Изгнание (СИ)

«И может, ждали эту рабыню не меньше нас», ‑ заметил он уже для Ладен, но жена не отреагировала никак, принялась размещаться на освободившемся месте.
К ним подошел дежурный службист первой руки, поинтересовался, привезли ли они своего раба или ждут очередника. Ладен торопливо поднялась и, подступив к службисту, стыдясь признаний, зашептала: «Мы приехали только… посетить. Надо обсудить кое‑что, а потом, очень скоро, мы привезем носителя». Она кинула взгляд на Биза, как бы предлагая подтвердить сказанное.
Службист понимающе кивнул и увел за собой Ладен. Она семенила за ним, униженно сутулясь, и, чтобы не видеть ее такой, Биз отвернулся, стал читать плакаты: «Не думай, но действуй!», «Кто не думает, тот хорошо исполняет!» «Помни! Твоими мыслями могут воспользоваться рабы в борьбе против Нового Порядка».
Плакаты даже не подновляли, должно быть, с установления Нового Порядка ‑ так были они тусклы и засижены насекомыми. И текст их довольно староват, подумал Виз и тут же понял, что, наверное, это сделано специально чтобы возродившиеся к новой жизни Бауки сразу увидели все то, что потеряли, утратив свое первородное тело. Эта мысль порадовала Виза, как еще одно! доказательство того, что он научился… думать. И может теперь обдумывать все все. Главное, формулировал он для себя, думать в одном направлении, а не] позволять мыслям скакать, как вот сейчас. Я же думал о плакатах и пришел к выводу, что их не обновляли специально. Должно быть, и флайеры делают по старым чертежам потому, что в новых конструкциях Баукам просто не разобраться: они хранят в себе опыт той жизни, при которой имели первородное тело… Вот еще одно доказательство умения думать, потаенно радовался Виз и незаметно оглядывался: не поймал ли его кто‑нибудь за этим занятием? Но вокруг все были заняты своими делами и собой.
Вернулась Ладен, держа на руках, как младенца, овальную капсулу пневмопочты, поискала взглядом Гулика и мысленно передала мужу, что им разрешили свидание в саду, ‑ пусть берет вещи, ребенка и идет за ней. Увидев мать с непонятной ношей, Гулик прибежал от экрана и запрыгал вокруг Ладен, требуя:
· Мама, а где бабушка? Ты обещала показать меня бабушке.
· Обязательно покажу! Помоги папе, мы пойдем в сад.
«Там ветрено», ‑ предупредил Виз.
«Зато безлюдно, ‑ ответила Ладен. ‑ Не могу же я с родной матерью общаться принародно».
Они вышли в навесной сад, на одну из тех площадок, которые серпантином опоясывали Каролл‑дом. Здесь росли деревья и кустарники; они раскачивались в потоках воздуха, шелестели листвой так угрожающе, что Гулик боязливо прижался к ногам отца.
От ветра укрылись в небольшой беседке, построенной в виде причудливо торчащего валуна. Здесь были все те же стандартные ложа, столик; выпячивающаяся полусфера беседки была прозрачной изнутри и позволяла семейству Виза, не выдавая своего присутствия, наблюдать за жизнью сада, населенного всевозможной летающей, ползающей и бегающей живностью. Гулик сразу же разглядел зубатку, подбирающуюся к птичке, и прилип к стене, желая, чтобы краснокрылка заметила опасность.
Ладен положила капсулу на столик и, явно не торопясь ее открывать, набиралась сил, как перед броском. Виз понимал причину ее медлительности и этой вот тягостной отрешенности. Давным‑давно, когда люди умирали навсегда, прекращались и заботы о покинувших свет родственниках. А теперь, когда научились сохранять информационный потенциал личности, выделять ее энергетическое «я» и, по сути, заново воскрешать эту личность, появилась обязанность обеспечивать воскресших телами специально выделяемых для этого рабов‑носителей. Но рабов постоянно не хватало. Особенно трудно приходилось простым кселензам. Тот фонд рабов, который выделялся на эгрегер, каким‑то непонятным образом расходился по верхним кругам иерархической пирамиды власть имущих, а бывшим внизу оставалось только надеяться, что, когда удовлетворят потребности знатных, насытят богатых, останутся излишки для распределения и среди таких, как Виз и Ладен.
«Можешь сказать ей, что теперь уже недолго придется ждать, ‑ сказал Виз, виновато глянув жене в глаза. ‑ Я все сделаю… для тебя».
 
«Спасибо, Виз. Я тоже люблю тебя. Так я открою? Она уже сердится, наверное. Они не терпят капсул…»
· Папа, зубатка птичкой пообедала, ‑ огорченно обернулся Гулик и, увидев, что мать открывает пневмопатрон, полез к ней под руки. ‑ А что это такое? Дай я посмотрю.
· Осторожно, Гулик. Смотри, не трогай, ‑ открыла Ладен половинки патрона, и в одной из них засверкал гранеными плоскостями Баук со множеством золотых ножек. Ладен положила на панцирь Баука руку, вступив в прямой контакт.
«Здравствуй, мама».
«Здравствуй, дочь. Долго же вы не объявлялись. Богато зажили на моих деньгах! Ладно, где рабыня? Дайте мне скорей ее тело». «Мама… Пойми правильно. Рабыни нет…» «Как это… нет?! Что за шутки?! Я уже четыре года сижу в этом склепе, в этой каменной могиле. Я не могу больше, слышишь! Дайте мне тело!.. Я же сохну без живого мозга».
Ладен заплакала. Гулик удивленно закрутил головой, почувствовав какую‑то связь между блестящим предметом под рукой матери, ею самой и хмуро ‑насупленным отцом, стал теребить их:
· Почему ты плачешь? Она тебя укусила? Папа, стукни ее.
Гулик, ‑ подозвал его к себе отец. ‑ Мама разговаривает с бабушкой, не мешай им.
‑ А где… бабушка? ‑ навострился Гулик, подозрительно поглядывая на многоногое блестящее существо.
· Бабушка здесь, ‑ показал взглядом Биз на Баук.
· И нет. Бабушки большие, она туда не поместится.
Но ты же маленький, ‑ подводил Биз сына к пониманию. Ладен услышала их разговор и сказала мужу, что ребенку еще рано знать такие вещи, но Биз упорствовал. ‑ Мы можем быть большими, как я, и маленькими, как ты или Рукия. Ты помнишь маленькую Рукию тетушки Олен?
‑ Да‑а… ‑ согласился малыш, но, подумав немного, вновь усомнился: ‑
Рукия тоже не поместится туда.
‑ А давай подумаем. Вот ты сейчас произносишь слова. А кто их говорит?
Может быть, нога?
· Нет. Ноги ‑ чтобы ходить.
· Правильно. А твой живот может говорить?
Малыш рассмеялся и заявил, гордый познаниями:
· Говорит рот!
· А думает кто? Тоже рот?…
· Нет. Голова…
· А в твоей голове есть маленький Гулик, совсем‑совсем маленький. И когда ты постареешь, твои ноги не будут быстро бегать, а руки не будут слушаться тебя, твой маленький Гулик покинет голову и перейдет в такой вот домик, ‑ показал
Биз взглядом на Баук.
‑ Там сейчас маленькая‑маленькая бабушка? ‑ потянулся Гулик к Бауку. ‑
Мама, дай я посмотрю бабушку. Дай же!..
· Гулик, ее нельзя увидеть, ‑ испугалась Ладен за Баук, прикрыла его ладонями, выговаривая мужу: «Отвлеки же ребенка, займи его чем‑нибудь».
· Можно! Можно! ‑ настаивал Гулик. ‑ Вон окошечки. Я посмотрю и увижу маленькую‑маленькую бабушку. Дай мне посмотреть бабушку!
Гулик схватил Баук и чуть не уронил его, оказавшийся тяжелым для рук
малыша. Ладен подхватила Баук.
‑ Ты мог уронить домик!.. Теперь понял, что тебе нельзя доверять бабушку?
Займись лучше игрушками! ‑ прикрикнула Ладен строго. И отец смотрел на малыша с холодным осуждением, а потом стал смотреть через стенку в сад.
Пристыженный Гулик виновато склонился над коробкой с игрушками, а Ладен с матерью вернулись к своему разговору.
«Нам обещали тысячу лет бессмертия, а я уже четыре года без тела. Четыре года! Ты не представляешь еще, что это такое ‑ не иметь тела! Есть память, желания, и нет возможности проявить свою волю. Это казнь. Зачем тогда ваш Новый Порядок?! Зачем?…»
«Новый Порядок ‑ ваш».
«Но правите сейчас вы, твой муж!»
«Он еще маленькая личность».
«Пусть станет большой. Что ты отмалчиваешься, дорогой зять? Когда ты, наконец, станешь большой личностью? Ты же всегда был умником, я видела».
«Я скоро повышу свою квоту власти, ‑ отозвался Биз. ‑ Но если говорить в общем, то должен сказать, что проблема с носителями становится с каждым