Прости за любовь (СИ)

— Угомонилась, ага, — снова хмыкает. — Да тут у нас прямо-таки Храм имени Марселя Абрамова. Первый раз вижу что-то подобное.
Моё внимание привлекает наполовину сожжённая фотография, лежащая в блюдце рядом со свечой.
Узнаю её, невзирая на повреждения.
На ней мы с Джугели целуемся на заднем дворе дома Горького.
Так вот кто отправил снимок Горозии!
— Саныч, короче на всех дисках одно и то же, — в комнату заглядывает ещё один опер.
— И что там?
— Хроника-документалка, снятая из разных городов, — отвечаю сам, сопоставив факты.
— Откуда знаешь?
— Мы регулярно получали такие диски. Горин даже в полицию их носил.
— А как Третьякова оказалась на должности концертного директора? — хмурится.
— Прошла собеседование на общих основаниях, — пожимаю плечом. — Стас сказал, у неё был опыт работы и огромное желание сотрудничать с лейблом.
— Ну ещё бы…
— Она произвела приятное впечатление на руководство.
— Первое впечатление, как известно, бывает крайне обманчиво.
— А я ведь даже не узнал её при встрече, — запускаю пальцы в волосы.
Дико и жутко от этой истории.
— Её это расстроило?
— Да. Потом уже пацаны объяснили мне, кто это.
— Как она себя вела в твоём присутствии?
— Странно. То молча на меня таращилась, то в открытую себя предлагала.
— Вот видишь, как бывает сынок, — хлопает меня по плечу. — Ты поразвлёкся и забыл, а у неё капитально сорвало крышу. Помешалась. Да настолько, что завалить тебя решила на почве ревности. Курсы по стрельбе посещала на протяжении трёх месяцев, представляешь?
— Чего ж доверила мою смерть другому человеку?
— У самого есть версии?
— Поняла, что не может сделать это сама?
Всё-таки одно дело — спланировать убийство и совсем другое — на это пойти.
— Нет. В предсмертной записке написано, цитирую: «Я вдруг поняла, что мы не встретимся ТАМ, если я сделаю это сама, как фанат Джона Леннона»
Нахмурившись, пытаюсь понять, что к чему.
— Не догнал? Типа ты в рай попадёшь, а она в ад. Замысел про «наконец-то мы будем вместе» в таком случае не осуществится.
Пиздец.
— Почему Горозия сразу сдал её?
— Думает, это скостит ему срок, как исполнителю.
— Он не знает?
— Нет ещё.
— Ё-ёпта! — Ромасенко застывает в проёме и присвистывает, таращась на стены.
Тата
Марсель вернулся, как обещал, но я, увы, спала, и будить меня никто не стал.
О том, что «ваш непонятливый молодой человек приходил снова» узнаю на следующий день от той пожилой ворчливой медсестры, когда интересуюсь, откуда появились розы на тумбочке.
Не успеваю расстроиться, как раздаётся стук в дверь и в палату заглядывает Кучерявый.
Улыбаясь, наблюдаю за тем, как идёт ко мне, сжимая в руках букет с моими любимыми тюльпанами.
— Привет.
Аккуратно кладёт цветы справа от меня и наклоняется, чтобы нежно поцеловать в губы.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
Это действительно так, хотя голос звучит очень тихо и слабо.
Марсель берёт стул и пододвигает его к моей кровати.
— Тебя не выгонят? — бросаю сомневающийся взгляд на дверь.
— Нет, — устраивается напротив. — Твой врач разрешил мне немного посидеть с тобой.
Его пальцы гладят мою ладонь, а после он прижимает её к своему лицу, и мы просто долго-долго смотрим друг на друга.
— Зачем ты сделала это, Тата?
— Ты бы сделал тоже самое, — отражаю невозмутимо, и ответить ему на это нечего.
— Ты хоть представляешь, что я испытал, когда понял, что в тебя стреляли?
— Стреляли в тебя. Кто? Человека в маске поймали? — выражаю надежду на это.
— Макс очень быстро среагировал. Он бросился за ним в толпу. Догнал, повалил на землю. Со слов свидетелей, сам едва пулю не выхватил. Благо, армейская подготовка помогла сложить эту тварь.
— Кто? — повторяю свой вопрос, ведь он не даёт мне покоя уже вторые сутки.
— Горозия-младший.
— Что? — таращусь на него в шоке, широко распахнув глаза.
Непроизвольно дёрнувшись, кашляю и тут же морщусь от дикой боли в груди.
 
— Тихо-тихо. Врача позвать? — обеспокоенно вскакивает со стула.
Отрицательно качаю головой.
— Точно?
Зажмуриваюсь, кивая, и ещё с минуту перевариваю полученную информацию.
Леван? Это был он?
— Давай мы потом обсудим это. Ты сейчас не в том состоянии, чтобы…
— Расскажи, — сиплю настойчиво, пытаясь выровнять дыхание.
— Ладно, но ты пообещай не волноваться. Тебе нельзя.
Возвращается на место и снова берёт меня за руку.
— В общем, если по порядку, Алефтина Третьякова была моей фанаткой на протяжении нескольких лет. Я был у неё в квартире вчера.
— И что там?
— Стенд с моими фотографиями. Все стены обклеены плакатами и постерами. Мерч в несусветном количестве. Десятки дисков с видео, отснятыми в туре.
— Это она их присылала?
— Да. Она следила за мной. Здесь, в Москве, и за её пределами. А ещё вела дневник, в котором писала о том, что мы с ней скоро встретимся и якобы опять будем вместе.
Резко вспоминается та её фраза про должность концертного директора. «Как же долго я к ней шла».
— Аля устроилась на лейбл неслучайно, — не спрашиваю, констатирую.
— Горин сегодня в разговоре со следаком обмолвился о том, что она присылала своё резюме три года подряд.
— А должность долгое время занимала Вебер…
— Третьякова собиралась устранить её, но не успела.
— Илона ушла сама, — догадываюсь я.
— Да. И рядом со мной внезапно появилась ты, переключив внимание на себя. Ничего не хочешь сказать мне? — испытывает взглядом, поджимая губы.
— Это она присылала мне угрозы? — предполагаю, сопоставив детали.
— На её личной странице обнаружено свыше сотни таких сообщений, адресованных тебе. Джугели, разве можно скрывать такое? Почему ты, чёрт возьми, не рассказала мне?
Явно злится и негодует.
— Не хотела, чтобы ты переживал, — виновато опускаю глаза.
— Нельзя молчать о таких вещах. Ты понимаешь, что она — нездоровый человек? Ходила на курсы по стрельбе. Интересовалась изготовлением ядов, приобретением кислоты. В любой момент могло случиться, что угодно. И, собственно, так и произошло.
— Ты читал её дневник?
— Я видел некоторые страницы. Плюс общался с Макаренко.
— Почему целились в тебя, а не в меня?
Опять же логичнее было бы убрать соперницу. Разве нет?
— Я достаточно грубо отшил её. Наговорил кучу всего неприятного. Уволил. Плюс она узнала от пацанов о предстоящей свадьбе.
— И…
— И решила, что раз мы не можем быть вместе в этом мире, то непременно должны поскорее отправиться в иной.
Судорожно сглатываю.
— Там, в толпе, в день моего рождения, она хотела убить нас обоих. Меня и себя.
Холодеет всё внутри. Становится жутко от этих слов.
— Потом от идеи стрелять Аля отказалась. Посчитав, что таким образом мы не встретимся после смерти. Якобы я, как жертва, попаду в рай, а она — в ад.
Ненормальная.
— Пожалуйста, скажи, что эта девушка сейчас за решёткой или в психиатрической больнице.
Марсель устало потирает переносицу.
— Третьякова исполнила своё желание, Тата.
Суть произнесённой им фразы доходит до меня не сразу.
— Застрелилась дома в ванной. В тот момент, когда Горозия стрелял в меня.
Боже.
— Это ведь ужасный грех. Таким людям путь в рай закрыт.
— Она считала иначе. Больной человек. У неё была своя идеология.
— Как во всё это оказался втянут Горозия-младший?
Не могу понять, как эти двое пересеклись.
— Она снова написала ему в соцсети. Предложила встретиться и познакомиться поближе.
— Что значит «снова написала»? — уточняю, нахмурившись.
— Это Третьякова отправила ему ту фотографию пять лет назад.
Сразу понимаю, о какой именно фотографии идёт речь. Из-за неё всё тогда закрутилось. Пошла цепная реакция, повлёкшая одно событие за другим.