Измена. Верни мне мою жизнь (СИ)
— Не смей так говорить! — задыхалась я слезами. — Ты себе вообще не представляешь, что ты говоришь! Зачем мне что-то без тебя!
Его руки скользнули по моим волосам и запутались в них. Потом спустились ниже, проходясь кончиками пальцев по спине, невесомо касаясь через ткань позвоночника, и я ощутила приятную дрожь, которая обычно бывает в утренние моменты от первых прикосновений.
— Полин, это мне ничего не нужно без тебя. Для чего мне всё, если нет тебя?
— Откуда я знаю! — разозлилась я. Вцепилась в его плечи, чуть ли не разрывая ткань рубашки своими ногтями. — Это ведь ты всё о смерти. Это ведь ты о суициде думаешь…
Я оттолкнулась, упёрлась ладонями в грудь Макара и посмотрела ему в глаза.
Могила.
Забытая.
Меня затрясло, и я только могла, что нелепо хватать ртом воздух. Макар провёл пальцем мне по щеке, вытирая слёзы, и прошептал:
— Нет, Полин. Я никогда не думал о подобном…
— Врёшь! — задохнулась, и Макар приблизился, обнял ладонями моё лицо. Его руки сейчас нежные и сильные. Они словно стирали воспоминания о страшном, разрушенном, и я впервые за последний месяц почувствовала себя целой. Не надломленной и растоптанной. Целой.
Макар качнул головой, словно сам убеждаясь в чём-то, и его губы, жёсткие, слегка обветренные, прикоснулись к моим, собирая соль слёз. Моё дыхание вдруг стало нашим.
Муж целовал меня осторожно, мягко, едва задевая. Словно пробуя, решаясь на серьёзный шаг. А мне так страшно, а мне так плохо, что я сама шагнула за грань. Мой язык разомкнул его губы, ломая преграду, построенную мной. Я прикусила их, чтобы до боли, до брызнувшего сока отчаяния, но нет. Это было слишком порывисто, жадно и…
Ладонь Макара скользила мне по спине, пуская за собой лесной пожар, что сжигал всю мою отстранённость. Я разорвала поцелуй. Отдалилась. В глазах мужа пульсировал огонь почти в такт с моим бьющимся сердцем.
— Я… я не могу… Это неправильно… — дыхание сбилось, я цедила каждое слово и сама не верила в то, что сейчас произошло. Один поцелуй, который раскачал меня от горечи потери до желания. Неправильного, противоестественного. Нельзя хотеть человека, который предал.
— Не гони… не сейчас, Полин… — его слова — стрелы, которые разрывали моё сердце в клочья.
— Это неправильно. Я не могу…
— Что ты не можешь, Полин? —хрипло и зло рассмеялся Макар, притягивая меня за талию к себе. Он уже не стоял на коленях, а сидел на полу, а я на нём. И юбка платья задралась. И я сама… — Полин, вокруг пепелище… Я уже всё сломал. Чего бояться?
— Боли…
Его ладони на моей пояснице замерли, а у меня от прикосновений пламя поднималось всё выше, задерживалось в груди, чтобы горячим дыханием проходиться по губам мужа. И от этого он только сильнее и острее ощущал близость бездны, куда нас тянуло сейчас со страшной силой.
Его поцелуй. Слишком жёсткий. Язык, что насильно проникает ко мне в рот, гладит, порхает. И я действительно не хочу, чтобы это прекратилось, но и позволить себе слабость не могу. Макар грубым движением положил ладонь мне на шею, чтобы я не смогла отдалиться. И этот граничащий с болью поцелуй медленно сжигал меня изнутри.
Слова на выдохе:
— Это последнее, что я боюсь попросить у тебя, Полин…
…
Глава 35
— Не проси… — шепчу я, уже жалея, что вообще приехала в этот дом. — Забирай так.
Слова как спусковой механизм для Макара. Его ладони оказываются везде. Он обнимает меня так сильно, что жарко не только внутри, но и снаружи. И мне кажется, он тоже горит, поэтому я нервными пальцами расстёгиваю пуговицы рубашки у него на груди и кладу ладони на его шею, спускаюсь ниже. Поцелуи теряют границы, и Макар вынуждает меня запрокинуть голову, чтобы губами ласкать ключицы в вырезе платья.
Ладони скользят по моим ногам, намеренно сдавливая в чувствительных точках: щиколотки, колени, бёдра. Когда до края платья остаётся совсем чуть-чуть, я отдаляюсь и прижимаю ладони Макара.
— Не надо, — прошу я не трогать платье. — Не…
— Что не надо, Полин? — хрипло дышит Макар, и его зрачки пульсируют в такт тяжёлому и рваному дыханию. — Платье с тебя снимать?
Я отвожу глаза и сползаю с его коленей. Руками цепляюсь за стол и встаю. Макар следом за мной, но и шага не даёт сделать, прижимает собой к столешнице, вынуждая меня упереться в неё задницей. Коленом раздвигает мои ноги, вставая между.
— Что не надо, Полин? Ответь. Хоть сейчас ответь. Сейчас нечего терять. Уже всё потеряно. Чего ты боялась?
Я не хочу отвечать. Я вообще не хочу об этом говорить и спускаюсь взглядом ниже. Кадык дёргается, словно Макар сглатывает тугой ком, и мне это внезапно так нравится, что я тянусь сама. Провожу языком от яремной впадины выше и прикусываю кожу. Пальцы путаются в моих волосах, и Макар сжимает их. Больно и упоительно сладко. Так, что от этого его движения всё внутри сворачивается клубком, и мой то ли стон, то ли хрип срывается с губ.
Макар жёстко проходится щетинной мне по шее, и у меня во рту всю пересыхает. Как будто жидкого огня хлебнула или попробовала кайенского перца. А когда его ладонь медленно скользит мне по бедру, задирая платье, я даже не могу противиться, потому что вслед за его прикосновение растекается обжигающее тепло, которое искрами кусает оголённую кожу.
Я цепляюсь пальцами в плечи Макара. Судорожно выдыхаю и шепчу:
— Не надо, не делай так… — губы пламенеют от его острых поцелуев, и я едва шевелю ими. Прикрываю глаза, чтобы вспышки темноты под веками испугались его голоса.
— Как? — платье резко оказывается смято у меня на талии, и проворные пальцы ласкают невесомыми движениями внутреннюю сторону бедра. Я пытаюсь сдвинуть ноги, но между ними вклинился Макар и волен делать, что ему заблагорассудится. — Не надо. Не бойся…
— Я никогда тебя не боялась…
Его ладонь балансирует в опасной близости от моего нижнего белья. Я вся сжимаюсь как перед чем-то ужасным, как перед хлёстким ударом, как перед потоком стыда… Макар останавливается.
— Тогда что, Полин… Сейчас-то хоть будь честна хотя бы с собой.
Желание слетает с меня шелухой, и на его место приходит осознание постыдных действий, моего вида. Я давлюсь горячим пламенем, которое подарил мне Макар вперемешку со слезами. И выдавливаю:
— Мне стыдно…
Макар отстраняется резко, и мне сразу становится холодно, пусто, одиноко. Он не даёт мне одёрнуть платье. Ловит мои запястья своей рукой и сжимает. Он опускает наши руки между нами и возвращается, прижимаясь ко мне. И шёпот на ухо. От дыхания Макара, горячего, мурашки бегут по телу.
— Нет стыда между людьми, которые вместе столько лет. Но ты молчала все эти годы, и не знала, как сильно я боготворю тебя…
Он проводит ладонью по бедру и задевает нижнее бельё с краю, оттягивает его, приспуская.
— Не знала, как я восхищаюсь тобой… Как готов целовать, облизывать каждый сантиметр твоего тела. Как с ума схожу от твоего запаха.
Он поднимает ладонь и облизывает два пальца. Я жмурю глаза, потому что подозреваю, что сейчас будет, и то, что вижу в своём воображении, подстёгивает сбежавшее желание.
— Смотри, Полин…
Я раскрываю глаза и неотрывно наблюдаю, как Макар опускает руку между нами, и резинка моего белья натягивается под его ладонью, а пальцы соскальзывают ниже… Одно длинное движение вниз, раскрывающее меня, и низ живота простреливает искра огня. А теперь пальцы скользят наверх, размазывая влагу по складкам, и я пытаюсь свести ноги…
— Смотри… — шепчет Макар и убирает руку у меня из трусиков. Поднимает и касается кончиками пальцев своих губ. Я ошарашенно замираю, смотрю, как его язык скользит по пальцам… — Ничего не стыдно, Полин, когда это нравится…
Слова больно жгутся, потому что я понимаю, о чём говорит Макар, и либо я сейчас перешагну и сломаю свои границы, либо он уверится, что был насильником…