Основное условие мирного договора (СИ)

 — Ну, что взять с глупого варвара? — развёл руками Дамиан. — Управитель жаловался мне почти в истерике: оба братца-северянина выставляют служанок вон, едва те успеют тарелки на столе расставить или набрать воды в ванну. Спрашивал, не купить ли ему фарсийку для моего будущего супруга: может быть, нордландцу понравится молчаливая и послушная девушка?
 — Судя по тому, что он рассказывал о женщинах Нордланда — вряд ли. Купи ему лучше скетскую степнячку, больше привычную к луку и ножу, чем к тряпке и метле, — ядовито посоветовала Иоланта. — Будут на пару тосковать по прежней вольной жизни и бранить злобных и распутных виссантцев.
 — Ланта, — Дамиан клятвенно прижал руку к груди, — я тебе обещаю, что на второй или третий день после бракосочетания пройду с тобой по всем лавочкам, в которые ты решишь заглянуть, оплачу все твои покупки и ни единого слова не скажу о том, что ты слишком долго вертишься перед зеркалом. Слово ненаследного принца!
 — Все покупки? — сощурилась она.
 — На какие хватит моих денег, — поспешно уточнил он. — Сама знаешь, какое содержание мне полагается и как отец любит, когда я почему-то прошу больше.
 — Ловлю на слове, братец, — кивнула Иоланта, и он хмыкнул про себя: Ланта есть Ланта — если есть возможность сэкономить хоть грош, она возможностью этой воспользуется. — И что взамен?
 — Ничего. Хочу исправить сегодняшнюю ошибку — не стоило портить тебе первый за такое долгое время поход по лавочкам. Прости, ладно? Я надеялся, что тану Гуннару будет интересно побывать в Ксанте просто как приезжему, не по официальному делу.
 — Вроде грядущего венчания? — усмехнулась она. Потом стала серьёзной, почти хмурой. — Ты знаешь, что для нордландцев белый — цвет траура? — спросила она.
 — Нет, — отозвался Дамиан с лёгким недоумением. — Это важно?
 — Не знаю, — вздохнула Иоланта. — Почему-то мне кажется, что да. Ты не будешь против, если я попрошу Мирту быть поблизости от покоев твоего будущего супруга в вашу с ним брачную ночь?
Он опять хмыкнул: эти женщины с их предчувствиями и страхами…
 — Если тебе так будет спокойнее, — сказал он, пожимая плечами. — Только покои будут не его — мои. Я совершенно уверен, что добрые люди с удовольствием расскажут северянину о том, кто кого навещает в спальне. Мне всё равно, а нордландец точно будет смертельно оскорблён, если я приду к нему, а не наоборот.
========== Глава четвёртая, в которой сначала Гуннара, а затем и Дамиана ждёт неприятный сюрприз ==========
В ночь перед брачной церемонией прошёл мелкий дождик — прибил пыль, освежил воздух. Гуннар однако не выспался и был мрачен и молчалив. Ему принесли венчальный наряд, попытались было сунуться одеть-причесать, но он рявкнул так злобно, что из его покоев разом вынесло и прислугу, и какого-то важного, раздобревшего на дворцовых хлебах типа, прислугой этой командовавшего.
Разумеется, оделся Гуннар сам. Белая шёлковая рубашка была скроена, как это делалось в Нордланде, и вышита серебряной канителью — похоже, кто-то в дороге рылся в его вещах и не только снял мерки с его одежды, но и дотошно срисовал узоры, вышитые Хельгой на праздничной рубашке, потому что одеяние было бы точной копией его торжественного наряда, если бы не цвет. Белыми были штаны из тонкого сукна, и даже сапоги и пояс из лаковой кожи сияли нетронутой белизной.
 — Прямо хоть сейчас на костёр, — выразил общее мнение Харальд, капитан охраны.
Аксель одёрнул его, но и сам, похоже, думал так же, потому что смотрел на двоюродного брата с бессильной мрачной тоской.
 — Учёные из здешнего Университета передают просьбу моему отцу, — сказал он хмуро, — чтобы им разрешили приехать и описать наших птиц и зверей, записать сказания и песни и прочее в том же роде…
 — Зарисовать дороги и мосты, отметить на картах крепости, — подхватил Гуннар. — А за это они будут любезно передавать мои весточки вам и ваши ответы — мне. Дотошно копируя нашу переписку, разумеется. Не надо, Аксель. Протянете Виссанту кончик пальца и не поймёте, когда и как вам руку до плеча обглодали. Считайте, что вы и правда меня сегодня похоронили.
 
Кузен сглотнул, вздохнул судорожно и с явным усилием проговорил:
 — Решать будет отец, но я передам ему твои слова. Мне и самому совсем не по душе виссантцы, рыскающие по нашим землям. По мне, пусть и дальше обходятся ютгардскими шпионами.
Видимо, новобрачному полагалось довольно много времени на подготовку к церемонии, потому что Гуннар давно был готов и больше часа проговорил с кузеном и капитаном охраны, прежде чем за ним пришли. Его проводили в тот самый двор, где их встречал в первый вечер младший принц — тот уже ждал, так же одетый в белое с головы до ног, но разумеется, одетый, как полагалось при виссантском дворе. На фоне этой сияющей парчой и шёлком белизны особенно тёмными казались волосы и глаза, и Гуннар почему-то вспомнил пакостного божка из Старого пантеона — тот, единственный из Старых богов, имел чёрные, как смоль, волосы. Он подумал, что местным женщинам принц, наверное, кажется красивым. Самому ему дела не было до наружных прелестей будущего супруга, зато бесконечно раздражала какая-то лёгкая, но неизменная фальшь в голосе и в глазах Дамиана.
 — Моя семья и боʼльшая часть двора будут ждать нас в Верховном храме, — сказал тот, кивая на довольно скромную свиту. — А нам предстоит въехать в Ксанту через Нижние ворота и продефилировать по всему городу — подданные должны видеть своих повелителей хотя бы по праздникам, — он улыбнулся, но Гуннар лишь неохотно кивнул.
Им подвели лошадей, и спустя небольшое время кавалькада тронулась.
***
Нордландец выглядел обречённо-спокойным, словно что-то такое для себя решил и собирался следовать своему решению, что бы ни случилось. Знать бы ещё — что? Дамиан глаз не спускал с жениха, умудряясь при этом расточать милостивые улыбки столпившимся вдоль улиц горожанам.
Люди опасно толпились на балконах, сидели на крышах, высовывались из окон, нестройно вопили что-то приветственное. Стражники и выделенные им в помощь солдаты еле сдерживали желающих пробиться поближе к кортежу даже с риском получить плетью от охраны — зато какой повод похвастать багровым рубцом, полученным на свадьбе принца! «Да я же видел его, как тебя, аж каждую бляшку в ремне!» — ради этого можно вытерпеть и тычки стражи, и удары витых плёток. Герольды надрывались, выкрикивая, что вечером на торговой площади нижнего города состоится пир для горожан любого сословия с угощением, выпивкой и представлениями музыкантов, танцоров и лицедеев: его высочество Дамиан угощает всех добрых виссантцев и гостей из любых стран, случившихся в столице в такой радостный день. Это было ожидаемо, но народ всё равно разражался радостными воплями, заслышав подтверждение своих надежд на бесплатную выпивку и закуску.
В верхнем городе подданные вели себя пристойнее, конечно, но балконы так же опасно провисали под тяжестью столпившихся на них зевак, а на крышах стояли скамьи с полосатыми навесами — владельцы тех домов, что стояли на улицах, ведущих к Верховному храму, в очередной раз заработали небольшое состояние, продавая места у себя на крышах. Как Дамиан слышал и читал, в некоторых странах новобрачных осыпали цветами, зерном или мелкими монетами. Оставалось только порадоваться, что в Виссанте никому бы и в голову не пришло что-то бросить в принца, будь это хоть букет магнолий. Вытряхивать из-за ворота зёрна пшеницы или овса, размазывать цветочную пыльцу по плечам и рукавам — вот уж удовольствие! Не говоря о том, что в толпе, бросающей всё это добро, несложно скрыться тому, у кого в руках будет метательный нож, а не букет.
Ехали медленно, почти шагом, и на дорогу ушло немало времени. Хорошо, хоть день был облачный — солнце только изредка показывалось между кудрявыми белыми полосами и не успевало снова превратить в духовку узкие каменные улицы, охлаждённые ночным дождём. Не будь его жених нордландцем, Дамиан даже рискнул бы сказать, что сам Трёхликий наилучшим образом устроил день его свадьбы. Помнится, когда в храм ехал со своей невестой Юстиниан, знатные дамы и простолюдинки десятками валились без чувств, не выдержав стояния на солнцепёке, а новобрачную удерживало в седле только фамильное упрямство Стратосов. «Такое впечатление, — подумал, неожиданно развеселившись, Дамиан, — будто белыми наряды молодых сделаны именно для того, чтобы легче было вынести эту поездку».