Поцелуй русалки (ЛП)
Его тела так и не нашли.
Иоганн отодвинул тяжелые мысли о Симоне в сторону и хотел осмотреться дальше, как его взгляд упал на пол. Там было еще больше воды — лужи и капли тянулись до окна.
Пока он недоверчиво рассматривал отпечатки, за спиной раздалось шуршание, удивившее его. Он инстинктивно обернулся и, услышав тяжелое дыхание, сделал защитное движение рукой, но коснулся лишь мокрой кучи тряпок.
Затем наступила темнота. В первый момент его охватила паника, но потом он понял, что кто-то накинул ему на голову мокрый саван. Задыхаясь, он избавился от тяжелой материи и затравленно оглянулся, готовый броситься в схватку. Но все что он увидел, это щель в деревянной стене, через которую сам пришел. Злоумышленник отодвинул доску и сбежал. Снаружи раздались крики, и возник переполох. Проснулись люди, загрохотали шаги, часовые начали погоню за незваным гостем. Иоганн сжался под маленькой лавкой, ожидая, когда распахнется дверь, и перед ним возникнет солдат с оружием наизготовку или саблей наголо. Но крики затихли, и гул голосов исчез за домом. Иоганн, воспользовавшись случаем, протиснулся в щель и сбежал. Он прибыл как раз вовремя и столкнулся с Иваном, появившимся на пороге. Старик крепостной нахмурился, но ничего не сказал и впустил его.
***Болевшими пальцами Иоганн шлифовал поперечину, необходимую дяде для опорной рамы. О сне не могло идти и речи. Все в доме находились в смятении. В мастерской дядя Михаэль спорил с военными, которые рассматривали болтавшуюся доску. Возле мастерской вдруг возникли бородатые рабочие в, покрытой тиной, рваной одежде. Они указывали на постройку, перешептывались и осеняли себя крестным знамением. Иоганн не мог отделаться от чувства опасности, когда видел, с какой враждебностью они его разглядывали. Марфа выглядела перепуганной курицей, а ее резкость переросла в неприязнь. Грубыми словами она разогнала зевак и велела помощникам отправляться работать.
Только пополудни им разрешили вернуться в мастерскую.
Иоганн заметил, что к стене прибили длинными гвоздями новую доску. Он вздрогнул, когда дядя грубо схватил его за руку.
— Гвозди были ослаблены, — произнес Михаэль угрожающим тоном. — Ты знал об этом?
Иоганн сглотнул и опустил голову.
— Да, — признался он.
На лбу дяди появилась глубокая, резкая морщина, но, по крайней мере, он отпустил руку Иоганна.
— Если ты мне сейчас соврал, я тебе больше никогда не поверю. Иван на дереве нашел светлые волосы. Благодари Бога, что он скрыл это от людей Дережева. Ты видел, кто утащил труп?
— Нет, — ответил Иоганн твердым голосом.
Дядя бросил на него испытующий взгляд. Затем вздохнул и потер мозолистой рукой лоб. Он выглядел уставшим.
— Ну, — наконец произнес он, — по крайней мере, ты честен. Я молюсь, чтобы с нас не стребовали эту покойницу, иначе нам не поздоровится.
Никогда раньше Иоганн не видел Марфу такой бледной.
Она принесла в мастерскую кувшин с квасом, и тайком вытирая покрасневшие глаза, тяжело бухнула его на стол. Иоганн с благодарностью принялся за напиток. За это время он полюбил мутное питье, приготовленное из сухого хлеба, дрожжей, меда и пряностей, но ему долго пришлось привыкать к его странному вкусу.
— Слышал, что говорят? — спросила Марфа, обращаясь к мужу. Она понизила голос, но Иоганн все же смог разобрать ее слова. — Они говорят об убийстве! Прошел слух, что иностранец обесчестил девушку и убил, а мы помогаем ему замести следы.
Михаэль поставил свою кружку на верстак, где вчера лежала покойница.
— Болтовня работяг, — проворчал он. — Пускай говорят. Пока царь Петр сюда не придет и не обвинит меня лично, с нами ничего не случится.
Марфа прикусила губу и замолчала.
К вечеру Михаэль велел Иоганну сопроводить его на стройку на левом берегу Невы. Туда, где в будущем возведут хоромы для дворян и офицеров. Бесчисленные дома в строительных лесах, утрамбованная почва, уже сейчас можно распознать, что на этом месте через несколько лет проляжет булыжная мостовая. Вскоре в новом городе также появятся металлургический цех, ткацкое производство для обмундирования и кирпичный завод.
Прораб, вызвавший к себе дядю Иоганна, оказался тощим, в дурном настроении фламандцем.
— На той стороне, — сказал он, — понадобится таль. Завтра придет груз камней, которые мы должны втащить на фундамент. Ты справишься, Брем?
— Конечно, — пробурчал Михаэль и обернулся к Иоганну с помощником. — Сходите, принесите канат.
Его лицо оставалось невозмутимым, но Иоганн видел, что в венах Михаэля забурлил гнев.
Очень часто зодчие загружали его такой подсобной работой, хотя, с какой стороны не посмотри, он являлся лучшим плотником. Однако приказ распространялся и на него. Каждый делал то, что ему приказано, для возведения нового города царя Петра требовалась любая рабочая сила.
Только они закончили кантовать поперечными балками и кронштейнами раму для каркаса, как на стройку прискакал кто-то из людей Дережева. Иоганн полагал, что узнал в нем одного из часовых, стоявших в карауле возле мастерской. Что удивительно, его, по-видимому, не наказали за халатность. Иоганн хорошо его разглядел, пока тот вытаскивал рулон бумаги. Непроизвольно он искал следы побоев. Иногда результаты наказания замечались: люди двигались неуклюже или у них искривлялось лицо, когда болели ушибы и раны на спине, но этот совершенно спокойно сидел на лошади и читал громким голосом. Он разносился далеко по площади и парализовал окончательную работу.
— По приказу Его Императорского Величества государя, императора и самодержца Константин Дережев уполномочен о смертельном случае с работницей, которую вчера вытащили из Невы, заявить следующее. После допроса свидетелей установлено, что утонувшую работницу из Новгорода звали Наташа НегловнаТорашкина. Она пострадала от упавшей на нее поленницы. Когда она хотела промыть рану в воде Невы, то упала без чувств и утонула. По приказу Его Императорского Величества, родственникам разрешено забрать тело.
Рабочие опустили головы, некоторые вновь перекрестились. Солдат бросил на толпу блуждающий взгляд. Голос его зазвучал еще строже:
— Его Императорское Величество не желают больше слышать никаких слухов об этом происшествии. Тот, кого застанут за распространением вранья о покойнице, будет наказан пятьюдесятью ударами кнута.
Установившаяся вдруг тишина стала красноречивее любого ругательства. Даже Иоганн вздрогнул. Пятьдесят ударов кнутом едва ли кто-то переживет. Тонкие, длинные кожаные полоски, закрепленные на короткой деревянной ручке, при каждом ударе разрезали кожу.
Иоганн поднял глаза и испугался. Посланник Дережева смотрел прямо на него. Невысказанное, но такое явное предупреждение, будто ему по лицу ударили тонким кожаным хлыстом.
В испуге Иоганн опустил голову и покрепче ухватился за молоток. Однако где-то внутри него зажглась искорка упрямства, и внутренний голос произнес, что он не хочет подчиняться этому приказу. Воспоминание о руке покойницы стало еще отчетливее. Эта рука, такая белая, с чистыми полукруглыми ноготками никогда в жизни не касалась ни лопаты, ни деревяшек.
***Продолжительные дожди размочили сухую, укрепленную почву.
Двоих работников, пытавшихся удрать со стройки, схватили в лесу и наказали десятком ударов кнутом, лишь третьему беглецу удалось спастись.
Единственным светлым пятном на неделе оказалась доставка товаров из окрестностей. Привезли съестные припасы: огурцы, капусту, тридцать больших клеток с курами и ящики с водкой. Цены на повседневные товары, которые доставлялись сюда по непролазным дорогам, заставляли Иоганна каждый раз заново мошенничать. Хотя его семья и не была бедной, он искренне восхищался умением Марфы наготовить столько еды из продуктов, которые они могли себе позволить. Даже, если почти каждый день не было ничего, кроме «каши» — грубозернистого варева, Иоганну никогда не приходилось голодать. Налогом облагалось почти все: пасечники платили за добычу меда, крестьяне — за продажу своих огурцов, даже за погребение в дубовом гробу платился специальный налог. Несмотря на эти сложности, жизнь в только строящемся городе, напоминавшем во многих местах барачные поселения на илистой, зараженной мошкарой почве, шла дальше.