Алистер Кроули

Занятый новой жизнью, Кроули отправился в Кембридж, свое «второе миссионерское путешествие» 30-го числа. Через две недели он принес присягу Мастера Храма 8° = 3. Присутствовали Роза и Танкервиль.
На следующий день Танкервиль посетил Кроули; они устроили «великое уединения» в Испании; «Боже милостивый», — написал Кроули. Сомнения оправдались.
После недели тренировок, проведенных за игрой в гольф, он отправился в Саутгемптон 12 июня через старый город Кроули Олтон, чтобы пообедать с кузиной Агнес. Затем он вместе с сыном Танкервилля, Чарли Оссулстоном, отправился в плавание на «Эллиде» к Болье-Крик. Из-за сильного порывистого ветра Кроули пришлось спасать с разбитой яхты. 20 июня к нему присоединилась Роза; подготовка к зарубежной поездке продолжалась. Леди Танкервиль будет пользоваться его комнатами; он дал ей копию Гоэтии. Роза получила упаковку леденцов, после чего ей только чудом и с помощью сигарет «Пэлл Мэлл» удалось избежать магической атаки — адресованной Кроули, направленной на лишение его жизни и, очевидно, связанной с Танкервилем, потому что следующая запись в дневнике гласит: «Окончательный финал врагов Т[анкервилля]».
* * *
Кроули и «Танки» отправились в Марсель через Париж 27 июня 1907 года, через три дня поднявшись на борт корабля Монголия, следовавшего в Гибралтар. Многообещающее начало: Танкервиль обвинил Кроули в неуважении к женщинам; Кроули поставил диагноз «мания преследования»:
Он дважды ранил свою жену так, что у нее случился выкидыш, и она все еще больна. Он заявляет, что его собственная мать виновна: (1) в инцесте со своим отцом, (2) прелюбодеянии, (3) лесбийском грехе, (4) колдовстве, ««умственномубийстве» и т. д. Он верит в заговор, цель которого — его разрушения.
Танкервиль сказал, что чувствовал сильное давление на свой мозг и что его нервы были на его коже:
Относится ко всем с подозрением. Его сестра в приюте. Предпринял попытку самоубийства. Часто совершал нападения на свою жену. Угрожает застрелить свою мать и ее товарищей. Имеет заблуждения относительно своей матери и других. Сексуально озабоченный, испытывает иррациональный ужас перед животными. Всегда получает «внушения» и считает себя постоянно загипнотизированным… Считает врачей виновными в заговоре против человечества. Принимает кокаин. […] Говорить с Танкервилем — все равно что оказаться в клетке с диким зверем. С него нельзя сводить глаз. Одно-единственное неосторожное слово, раздражение или несварение желудка, и я искренне верю, что он сойдет с ума.
Кроули привлекал невротиков, но Танки охватил бушующий психоз. Кроули, видимо, был очень уверен в своих способностях сесть на «Джеб-эль-Муса» в Танжер вместе с Танки 6 июля, через три дня после того, как Пабло Пикассо ошеломил коллег-художников в Париже своими «Авиньонскими девицами», названными в честь барселонского борделя. «Это революция!» — заявил Гийом Аполлинер.
Новый Эон наступил во всей красе.
Укрывшись в отеле «Континенталь», Танкервиль, не обращая внимания на революцию, скулил: «Мне надоело твое учение-учение-учение, будто бы ты всемогущий Бог, а я — чертово дерьмо на улице». Это пришлось по вкусу Кроули. Он назвал свой ответ «Выдающаяся»:
 
 
Святой Иаков Зеведеев на небе трон имел златой.
 
А Петр повешенный, распятый, в палаты шел — к себе домой.
 
И Орден Бани был повешен на грудь бедняги Поликарпа.
 
Андрей в шикарном интерьере внимал позолоченой арфе.
 
Себастиан — в золотой короне, бесстрашный Стефан — в платине,
 
А постник Мунго поедает индийских черепах в вине.
 
И Лоуренс святой похвастал наличием крутого гриля,
 
Но я провел свой отпуск с Джорджем… безумный граф, из Танкервиля.
 
Бог предо мною извинился, сказав: «Я это не специально.
 
Освобожу-ка свято место: Оно по чину тому парню!»
 
Молился Моисей обычно — Бог сразу отвечал ему.
 
И я попробовал — напрасно. Все мимо кассы. Почему?
 
 
Несмотря на диарею и больное горло, Кроули вскоре пришел к выводу, что побережье ему нравится («чрезмерная красота мальчиков в Фесе»); Танкервилль не был впечатлен. Кроули понял, что Танки безумен, и он подолгу гулял, чтобы избежать иррациональных вспышек. Однажды он случайно натолкнулся на группу дервишей в экстатическом танце, рубящих плоть в преданности своему богу. Он хотел присоединиться, но страх разоблачения и смерти остановил его.
 
11 июля Кроули получил «самые неудовлетворительные новости». Роза сжигал его рукописи, в том числе Dieu libre et criminel. По крайней мере, жены Уильяма Блейка и сэра Ричарда Бертона дождались смерти своих мужей, прежде чем сжечь их работы. Чтобы оставаться в здравом уме, Кроули разработал практику приближения к просветлению, названную «Мыслимое ложно»: «Сядь, наблюдай за своими мыслями и продолжай говорить: Это ложь». Любопытно, но, несмотря ни на что, он начал находить свой отличительный голос духовного учителя; своеобразное сочетание глубины, простоты и юмора. Лежа в постели после лихорадки 13 июля, еще «далеко не в форме», он написал стихотворение «Нет другого Бога, кроме Него», включенное в «Konx Om Pax» как «Обращение дьявола»: блестящее проявление остроумия и умения. Кроули оказался в обмороке от экстаза, чем он хотел поделиться со своими подавленными соотечественниками, если не со всем человечеством:
Любопытное ощущение, что я обладаю силой самадхи, снова со мной. Без сомнения, я достиг ее; это вопрос ожидания без привязанности к награде. [напротив записи было написано: ] Я думаю, что это четко указывает на меня как на избранного 8 = 3 [Мастер Храма].
Затем Кроули добавил: «Я не знаю о силе самадхи, но я могу терпеть Танкервиля, и считаю, что специально для этого нужно создать новую степень».
К 16 июля Танкервиль был «практически нормальным», но «до ужаса нормальным». Его интересовала ненормальная психология Танкервиля. Пациент «вполне разумно обсуждал Эланту [свою жену] и секс» [153]. Они вернулись в Гибралтар. Кроули считал, что для «Чертова графа» лучше продолжать двигаться. Он запланировал прогулку по Андалусии и Гранаде, посетив Бобадиллу и Ронду, известные корриды. Он видел танцующих цыган и ходил по борделям. В 10.20 утра в пятницу 19-го он расположился в башне на балконе Альгамбры и стал созерцать свою вселенную:
10.40. В моем испытании в Иравади [1905] был заложен фундамент Вселенной. Сегодня сами камни крошатся и растворяются, нет смысла ни в одной идее; все утверждения не только ложны и правдивы, но и непонятны. (Это ад Бины) [154]
Вдохновленный мыслями о вере, прославляемой в соборе Гранады, он написал еще одно стихотворение «На проспекте Гранадского собора в Альгамбре», рассматривая собор как «раздутую жабу», облизывающую «опустошенную душу всего человечества». В 22:00 он занялся любовью с цыганкой, которую назвал Гитана Салия. «Гитана» — это испанская цыганка, а «Салия» — тамильский поклонник Шивы, которого можно почитать через символ фаллоса. Он воскликнул в своем дневнике: «О розы мира!»
В воскресенье 21-го он смотрел бой быков в Ла-Линеа, прежде чем они с Танкервилем сели на корабль до Саутгемптона. На борту немецкого корабля Кроули написал «Гитану», высоко оценив ее [155]. Как всегда, он был прав.
 
 
Мы танцевали, и в твоих волосах были розы.
 
Пленительная колдунья заворожила паладина.
 
Мы запутались в шелке, и стали, и в свете звезд
 
Древних и вечных, как мрамор в покоях Боабдиля.
 
Наслаждаясь розами, фонтанами, тисами.
 
И снежная Сьерра убаюкала нас своим бризом и росами!
 
В свете звезд колыхались мы от смеха и ласк,
 
И чувствовали тепло Бога в языческом экстазе.
 
Не слишком ли велико искушение этого танца?
 
И ощутила ли ты в тишине и нежности все напряжение стали?
 
Ведь в твоих волосах были розы, а в плоти моей — шипы.
 
И сошла полночь, что стоила тревог миллиону молодых матерей.
 
Моя цыганка! Моя Гитана, моя Салия! А смогла бы ты
 
Танцевать за деньги? О, солнечная земля Испании!
 
Моя гитана! Моя Салия! Ты слаще голубки!
 
В локонах твоих пылают розы, а губы сияют любовью!
 
Буду ли целовать их снова? Увижу ли тебя еще раз? Я бродяга,
 
Чей путь лежит далеко: из лета к Полярной Звезде.
 
Я найду и возьму тебя снова! Я вернусь
 
Из скверны и мглы, чтоб найти тебя под солнцем Испании.
 
Я найду тебя, моя Гитана, моя Салия!
 
И как прежде в волосах запылают розы,
 
И тело твое будет петь от восторга и сиять, как золото под солнцем.
 
Я найду тебя. Я возьму тебя. Летом, на юге найду
 
Ту же страсть в твоем теле, ту же любовь на губах,
 
То же чудо и те же святыни. И мир запылает снова!
 
Моя Гитана! Моя Салия! Я вернусь!