, хотели дозаправить в воздухе, а он через три минуты — хлоп и пропал!
— A SOS посылали?
— Нет! — Да и когда наши в такой ситуации международный сигнал о помощи давали? С такой-то хреновиной на борту!
— То-то я смотрю, генерал чернее тучи ходит…
— Ясен хрен! Он-то ничего не знал, а Москва теперь давит, результата требует!
В этот момент разговор двух офицеров прервался, так как в помещении наконец появились командующий ВВС страны и его советская «тень». Советник авиационного начальника оказался сухопарым генералом, которому, несмотря на обилие седины, нельзя было дать больше сорока лет. Лицо ангольца цвело обычной приветливой улыбкой африканца, давно и навсегда решившего, что он обязательно доживет до пенсии. Лицо русского генерала, наоборот, было хмурым и сосредоточенным. Наконец, обойдя весь зал и персонально обсудив с каждым коллегой подробности воскресного отдыха, ангольский командующий, все так же улыбаясь, пригласил занять места и приступить к обсуждению. Слово тут же дали хмурому генералу, которого переводил такой же невеселый ветеран-переводчик.
Из слов летчика-советника очень скоро стало понятно, зачем, собственно говоря, потребовалось проводить совещание. По рекомендации советского Генштаба, политическое руководство Анголы отдало приказ о нанесении бомбовых ударов по временной столице УНИТА Жамбе. Главной целью подобных ударов являлось поднять боевой дух правительственной армии, вот уже пятнадцать лет с переменным успехом борющейся с партизанами, и, соответственно, пошатнуть все тот же боевой дух у самих повстанцев. Разумеется, у правительственных сил Анголы, обладавших десятками истребителей-бомбардировщиков, штурмовиков и боевых вертолетов, имелись все необходимые возможности для претворения в жизнь сего не такого уж и амбициозного плана. На этапе предварительного планирования решили, что удары будут наноситься эскадрильей штурмовиков «Су-25», базировавшейся возле порта Намиб, и полком «МиГ-21» с построенного югославами аэродрома в Лубанго. И тут начались чудеса. То для подготовки к операции вдруг не оказалось штабных карт местности. Эти карты пришлось доставить из СССР спецрейсом. То неожиданно сломалось диагностическое оборудование для подготовки «МиГов» к вылету. Немедленное вмешательство советских техников, поменявших пару явно надрезанных проводков, устранило и эту проблему. Потом куда-то подевались ключи от склада с авиабомбами. Лишь предложение советских советников открыть железные двери с помощью автомата Калашникова заставило материализоваться и «заболевшего» начсклада, и его ключи. Тут уж и самому недалекому идиоту (а наш генерал-летчик им не являлся) стало бы понятно: что-то здесь не так. Что санкционированную Москвой и Луандой бомбежку намеренно и небезуспешно саботировали те, кому, в общем-то, и надлежало обрушить на головы заклятых врагов-повстанцев весь справедливый гнев ангольского народа в виде произведенных в СССР и Восточной Германии фугасных и кассетных авиабомб.
Генерал-летчик не стал играть в дипломатию, а потому уже минут через пять после начала выступления неизменная улыбка его подсоветного несколько подувяла. Тем более что, по впечатлениям Лейтенанта, переводчик советника командующего ВВС тоже решил отбросить в сторону какие-либо попытки смягчить рубленые фразы шефа. Лицо ангольца омрачилось еще более, когда советский офицер перешел к самой захватывающей стадии своей печальной повести — возможным причинам происходящего саботажа. Так, по данным проведенного контрразведкой расследования, выяснилось, что в отсутствие ангольских летчиков в их домах побывали неизвестные, которые пообщались с их женами и прочими близкими родственниками. По признанию некоторых участников разговоров с таинственными посетителями, те предупредили, что семьям ангольских соколов придется нелегко, если они решатся отправиться на бомбежку Жамбы. На этом этапе генерал, не дожидаясь реакции ангольской стороны, решил поведать об одном любопытном историческом факте:
— У нас в России когда-то был царь Петр Великий!
Приунывший было подсоветный заинтересованно оторвал взгляд от поцарапанного деревянного стола.
— Он провел в стране немало реформ, — продолжал советский генерал, — которые позволили стране занять подобающее ей место в Европе! (Он умолчал, во что это «место» трансформировалось при большевиках.)
Ангольский товарищ поправил свои очки с затемненными стеклами и с нетерпением ждал продолжения.
— Но не всем в нашей стране это нравилось! — выдохнул генерал с неким ожесточением, предполагавшим его отрицательное отношение к «не всем». — И вот, когда он взялся за попов, в одной из церквей вдруг начала плакать икона! И заметьте, плакать маслом!
Тут уж все присутствовавшие в зале ангольские военные оживились. То ли их так пронял исторический анекдот, то ли они и сами не отказались бы от подобного источника растительных жиров.
— И тогда Петр издал указ! — Здесь генерал многозначительно посмотрел на своего подопечного, а голос его зазвучал громче. — И указ тот гласил (все затаили дыхание): «Если иконы и дальше будут плакать маслом, то задницы попов заплачут кровью!»
Первыми в помещении захихикали советские офицеры. Когда переводчик генерала добросовестно изложил содержание сказанного на португальском, к ним присоединились и всегда способные оценить хорошую шутку африканцы.
— Излишне говорить, — закончил свою басню с намеком довольный произведенным эффектом генерал, — что никакие иконы в правление царя Петра больше не плакали!
После довольно продолжительной паузы, в течение которой присутствовавшие шумно обсуждали услышанное, командующий ВВС поднял руку. Разговоры постепенно смолкли. Анголец ухмыльнулся и, выдержав театральную паузу, произнес:
— Если бы Педро Великий воевал в Анголе, то, боюсь, он скоро обнаружил бы, что африканца бесполезно колотить по его тощей заднице! И что если африканец не хочет что-нибудь делать, то тут не поможет и самая крепкая палка!
Зал затих, услышав это довольно прямое предложение не соваться не в свое дело. Советский генерал, уже севший на свой стул рядом с подсоветным, внимательно выслушал перевод, заиграл желваками и напряженным тоном произнес:
— В таком случае мы готовы посадить в ангольские самолеты советских и восточногерманских пилотов!
Услышав это, мягко говоря, радикальное предложение, некоторые из советских офицеров в полном недоумении посмотрели на шефа. В их контрактах было ясно сказано о неучастии в боевых действиях. Но главное — одобрение для подобной операции могло быть получено только из Москвы. Конечно, для них, повоевавших в Египте, Вьетнаме и многих других «горячих точках», такой подход никак не являлся новым. Однако времена были другие, по Кремлю и в здании на Старой площади гулял тоскующий призрак доигравшегося коммунизма, да и восточные немцы в последнее время чаще вспоминали о единой Германии, чем о нерушимой дружбе с великим советским народом. В общем, хотя в Генштабе еще хватало ястребов, коршунов и прочих хищных орлов, предложение бравого генерала, скорее всего, являлось блефом. Впрочем, представители ангольской стороны, еще не забывшие, какие неожиданные штуки мог при желании сотворить великий северный покровитель, отнеслись к сказанному вполне серьезно. Командующий ВВС перестал улыбаться, угрюмо посмотрел на советника-опекуна, помолчал, жуя толстыми губами, и наконец сдался.