Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II (ЛП)

Он уходил все дальше, пока его силуэт не превратился в точку, напоминающую капельку чернил, упавшую в тушенницу, и, наконец, растворился совсем в наступивших сумерках.
Громыхнуло! Потемневшее небо осветилось первой пурпурной молнией, а затем небеса разверзлись, и дождь обрушился на землю, подобно копытам тысячи лошадей.
— Вот это ливень! — кто-то выглянул наружу из чайной и, восхитившись красотой грозы, испуганно отступил перед новым громовым раскатом.
— Какой сильный дождь… вот уж правда... Если кого такая непогода застигнет в поле, вымокнет ведь до нитки.
— Не спешите, госпожа, лучше выпейте еще чашку чаю. Вернемся домой, когда небо прояснится. 
Мо Жань бежал под дождем, спасаясь бегством от ливня и от тридцати двух бездарно потраченных лет его прошлой жизни.
Он не знал, сможет ли вода с небес смыть его грехи. Пусть Чу Ваньнин простил его, сам себя он так и не простил. На сердце было так тяжело, что ему не хватало воздуха.
Мо Жань был готов отдать остаток своей жизни на совершение добрых дел, лишь бы погасить этот неоплатный долг. Но хватит ли всех принятых им дождей, чтобы смыть злодеяния, что стали частью его костей, и вымыть грязь из его крови?
Он страстно желал, чтобы этот очистительный дождь лил все пять лет, пока он ждет пробуждения Чу Ваньнина, чтобы предстать перед своим учителем хотя бы чуточку более чистым.
В будущем он не хотел быть таким же грязным, как сейчас. Грязным, как ил со дна реки, как пыль, прилипшая к подошвам сапог носильщиков, как зола, забившаяся в заплатки и дыры на одежде нищих.
К тому времени, когда проснется Чу Ваньнин, он просто хотел стать лучше. Только тогда худший в мире ученик осмелится снова предстать перед лучшим в мире учителем. 
Той же ночью Мо Жань слег. 
Его тело всегда было сильным и выносливым, однако, добравшуюся до него болезнь, как сорвавшийся с горы оползень, было уже невозможно контролировать. Он лежал на кровати под толстым одеялом и видел сны о его прошлой жизни: как он мучил Чу Ваньнина, как Чу Ваньнин боролся с ним и как умер в его руках. Когда он очнулся, на улице все еще шел дождь и завывал ветер. Мо Жань потянулся к огниву, чтобы зажечь свечу, но сколько бы он не пытался высечь искру, фитиль не загорался. Отбросив свечу и огниво, он спрятал лицо в ладонях и до боли потянул себя за волосы. Кадык заходил ходуном, горло перехватило спазмом, а из глотки вырвался дикий звериный вой.
Ему удалось сбежать от смерти и избежать всеобщего осуждения, но от суда своего сердца он спрятаться не мог. 
Мо Жань был напуган, ведь теперь он уже и сам не мог отличить сон от яви и через боль постоянно пытался проверить реальность происходящего. 
Он очень страдал, чувствуя себя так, словно душа его раскололась на две половины: одна осталась в прошлой жизни, другая зацепилась за настоящее. Теперь обе части души Мо Вэйюя вступили в бой, пытаясь разорвать друг друга в клочья. Один «он» ругал другого за его преступления, руки, обагренные кровью невинных, и потерю человеческого облика. Второй огрызался, обвиняя первого в заурядности и бесхребетности, а также вопрошал, а с чего вдруг, имея то же лицо и прошлое, он возомнил, что вправе жить как праведник в этом мире?
Душа из этой жизни гневно обрушилась на душу из прошлого:
«Мо Вэйюй, Наступающий на бессмертных Император, ты отброс, утративший человеческий облик, зачем ты натворил столько бессмысленного зла, испоганив всю карму. Как в этой жизни мне погасить твой огромный долг?
Я собираюсь начать все сначала, но ты продолжаешь тянуть меня во тьму, затягивая в эти полные хмельного огня сны! Зачем ты появляешься так внезапно и с перекошенным злобой лицом обвиняешь и проклинаешь меня?
Почему кричишь, что я заслуживаю смерти без права возрождения и за мои грехи еще получу справедливое воздаяние? 
В своей бесконечной злобе ты твердишь, что моя жизнь только сон, и желаешь мне однажды проснуться и вновь обнаружить себя в опустевшем Дворце Ушань. С диким хохотом ты напоминаешь мне, что тогда мне будет некого беречь и лелеять.
 
Ведь я уже убил единственного человека, готового умереть за меня.
Вот только разве это был я?
Нет, это не я! Это все ты, Тасянь-цзюнь! Это все ты, Мо Вэйюй!
Я не такой как ты! Не такой! На моих руках нет крови и я…
Я еще могу начать все сначала!»
Другая половина души открывала свой клыкастый рот и хрипло выла в ответ:
«Раз раскаялся, значит не виноват? 
Разве это не твоя вина? 
Так почему бы тебе не умереть? Отдай свою кровь как искупительную жертву душам тех, кто пострадал от тебя в прошлой жизни? 
Лицемерная скотина!
В чем разница между тобой и мной? Я — Мо Вэйюй, но кто же тогда ты? Ты несешь на себе все грехи и все воспоминания прошлой жизни, поэтому никогда не сможешь избавиться от меня! Я — это ты, а значит я вечно буду жить кошмаром в твоем сердце, тем внутренним демоном, от которого ты не избавишься, пока все божества небес и ада не решат уничтожить твою мерзкую душонку. 
Начать все сначала? 
С чего бы это? Чем ты заслужил право на второй шанс? Ты вверг мир во тьму и обманул человека, который любил тебя. 
Все эти добрые дела ты делаешь только для того, чтобы хоть немного задобрить свою больную совесть? Ха-ха-ха! Мо Вэйюй! Осмелишься ли ты рассказать этим людям, кем был в прошлой жизни?
Посмеешь сказать Чу Ваньнину кто ты? Сможешь признаться, что в прошлой жизни ножом пронзил его шею и бросил истекать кровью? Это не ты обрек его на жизнь, что хуже смерти? Ты! Это ты тот человек, кто обрек весь мир на страдания и разруху! 
Это был ты! Ха-ха-ха! Тот утративший человеческий облик бешеный зверь — это ты, потому что ты — это я, а я — это ты! Тебе не сбежать от себя, Мо Вэйюй, и только посмей отрицать это.»
Мо Жань чувствовал, как сходит с ума. Он подошел к кровати и снова попытался при помощи огнива зажечь свечу в надежде, что свет защитит его от когтей монстра, что тянулись к нему из мрака ночи. Но даже свече он был противен, даже свеча не хотела его спасать.
Он был брошен во тьме, его дрожащая рука сжимала огниво, судорожно пытаясь высечь искру, один раз, другой, но у него ничего не получалось.
Наконец, Мо Жань упал на кровать и разрыдался, не переставая бормотать извинения. Этой ночью, казалось, что вокруг его постели собрались люди из его прошлого, и все они требовали его смерти и проклинали его как самое страшное зло в этом мире. Мо Жань не знал, что делать. Он вдруг почувствовал себя совершенно беспомощным. 
— Мне очень жаль. Простите, — повторял он снова и снова, но никто не обращал на это внимания.
Никто его не простил.
Лоб горел в лихорадке, сердце пылало в огне вины.
Вдруг ему показалось, что рядом кто-то тихо вздохнул.
Он открыл глаза и среди мстительных духов заметил Чу Ваньнина. Облик Учителя был все также незаурядно прекрасен, и одет он был в привычные свободные белые одежды с широкими рукавами.
Он подошел и остановился у его кровати. Хватая ртом воздух, Мо Жань с трудом выдохнул: 
— Учитель... я не… я не достоин снова видеть тебя.
Чу Ваньнин ничего не ответил, просто взял огниво и сделал то, что так долго не удавалось Мо Жаню — неспешно зажег свечу. 
Там, где Учитель, горел огонь.
Там, где Чу Ваньнин, было светло. 
Опустив длинные ресницы, он какое-то время стоял перед подсвечником, а потом поднял взгляд, спокойно посмотрел на Мо Жаня и почти незаметно улыбнулся. 
— Спи, Мо Жань. Видишь, свет горит. Не бойся, — сказал он. 
На миг Мо Жаню показалось, что его сердце безжалостно пронзили металлическим прутом, голова взорвалась приступом мучительной боли. Эта фраза была знакома ему. Когда-то он уже слышал эти слова. 
Но он никак не мог вспомнить.
Взмахнув длинными рукавами, Чу Ваньнин сел на край кровати. Ночь была все такой же холодной и дождливой, но в доме сразу стало тепло и уютно. Тьма рассеялась.
— Я останусь с тобой, — сказал Чу Ваньнин.