Изгнание (СИ)
· Может, нужна помощь?
· Скажи, что сейчас придем, ‑ ответила женщина и махнула рукой, приказывая закрыть дверь. Добавила, уже обращаясь к Кари: ‑ Не терпится им, видишь ли… Тебе легче стало?
· Отпустило, ‑ пошевелилась Кари и вдруг захлебнулась, закашлялась, ошеломленная громадной пригоршней мокрого снега, опущенного на ее лицо.
Стряхнула снежную кашицу с лица и увидела, как женщина зачерпнула откуда‑то снизу новую пригоршню снега и собралась бросить его на обнаженную грудь больной. Кари попыталась увернуться, но только беспомощно дергалась в сильных руках женщины, размашисто растиравшей ее холодным и противно мокрым снегом. Пискнула:
· Не надо. Хватит.
· Надо! Я врач. Звать меня Дава, ‑ представилась женщина.
Она насухо вытерла Кари, одела в теплый, ворсистый изнутри костюм, и по мере того, как проделывала все это, взгляд ее теплел и на лице появилась улыбка с оттенком любопытства, а потом даже некоторой гордости ‑ вероятно, за результаты своей работы. ‑ Вот ты и красавица опять. Пошли.
· Нет, ‑ запротестовала Кари. Необходимость куда‑то идти, а действовать против Ворха, вызвала протест. ‑ Я не могу… Я должна его прежде увидеть.
· Ворха?! ‑ насторожилась Дава. ‑ Как ты его найдешь?
· Это не проблема, ‑ присела Кари на край постели, и взгляд ее устремился в пространство.
· Ты что задумала? ‑ вцепилась ей в плечи Дава и тряхнула, привод = в чувство. ‑ Тебя ждут наши. Тадоль‑па и все… Это не твой секрет, чтобы рисковать им. Ты наше оружие, слышишь! Наше!..
· Я понимаю. Но я ненадолго. Только посмотрю на него и… вернусь сюда
· Предстанешь перед ним такой вот, ‑ скривилась Дава, утрирование изображая перекошенное лицо Кари, и, когда та кинулась к зеркалу, спросила: ‑
Это он так изуродовал тебя за любовь? И влюбил, конечно, гипнотером?! Знаешь как они это делают?
· Знаю, ‑ выдохнула Кари, теряя силы. Искать Ворха, конечно же, было бессмысленно. О чем говорить? Что выяснять, когда все ясно.
· Пойдем. Ждут.
· Но я… ‑ Кари обеспокоенно уставилась на Даву.
· Твоей красоты хватит на сотню женщин. Идем…
Они прошли в узкое, длинное помещение, заполненное народом. По экранам, составлявшим мерцающие ряды, Кари узнала диспетчерскую, в которой была вчера. Где‑то впереди, за спинами плотно стоящих, а далее‑сидящих рабов, слышался тихий и такой близкий голос Тадоль‑па. Кари надо было пройти к нему, но спины, тесно прижавшиеся друг к другу, не отреагировали на ее толчки.
‑ Дайте пройти, ‑ развернув две спины, как створки дверей, Дава шепнула следующим: ‑ Расступись, Кари идет.
Расступиться было невозможно, разве лишь склонить головы. Это позволило Кари увидеть согнутую фигуру Тадоль‑па, обратившего взор на вход, где послышался говор; он увидел Кари, обрадованно замахал ей, чтобы скорее пробиралась к нему. Кари ткнулась раз‑другой и, поняв тщетность своих попыток, поднялась над головами, полетела к Тадоль‑па, вызывая суеверный ужас и немое оцепенение рабов. Опустившись возле Тадоль‑па, она обхватила его руками, повисла на нем и зарыдала, не в силах сдержать и колыхнувшуюся в душе нежность к самому близкому существу, и радость от сознания, что все трудное осталось позади, и непонятное отчаяние от предчувствия, что с этого момента все в ее жизни приобретает другой смысл. Она рыдала. Ронял слезы и Тадоль‑па, безуспешно пытавшийся успокоить Кари. Сумрачно притихли рабы.
· Это истерика, ‑ сказала Дава, пробившаяся к Минтарлу.‑У нее полнейшее истощение энергетического поля. В таком состоянии она, вам ничего не скажет.
· Она уже все сказала своим полетом, ‑ заметил Минтарл и распорядился: ‑ Уведи ее.
Дава подошла к Кари, приложила к ее затылку руку и сама передернулась от волной прокатившегося по ее телу напряжения. Подхватила мгновенно уснувшую Кари на руки, как ребенка, и, успокаивающе кивнув Тадоль‑па, мол, делается все как надо, унесла ее через запасной вход под восторженный шепот.
Кари спала. Такого сладкого сна у нее не было, наверное, за всю жизнь. Это был первый сон на свободе, когда не надо вставать в предписанный час, а потом весь день спешить, ловчить, изощряться ‑ производить тысячи дел под ментальным контролем, подстегиванием психопарализатора и вечным страхом лишения тела или жизни. А тут она в блаженстве просыпалась, оглядывала чистенькую и до глухоты тихую комнату с вечно сидящей в каком‑то странном, опутанном проводами кресле Давой, улыбалась ей и опять уплывала в сон, как в тихую, ласковую реку.
Вскоре паузы между сном увеличились, и Кари могла уже переговариваться с Давой.
· Ты меня лечишь?
· Лечу.
Меня никогда не лечили так… Расскажи, что ты делаешь.
‑ В общем‑то ничего особенного, ‑ улыбнулась Дава, поднимаясь со своего необычного кресла. Она подошла к Кари, отодвинула присоединенные к ее телу провода и присела на край кровати. Рассказывая, водила рукой над Кари, не дотрагиваясь до покрывала, но та чувствовала, как за рукой Давы прокатывалась по ее телу какая‑то волна. ‑ Все живые существа имеют кроме кровеносной, лимфатической и нервной системы еще и энергетическую систему.
· Я это знаю.
· Тогда тебе просто будет объяснить. Каждое существо имеет свой энергетический каркас. И каждый орган имеет свое энергетическое поле, в строгих границах которого он функционирует. Как только уменьшился энергетический накал, назовем его так, хотя это слово, видимо, неточное, тут же энергетическое поле уменьшается, становится меньше физических объемов органа, и он, лишенный энергетической защиты и подпитки, начинает истощаться.
Почему уменьшается накал?
‑ Иногда пи простой причине, когда перекрыт энергетический канал, вроде бы перекручен, как шланг, спазмами мышц. Так произошло с тобой там, кивнула Дава, вспоминая о схватке во Дворце Габара.
· А как ты лечишь?
· Руками, ‑ показала Дава широкие крепкие ладони и поднесла к груди
Кари правую, а затем левую руку, вызвав заметно разные ощущения. Усмехнулась добродушно. ‑ Правой рукой отдаю энергию, левой ‑ отнимаю. Такое их свойство. Когда заболевает какой‑нибудь орган, он забирает недостающую ему энергию у соседнего, связанного с ним одним каналом. А я руками выравниваю биополе, убираю лишнее напряжение, добавляю недостающее.
Дава рассказывала о принципах работы концентратора биоэнергии, изготовленного по ее чертежам, сыпала медицинскими и технологическими терминами, говорила вдохновенно, явно гордясь своим детищем, но Кари с трудом удерживала в глазах интерес, изо всех сил боролась с наваливающимся на нее сном. И засыпала…
А когда проснулась в очередной раз, Давы в комнате не было. Свет горел ночной, чуть‑чуть рисовавший контуры мебели и всевозможных медицинских приборов. По тому, как много их было в небольшой комнате, Кари догадалась, что все это время находилась в исследовательской лаборатории Давы. Ментальный взгляд за стену убедил ее в этом предположении ‑она увидела перестроенную в больничные палаты штольню и множество кселян в ней, спящих при таком же тусклом ночном свете. Взгляд глубже, через породу, позволил Кари рассмотреть действующие выработки, где не прекращалась добыча руды. Непонятные механизмы, управляемые инжерами, вламывались в гору, удлиняя штреки, а подсобники‑скуды перекидывали породу в грузовые капсулы, закрывали их накрепко верхней полусферой, откатывали в зияющее жерло трубопровода и тут же получали новую капсулу, раскрывавшуюся, как пасть, для приема руды.
Смотреть, преодолевая сопротивление горы, оказалось занятием трудным, и Кари стала думать о себе, о Ворхе… Все в ней опять тоскующе заныло. Ей захотелось побыть с ним, и Кари размечталась о том, как он вернется, чтобы украсть ее и выведать секреты. Ведь он видел ее летящий и захочет узнать, как это делается. Научиться преобразованию энергии в своем биополе, не зная работ Тадоль‑па и не побывав на экл‑Т‑троне, Ворх не сможет никогда. Значит, приедет за ней, увезет с собой. Конечно, его именитые, богатые родственники не потерпят ее в семье. Кто она такая? Кто ее родители? Где они?