Фрагменты прошлого (ЛП)

Ханна не чувствовала ничего похожего на облегчение. Она чувствовала прилив гнева.
― Нет, я определенно не понимаю, о чем вы говорите.
Он снова посмотрел на медсестру, словно прося о помощи.
― Ханна, ― тихо сказала медсестра, ― родитель с четвертой группой крови может иметь детей только со второй или третьей группой крови. Не с первой. Первая группа крови ― это отсутствие либо…
― Я знаю это! ― огрызнулась она. ― Я просто не понимаю, на что вы намекаете!
― Мисс Смит, ― повторил доктор, ― мне жаль, что вы узнаете это подобным образом, но вы, скорее всего, были удочерены.
Ты не моя дочь.
Она перевела взгляд с доктора на медсестру.
― Что? ― прошептала Ханна.
― Закрытые удочерения были обычным явлением в 70-х годах. Это было нормально, правда. Открытые удочерения были крайне редки в то время.
Кто ты? Где Рэйчел?
Ханна сжала подлокотники кресла, вонзая ногти в грубую ткань.
― Нет. Это невозможно.
― Если вы были удочерены при рождении, все записи об этом были бы опечатаны, и…
― Нет. Мой папа…
Что она хотела им сказать? «Мой отец это мой отец. Я похожа на него. Я не могу быть приемной». Как будто им было бы не все равно.
― Извините меня. Мне нужно поговорить с мамой.
― Ханна, подождите, ― сказала медсестра Карен, но Ханна уже прошла мимо нее и открыла дверь. ― Если вы хотите, чтобы ваша кровь была тоже проверена, чтобы быть уверенной…
Но она не нуждалась в другом тесте. «Красный Крест» не мог ошибаться двадцать пять лет.
― Мам, ― сказала она, открывая дверь в палату своей матери. ― Мам! ― слово прозвучало в ее голове противоречиво. Слишком резко. И не точно.
Дороти не шевелилась, поэтому Ханна помчалась к ней.
― Мама, они говорят, что я не твоя дочь, ― она встряхнула ее. ― Мам, они…
― Помогите! ― прохрипела ее мать. Слово раскололось, прежде чем она вздохнула и попыталась снова. ― Помогите! Помогите! Пожалуйста!
― Мисс Смит!
Она услышала за спиной голоса, почувствовала руки на своих плечах, но она крепко держалась за руку своей матери.
― Мама, кто я? Они говорят, что я приемная. Кто я?
Но ее мать только беззвучно испугалась и закрыла глаза, накрыв лицо руками, будто Ханна собиралась ее ударить.
― Мама! ― закричала она, когда чужие руки, наконец, оттащили ее. ― Пожалуйста.
Но ее мать рыдала. Ее худые пальцы дрожали на щеках, когда она плакала.
― Ханна, ― сказала медсестра, ― это не поможет. Вы только пугаете ее.
Ханна покачала головой. Этого не могло быть. Не сейчас. Не так.
― Вам нужно уйти, ― сказала женщина, и большая часть сочувствия исчезла из ее голоса.
― Нет, мне нужно, чтобы она сказала мне правду.
― Даже если бы это было возможно в данный момент, мы не можем дать вам ее пугать. И она, очевидно, ничего не может сейчас вам сказать.
Ханна глубоко вздохнула, сжав руки в кулаки и закрыв глаза.
― Помогите, ― услышала она, как ее мать хныкала снова и снова. ― Помогите.
Ханна хотела закричать «Помоги!» ей в ответ. Помоги, мамочка! Помоги мне! Но вместо этого она отступила.
Она увидела, что люди собрались в коридоре, наблюдая, как она выбегает из палаты своей матери. Ханна прошла мимо группы обслуживающего персонала и пациентов и поспешила к запертым дверям. Ее впустили и выпустили через несколько секунд.
Она не может быть приемной. Она была дочерью своего отца. У нее даже были его странные маленькие пальцы, которые были раздуты на последнем суставе.
Но когда она, наконец, достигла выхода из центра по уходу и помчалась к своей машине, правда настигла ее. Она не могла этого отрицать. Три отдельных теста не могли быть ошибочными.
Она слишком быстро поехала к дому, проезжая мимо домов и полей, которые она миновала сотни раз. Тысячи. Мир расплылся вокруг нее. Ее пульс приглушал каждый звук, кроме ударов сердца. Нет, не ее сердца, а ее страха и ужаса. Это был удар, который пронзал ее тело.
Ты не моя дочь. Ты не моя дочь.
Это было нечестно. Ханна была уже потеряна. Уже плыла в неопределенном месте между прошлым и будущим. Она не нуждалась в этом прямо сейчас. Это было нечестно.
 
Помогите. Пожалуйста, помогите.
Она была дома через пятнадцать минут вместо обычных двадцати. В доме было душно, воздух был тяжелым и влажным. И все же она не остановилась, чтобы открыть окна. Она подошла к шкафу в своей спальне и начала копаться в коробках, которые она выстроила к стене.
Почти все ее имущество находилось на хранении, но она взяла с собой самые важные документы и сувениры. Она открывала коробку за коробкой, пока не нашла то, что искала; затем она тяжело опустилась на задницу и уставилась на находку.
Она смотрела на свое свидетельство о рождении дюжину раз прежде, поэтому она бы заметила, если бы кто-то, кроме Дороти, был указан в качестве ее матери, но каким-то образом она надеялась найти прямой ответ там. Как будто бы она открыла папку и увидела «Джейн Доу» в строке имени матери, и ударила бы себя по лбу за то, что никогда не замечала этого раньше.
Но нет, там сказано, что девичья фамилия матери была Дороти Бэйлор, как и всегда. И Питер Смит был указан как ее отец. Она всегда отмечала свой день рождения пятого февраля тысяча девятьсот семьдесят второго года.
Информация под местом рождения и свидетельства была странной, но она всегда была странной. Это был адрес на первом шоссе в Биг-Сур, штат Калифорния. Не больница, а дом. И присутствующий свидетель рождения не был доктором. Это была женщина по имени Мария Диас, без указания, что она доктор медицины. Рождение в домашних условиях.
Она была удивлена, когда впервые увидела это. Но объяснение ее матери было простым. У них не было денег, поэтому они сделали это по старинке. Много людей делали так тогда. Конец.
Но Ханна не знала ни о каком способе рождения по старинке, который привел бы к рождению не своего дитя.
Она снова прочитала свидетельство о рождении. Все было так же, как и всегда, но на этот раз она заметила что-то непонятное. Она родилась пятого февраля, но рождение не регистрировалось округом до двадцать седьмого марта. Это было нормально при родах на дому?
Ей нужно было узнать больше о рождении ее сестер, но она пока не могла заставить себя позвонить им. Кроме пары медицинских работников никто ничего не знал. Она не могла позвонить им прямо сейчас.
Но, возможно, ей и не нужно было этого делать. Когда она сортировала документы на прошлой неделе, то сложила в одну папку копии всех свидетельств о рождении. Она сделала это, потому что планировала, однажды она поработать над их генеалогией. Их родители никогда не говорили о семье. Они не казались скрытными в этом плане, просто не были многословными, как и все жители Среднего Запада.
Ее отец потерял родителей к восемнадцати годам, а мать провела подростковые годы в приюте. Были трудные времена, но они выжили. Сегодня они бы бесконечно писали в своем блоге о преодолении трудностей, но тогда люди просто зарабатывали себе на жизнь, а любые сильные чувства оставляли при себе.
Пахали как проклятые. Простой народ живет простой жизнью.
Или нет. Они могли быть мошенниками все это время. Чему она могла верить, когда не могла доверять даже собственной жизни?
«Успокойся, девочка», ― пробормотала она про себя. Это была не передача для телевидения. Где-то был ответ. Что-то простое и совсем не ужасное.
Она принесла свидетельство о рождении в кабинет и открыла коробку с файлами, которую она почти заполнила с момента переезда. В самом начале был файл, который она аккуратно пометила «Свидетельства о рождении» жирными, уверенными буквами. Что за невинное тщеславие.
 
Она положила документы своих сестер на потрескавшуюся кожаную оттоманку и села между ними. Все документы выглядели одинаково. Она провела кончиками пальцев по лепной печати. На ксерокопиях свидетельств ее сестер она отсутствовала, но она могла видеть серую тень от них обоих, парящую, как призрак.