Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II (ЛП)
То, что он увидел...
После перерождения он впервые так четко и ясно видел все тело Чу Ваньнина. Полностью обнаженное, не скрытое туманом или какими-то иными преградами, хорошо знакомое тело, в одно мгновение разрушившее все тщательно возведенные им стены и вдребезги разбившее закрытые на множество засовов ворота памяти. Он чувствовал, как вскипевшая кровь превратилась в раскаленную магму, пытающуюся прожечь себе путь и вырваться из оков слабой плоти.
Ничего не изменилось, все осталось точно таким, каким он помнил и хорошо знал.
Мо Жань вдруг понял, что задыхается.
Он видел плечи Чу Ваньнина, этот идеальный баланс силы и гибкости, напомнивший ему готовый к бою натянутый до упора лук. Потом его взгляд соскользнул на лопатки, скрытые под тонким льдом белоснежной кожи.
Затем, следуя за струйками воды… О, да… вместе с льнущими к этому прекрасному телу струйками воды он омыл пылающим взглядом поразительно тонкую талию Чу Ваньнина, до краев наполнив две ямочки на пояснице отравленным вином, убийственным для любого, кто посмел бы возжелать испить его.
Взгляд соcкользнул на упругие ягодицы, похожие на налитые сладким соком осенние персики. Он все еще помнил, как от одного прикосновения к ним терял голову от возбуждения, как эти медовые плоды дрожали под его руками, когда тела их сплетались так крепко, что, казалось, еще немного и расколется душа. С того момента, как он первый раз подмял тело Чу Ваньнина под себя, попробовал его неповторимый вкус, он уже не мог избавиться от зависимости к нему…
— Бессмертный господин Мо! — внезапно кто-то громко окликнул его. — Бессмертный господин Мо, вы здесь?!
Мо Жань испуганно обернулся. Прежде, чем он успел что-то предпринять, занавес на двери был вновь отдернут, и Лин-эр вошла в комнату со словами:
— Почему вы так быстро убежали? Моя мама сказала, чтобы я позвала вас отведать сладкий няньгао. Вы…
Увидев моющегося Чу Ваньнина, она вмиг лишилась голоса.
Чу Ваньнин:
— …
— … А! – девушка жалобно пискнула и поспешила закрыть глаза. Выражение лица Чу Ваньнина было не лучше. Он заметался в поисках одежды, но вот беда, когда Чу Ваньнин прибежал сюда, чтобы охладиться, ему и в голову не могло прийти, что к нему в дом вломятся даже не один, а два незваных гостя. В самом деле, какого черта!
Войдя в дом, он по привычке просто скинул одежду и бросил ее у порога кухни. Неужели теперь, чтобы добраться до нее, ему придется на глазах у незамужней девицы пройти через всю кухню в чем мать родила?
В этой, казалось бы, безвыходной ситуации Мо Жань, не раздумывая, подошел к нему и, прижав ладони к стене с двух сторон от его головы, полностью заслонил Чу Ваньнина собственным телом.
Повернув голову к Лин-эр, он рявкнул:
— Пошла вон!
— А! Да-да! — впавшая в ступор девушка, помешкав еще немного, развернулась и, пошатываясь, выскочила из комнаты и домика. Подгоняемая страхом, она припустила так, словно за ней гнались демоны.
Чу Ваньнин:
— …
Мо Жань мрачно смотрел ей вслед до тех пор, пока не убедился, что девушка убежала достаточно далеко, и только после этого, облегченно выдохнув, повернул голову.
И оказался лицом к лицу с холодно смотревшим на него Чу Ваньнином.
В этот момент он понял, что повел себя как злой пес, защищающий свою еду ото всех, кто пытался на нее покуситься. Только что этот пес злобно рычал и яростно скалил зубы, но стоило наглецу обратиться в бегство, и он тут же вернулся к отвоеванной сладкой косточке и, поскуливая, попытался ее облизать.
Его руки все еще упирались в стену. В попытке защитить Чу Ваньнина от чужого взгляда он так сильно прижал его к стене, что теперь с легкостью мог почувствовать запах его тела. Мо Жань невольно замер на месте...
Разум сгорел в огне, рассудок помутился.
Запахи легче всего пробуждают воспоминания и желания. Так запах жареного мяса вызывает чувство голода, аромат цветущей сливы будит воспоминания о первом снеге…
С похотью все точно так же.
Мо Жань просто чувствовал, что душа его вмиг потеряла покой, а возведенная вокруг порочных желаний стена пошла трещинами. Запах тела Чу Ваньнина был той маленькой искоркой, что, упав в иссушенную грудь, могла сжечь дотла клетку, в которой он запер своего внутреннего зверя.
При повседневном общении рядом с аккуратно одетым Чу Ваньнином, он не всегда мог обуздать собственные желания, а сейчас этот человек стоял перед ним полностью обнаженный, не прикрытый ничем…
Сейчас Мо Жань страстно желал схватить холодного как лед Чу Ваньнина за усыпанные водным бисером запястья, развернуть его, припечатать к стене и сразу же сорвать с себя одежду. Затем без жалости вжаться в это тело, приподнять так, чтобы спина плотно прижалась к его груди и тут же со звериной жестокостью грубо ворваться в него сразу и до упора. А потом, совсем как в прошлой жизни, трахать его до полусмерти, задыхаясь, истекая потом и растворяясь в этом соблазнительном запахе.
На самом деле нельзя… так сильно желать его.
Дыхание Мо Жаня вдруг стало очень тяжелым.
Он молчал, Чу Ваньнин тоже не проронил ни слова.
Два человека замерли у стены, почти соприкасаясь с друг другом. Мышцы на руках Мо Жаня стали похожи на натянутые канаты, вздулись вены. Он сопротивлялся изо всех сил, но его тело уже начало дрожать от напряжения.
Нельзя касаться его! Нельзя его трогать!
Уважай и почитай его! Люби и береги его!
Ты не можешь снова оскорбить Учителя и делать с ним те порочные вещи!
Он снова и снова про себя повторял эти фразы, надеясь, что этой мантрой сможет запечатать взбунтовавшееся сердце.
Тело бил озноб, на лбу выступила испарина.
«Нельзя… нельзя…. Мо Жань, ты не можешь… не имеешь права поддаваться этим безумным фантазиям…»
Его кадык ходил ходуном, дрожь усиливалась. Пытаясь скрыть пылающий страстью взгляд, он прикрыл глаза, но охватившее его смятение все же отразилось на его лице…
В иной ситуации, может, все обошлось бы, но в этом положении как мог Чу Ваньнин не заметить, что с Мо Жанем творится что-то неладное?
Однако сейчас он сам чувствовал себя не лучше Мо Жаня, а, возможно, и хуже.
Внешне Чу Ваньнин выглядел холодным и равнодушным, однако только небесам было известно, как трудно ему дались самоконтроль и это показное равнодушие.
Опаляющее тяжелое дыхание Мо Жаня вкупе с его подавляющей исключительно мужской аурой обжигало его почти до волдырей на коже, а подпирающие стену руки, в кольце которых он оказался, поражали своей силой и мощью. После своего воскрешения он еще ни разу не сходился с Мо Жанем в спарринге, но в этот миг отчетливо понял, что, случись им драться, полагаясь на физическую силу без использования магии, эти руки запросто бы переломали ему все кости и стерли их в порошок.
Он не хотел смотреть Мо Жаню в глаза, поэтому его взгляд скользнул ниже.
Пусть их тела и не соприкасались, но они стояли так близко, что Чу Ваньнин кожей ощущал исходящий от широкой пылающей груди Мо Жаня жар, животный магнетизм и напряжение.
Казалось, эта грудь могла растопить даже самый неуступчивый толстый лед, превратив его в ручной весенний ручей.
— Учитель…
Когда этот молодой мужчина внезапно позвал его, он не поверил своим ушам, настолько насыщенным влажной похотью и страстным жаром был этот хриплый голос.
Это простое слово «учитель»... не счесть, сколько раз Мо Жань произносил его спокойно, почтительно, возмущенно и шутливо.
Но сегодня впервые он услышал совсем другое «учитель». Казалось, на этот раз, смешавшись со страстным желанием и похотью, это слово прилипло к губам Мо Жаня и зависло между ними, такое грязное, но обольстительное... Чу Ваньнин чувствовал, как онемение быстро распространилось по всему его телу, проникнув даже в кости.
Не может быть! Мо Жань не мог так звать его.
Он ослышался, просто надумал себе лишнего.
Это все его порочное сердце.
Чу Ваньнин подсознательно попятился и, врезавшись голой спиной в холодную стену, невольно содрогнулся всем телом. Дрожащие губы чуть приоткрылись, отчего он стал казаться еще более растерянным и уязвимым.