Измена. Верни мне мою жизнь (СИ)
Вокруг них собралась толпа неравнодушных. Девушки кричали и махали руками. Мужчины неловко старались растащить, но если Макар вцепился, он скорее зубов лишится, чем выпустит горло противника.
Моё сердце билось уже не в горле, а на языке.
Всё пошло прахом и покатилось по наклонной. Паренька очень жаль. И Макара, который, несмотря ни на что, всё равно идёт защищать меня.
Когда стало понятно, что разнять драчунов нет возможности, кто-то додумался вызвать охрану или она сама так поздно среагировала. Но даже два парня в форме не могли справиться с бешеной яростью.
Я сделала один шаг вперёд. И ещё. Ноги заныли, как будто я шагала по раскалённым углям или гвоздям.
Меня хотели оттеснить с места брани, но я увернулась от руки юбиляра и попросила:
— Макар, пожалуйста, прекрати…
Звенящая тишина наполнила коридор. Мне точно слышалось, как сипло выдыхает паренёк и как надрывно выплёвывает воздух из лёгких бывший муж. Все замерли, как в детской игре про море. Я обошла охранника и уже смелее повторила:
— Макар, не надо, прошу тебя.
Муж зло прожёг меня взглядом, и столько в нём было обещания скандала, что я прям разочаровалась, что так рано прервала кулачный бой, вдруг паренёк смог бы навалять мужу? Но Макар отбросил свой трофей и встал. Бровь у него была рассечена. И губа разбита.
— Мужик, ну ты и псих, — промямлил паренёк, вставая при помощи пузатого дядечки. — Из-за бабы чуть печень мне не вырвал.
Макар обернулся так резко, что толпа отхлынула. Для своего достаточно среднего телосложения он обладал почти звериной силой, а ещё очень хорошо умел предугадывать поступки противника.
— Из-за жены.
Теперь все взгляды, а особенно управляющего, вцепились в меня, и я не придумала ничего, кроме как уточнить:
— Миром расходимся или полицию вызовем?
Все притихли, ожидая вердикта от побитого гостя, и он вообще всех удивил, заявив:
— Ну раз из-за жены, тогда извиняй, — и протянул ладонь для рукопожатия. Макар вскинул бровь, посмотрел на меня, на гостей и нехотя пожал руку. А управляющий, поняв, что конфликт исчерпан, как бы между делом заметил:
— Вознесенская, сама примешь решение или помочь?
Макар услышал и понял смысл фразы, поэтому, склонив голову вбок, уточнил:
— А тебе помощь не нужна?
И сразу стало понятно, что управляющему не только помощь, но и любая другая забота поперёк горла встанет.
Утром я написала заявление на увольнение.
Святость и разврат
Глава 23
— Ненавижу тебя! — кричала я мужу, убегая от него по пустой и тёмной парковке ресторана.
— А я тебя люблю… — тоже кричал он в ответ, раскинув руки и подняв голову в небо.
Я остановилась и показала один интернациональный жест. Муж засмеялся хрипло, зло и безумно. Пьяная походка не добавляла ему грациозности. Он затормозил, отпил из бутылки коньяка и снова рассмеялся.
— Я люблю тебя до безумия, Полли! Люблю, люблю, люблю! — с последним словом он швырнул бутылку на асфальт, и она зазвенела битым стеклом.
— Меня воротит от тебя, — призналась я и зашагала в сторону остановки. Макар нагнал меня слишком резво для пьяного человека. Он схватил меня за руку и развернул к себе. Толкнул к капоту старой «бехи», о которой давно забыл владелец. Я упёрлась в машину ногами, но этого мужу показалось мало, и он навис надо мной, вынуждая опереться задницей об авто.
— А я тебя хочу, — прошептал он мне на ухо. Жар его тела отозвался во мне гнетущим ощущением боли. Не физической. — Всегда хотел. Любую. В твоих длинных сорочках, которые закрывали все. А мне нравилось. Сильнее, чем кружева, ленты и чёрный цвет.
К лицу прилила краска. Я пыталась оттолкнуть Макара, сделать хоть что-то, чтобы выбраться из его объятий. Которые ножом проходились по оголённым участкам кожи. Ведь я знала, я всё помнила.
— Мне кажется, только твои эти сорочки меня сводили с ума. Мне нравилось задирать атласный подол и скользить пальцами по твоей тонкой коже, чтобы ты прикусывала губы, чтобы ты цеплялась пальцами мне в запястья, останавливая…
И сейчас он это делал, повторял свои движения. Он скользил ладонью мне по бедру, сжимая край юбки, и кончиками пальцев он задевал сквозь ткань чулка кожу. Следы этих касаний пламенели.
— Прекрати… — попросила я, ловя его руку в десятке сантиметров от края чулка.
— Почему? Будучи моей женой, ты могла мне запрещать это говорить, но теперь…
Второй рукой он ловит мою талию и сжимает сбоку. Даже через плащ, блузку я чувствую, какой он горячий. Какие у него ладони, что огнём сдирают с меня одежду.
— Ты омерзителен… — всё же оттолкнула я Макара, и он отошёл и хрипло засмеялся.
— И ты меня такого омерзительного полюбила. Что, я стал лучше того мудака с района? Я всё тот же. Я даже сохранить не смог, что строила ты своими хрупкими руками…
В его голосе столько отчаяния, что мне больно за него тоже. У меня внутри не только моё горе. Но как-то так получилось, что и его тоже. И я стояла, опёрлась на чужую машину и не знала, что делать…
— Твои руки, — Макар шагает резко и ловит мою ладонь, подносит к губам и проводит языком по пальцам. Я вздрагиваю, и на глаза набегают слёзы. — Они самые нежные, знаешь? Или вот губы…
Его рука скользит по моему лицу и задерживается рядом с губами. В его глазах разгорается первозданным огнём грех. Тот самый. За который изгнали из рая. Большой палец дотягивается до рта и размыкает мои податливые губы. Огонь взвивается внутри, и Макар сам отдергивает ладонь. Шагает впритык. Хватает меня за талию, а второй рукой зарывается в волосы, надавливая на шею, чтобы я не смогла отклониться.
— Знала бы ты, сколько раз я представлял, как ты сама, без моей просьбы, коснёшься губами члена. Коснёшься, и тебе понравится… Видеть, что ты плавишься от удовольствия, облизывая, беря в рот…
Меня начинает потряхивать. Я бьюсь в руках мужа. Слёзы душат.
— Прекрати. Прекрати, прошу тебя, — молю я, едва шевеля губами. Макар трётся щетиной мне по щеке, мимолётно задевая чувствительное место чуть ниже скулы и ближе к уху.
— Что прекратить? — шелестом на границе слуха. — Правду говорить? Или смущать? Что?
— Всё… — обрываю я на полуслове себя, потому что сейчас я начинаю понимать, что испытывал Макар.
— Не хочу. Тебя хочу. Всю. Целиком. Со всеми твоими оргазмами. Которые ты одна прекрасно получаешь. Но не никогда не делишь со мной.
— Ты променял их на шлюх, — зло шепчу я, впиваясь ногтями в его запястье. Так сильно, что Макар сжимает руку на моей талии.
— А знаешь, как я кончал с ними?
Меня мутит. Если он сейчас хоть слово скажет, если хотя бы…
— Я закрывал глаза, — он зарывается в мои волосы носом, ловя ароматы духов, которые дарил он. — Закрывал глаза, и ты там была. Это ты кричала. Это ты облизывала мой член, заглатывала, давилась, вытирала слюни, но хотела… Так сильно, что когда я опускал руку тебе между ног, там всё хлюпало… И на вкус ты была слаще вина…
— Зачем ты мне это рассказываешь? — слёзы всё же потекли по щекам. И Макар, заметив, ловил их своими губами. Жёсткими, обветренными.
— Чтобы ты знала, как сильно я всегда хотел тебя. Не просто как тело, не как душу. Я хотел целиком. Чтобы не получать, а отдавать. Я до потери сознания хотел услышать, как ты кричишь, когда кончаешь, как ты задыхаешься стонами, как захлёбываешься криками. Мне не нужен был мой секс. Мне нужен был твой.
Он говорил сбивчиво, нервно, голос дрожал, обрывался. Макар терял терпение, терял себя и меня…
— Почему ты не сделал ничего? Почему ты хотел шлюху в постели, беря в жены монашку? Почему? — закричала я.
— Потому что святость вкуснее развращать…
Я ударила его в грудь. Больно. Настолько, что я задохнулась этой болью. И не сразу услышала резкие приближающиеся шаги со стороны ресторана. А когда услышала…