Купец из будущего (СИ)
На третий день, когда до заветной цели оставалось всего ничего, армия втянулась в узкую, словно кишка, лесную дорогу. Тут-то все и началось…
Впереди и позади войска упали деревья, которые перекрыли все пути. Несколько аккуратно подрубленных стволов упали и в центре, придавив насмерть и искалечив десяток человек. Хотя, положа руку на сердце, их затоптали свои же, когда метались по узкой дороге, чтобы увернуться от падающих сосен. В баварцев из-за деревьев полетели десятки стрел, а при попытке вступить в бой, лучники со скоростью лесных оленей удирали в чащу. Это и была пресловутая подлость вендов, которые не умели воевать так, как подобает настоящим воинам. Но сотня раненых после этого нападения вернется в Ратисбону. Правда непонятно как… Проклятые дикари перебили множество лошадей и быков, что тащили поклажу. Что ж, припасы потянут сами воины, когда топорами пробьют себе дорогу вперед. Этот кошмар повторялся еще дважды, когда измученное войско, которое за неделю пути потеряло десятую часть бойцов, вышло на равнину. Убитых, кстати, было совсем мало, но много ли толку от воина, из которого только что вырезали стрелу?
Подлость проклятых вендов на этом не закончилась. В том месте, где были развалины небольшого городка, выросшего вокруг римского форта, охранявшего Лимес, находился лишь тот самый пресловутый рынок, куда ушли все торговцы. Старая римская граница, состоявшая из цепи крепостей и военных лагерей, рухнула под ударами гуннов и германцев две сотни лет назад. Кое-где старые города заселились пришлым народом, а кое-где совсем опустели. Здесь вот теперь базар. Сейчас он был пуст, и лишь горы мусора, засохшего лошадиного дерьма, объедков и прочей дряни говорили о том, что здесь не так давно толпились сотни людей. Столетние дубы, на которых были развешаны в самых причудливых позах трупы с искаженными от невыносимой боли лицами, заставили ежиться даже самых отважных воинов. Вроде бы ничего необычного, покойников они не видели, что ли, но в свете того, что происходило, это служило каким-то зловещим знаком, предвещавшим продолжение неприятностей. А неприятности были тут как тут. Крепость вендов оказалась на другом берегу реки Инн, а ее стены и башни были прекрасно видны отсюда. Впрочем, бавары тоже были, как на ладони, и в этом разъяренный Гарибальд мог убедиться лично. Их войско давно заметили, о чем говорили клубы темного дыма, поднимавшегося к небу. Интересно, что за гадость они там жгут?
Брод был существенно выше по реке, и войско повернуло на юг, и побрело вдоль русла. Туда, куда вела их разведка. Легкая прогулка по землям дикарей превратилась в сущий кошмар. Они ночевали в поле, и каждую ночь в лагерь по отвесной дуге летели стрелы, пустячно раня нескольких воинов. Самым скверным было то, что они не встретили ни одного человека. Убогие хижины вендов, что встречались им на пути, были сожжены. Люди и скот ушли куда-то в лес, о чем недвусмысленно говорили следы, обрывающиеся на самой опушке. Баварцы, злые, уставшие, не знающие сна, тащились по диким местам, смотрели на пепелища и не понимали, что тут вообще происходит. Тактика «выжженной земли» им была незнакома, и ничего подобного они до сих пор не видели. Короткий набег, грабеж, битва. Или наоборот, битва, и потом грабеж. Но чтобы так… Без битвы и без грабежа они воевать не хотели. Если бы им попался хоть один венд, они разорвали бы его голыми руками, но проклятые дикари куда-то ушли. Наверное, туда, откуда будут снова посылать свои стрелы, смазанные ядом из какой-то местной травы и их собственным дерьмом. Воины не ошиблись, и на переправе потеряли еще человек пятьдесят, но уже убитыми. Передовой отряд, который перешел реку и закрепился на ее левом берегу, был буквально выкошен залпами из сильных луков, а потом из леса вышло несколько сотен вендов, которые забросали переправляющее войско тучей дротиков. С криками, воплями и зуботычинами командиры отрядов кое-как создали строй по пояс в воде и упрямо пошли на берег, чтобы смять стеной щитов полуголых дикарей. Но те налетали и убегали вновь, потеряв человек двадцать, пронзенных жалами ангонов.
- Полное дерьмо, - сплюнул герцог, когда его армия все же переправилась на правый берег Инна в трех днях пути выше по его течению. Измученные бессонницей, израненные, обозленные люди с потухшими глазами. И это его войско! Ну, ничего, скоро он окружит этот деревянный курятник, и тогда венды поймут, как селиться без спроса на его землях и лишать его пошлин.
***
- Людмила, ты должна уехать, - заявил Самослав, когда войско баваров показалось на той стороне реки. Он видел сегодня рослого германца в сверкающем на солнце шлеме, с длинной рыжей бородой, который смотрел на крепость, поставив ладонь козырьком над глазами. Сам герцог, не иначе. Уж больно шлем богатый.
- Нет, - коротко ответила жена, сцепив руки на округлившемся животе.
- Что? – изумился Само, который за все время супружеской жизни не слышал от нее ни единого слова против. У него была на редкость послушная жена. И голова у нее никогда не болела, что характерно… А тут такое. – Как это нет? Ты меня не услышала?
- Услышала, мой господин… Само…, - сбилась жена. – Я никуда отсюда не поеду. Я так решила.
- Да что с тобой? – начал закипать князь. – Тут война, вообще-то. Ты погибнуть можешь.
- Ты тоже можешь погибнуть, - пожала плечами Людмила. – А если ты погибнешь, я по старому обычаю все равно на твоей могиле удавлюсь. Мне без тебя жить незачем.
- Да ты спятила!- побледнел Само, который тоже знал об этой милой особенности семейной жизни у славян. Это случалось не слишком часто, но случалось. – Ты же моего ребенка носишь! Ты и его убить хочешь?
- Чистая душа сразу в Ирий попадает, - пожала плечами Людмила. – И мы там все вместе будем. Так зачем мне здесь без тебя мучиться, муж мой?
Эта убийственная логика напомнила Самославу, что здесь люди мыслят немного иначе, чем он привык в своем двадцать первом веке. Человеческая жизнь не стоила здесь ровно ничего, а потому тут было совсем иное отношение к смерти, более спокойное, что ли. Смерть была частью существования, причем ее непременной частью. Каждой женщине приходилось хоронить свое дитя, и не один раз. Потому и сердце покрывалось коркой, которая защищала его от этого безумного горя.
- Уезжай, прошу, - взмолился ее Само. – Я же люблю тебя. Ты что, не понимаешь?
- Тем более не поеду, - жена обвила руками его шею и прижалась к нему. – Не гони меня, все равно не брошу.
- Да что ж ты такая упрямая у меня оказалась, - расстроился Само. – А ведь как все хорошо начиналось… Я уже и не знал, какому богу молиться…
- Как это не знал? – широко раскрыла прекрасные глаза Людмила. – Ты же главный ведун в племени! Мы все молимся Перуну, Яровиту и богу огня Сварожичу. Ты же сам недавно жертвы им приносил!
- Забудь. Это я так… - задумчиво махнул рукой Само. Идиоматические выражения из далекого будущего здесь тоже заходили с большим трудом. – Ладно, горе мое. Но как осада начнется, чтобы из терема ни ногой!
И, не обращая внимания на сверкнувшие удовлетворением глаза жены, пошел на двор. В крепости шли последние приготовления. Шесть сотен отборных бойцов проверяли оружие, кузнецы стучали по наковальням, готовя наконечники для стрел, а Лют, поминающий всех богов разом, заводил в ворота последние телеги с зерном. Сегодня утром из города уйдут дети и бабы. Все, кроме Людмилы и еще двух десятков жен воинов, которые наотрез отказались покидать своих половин.
Лют и Горан встали перед своим князем, испытующе глядя на него. Они получат последние указания, а потом расстанутся на месяцы. Дальше они уже сами…
- Лют, на тебе бабы и дети, - начал Само.- Уводи их на юг и спрячь. Сделай так, чтобы еды хватило на всех. Что хочешь, делай. Если какой староста противиться станет, или еду зажмет, ставь моей властью другого. Если кто мешать будет, режь без жалости.
- Теперь ты, Горан, - пристально посмотрел на могучего бойца Само. – Делай все ровно так, как я тебе говорил. Никаких прямых сражений. Только нападения исподтишка. Режете тех, кто пошел посрать, бьете их стрелами, когда пойдут охотиться, не даете спать ночами. Воюй хитростью, сбереги наших людей, брат. Не рискуй понапрасну. Помни, что место храбреца – в могиле, а нам с тобой еще внуков вырастить нужно будет. И вот еще что. Если город возьмут, значит, нам конец. Уходите в Соляной городок и обживайтесь там. Вдовам вешаться не давайте, пусть вторыми женами к выжившим идут. Лют пусть владыкой рода будет. Горан, ты - его правая рука. Такова моя воля.