Красный рассвет. Иноходец (СИ)
— У тебя было нормальное детство? — поинтересовался я.
— Что?
— Ты росла как обычный ребенок? Семья, родители, семейные праздники? Я к тому, что другие дети к тебе в гости приходили?
— Если в общем, то да.
— Ясно.
— Ты это к чему?
— Ты видела госпиталь, в котором я лежал?
— Мм… ну да, конечно видела, я же приходила тебя проведать.
— Там все на виду, считай большая деревня в миниатюре. И ночью меня два раза как бы совершенно случайно разбудили добрые люди для того, чтобы рассказать как ты вчера отводила в сторону девушку, которая со мной об интервью договориться пыталась. Не помню, как ее зовут, мы с ней в Новом Орлеане встретились при очень неприятных обстоятельствах. Так вот сразу два человека, вахтенный матрос и один раненый сосед, поочередно ночью мне об этом сказали типа по случаю, все равно ж проснулся. Причем упирали оба на то, что эта журналистка после беседы с тобой имела бледный вид и прозрачно намекали, что это была разборка девушек за понравившегося парня.
Алиса закусила губу. Я смотрел на нее спокойно и видел, что моя слепленная на коленке версия насчет получения знания о ее беседе с Ульяной прокатила. Была конечно опасность разоблачения — вдруг Алиса всю ночь у моей койки сидела, и только утром ушла, но этой опасностью я рискнул пренебречь и не ошибся.
— При каких же обстоятельствах вы познакомились? Она тебе кроме интервью еще что-нибу…
— Я привез в торгпредство тела ее убитых коллег.
Алиса осеклась. Некоторое время помолчали, потом я продолжил.
— Так вот, насчет детства. Если ты росла плюс-минус как все, значит у тебя скорее всего было нечто похожее на... Вспомни, когда к тебе приходили дети в гости, и кто-то из них начинал играть твоей старой и давно забытой игрушкой. Ты, наверное, помнишь вдруг возникающее желание немедленно эту игрушку отобрать. Ведь это твоя игрушка, пусть только что ненужная, но это уже неважно. Прямо внутри все полыхает, как хочется ее забрать себе обратно, да? С пришедшими в гости детьми даже ссорилась, наверное, а родителям потом приходилось мирить.
— Родители не мирили, но что-то примерно было такое, да. В детском садике, со скандалом и дракой, — неожиданно призналась Алиса после паузы.
— Экстраполируй.
Судя по блеснувшим глазам, Алиса скорее всего не знала определение экстраполяции, но догадалась что я предлагаю ей перенести вывод из одной ситуации на другую, масштабируя.
— Я конечно понимаю, что ты девушка неотразимо красивая, умная, сильная и независимая и так далее. Если делить людей на сорта, по совокупности факторов ты окажешься на самом верху пищевой цепи и социальной стратификации. Ты красивая девушка и завидная невеста, но у нас с тобой разный социальный статус, ты для меня почти недосягаема, как звезда на небе. Понятно, что увидев даже намек на крупицу интереса с твоей стороны, в твоем понимании я должен переполниться счастьем и начать вилять хвостом как собака…
В том, что я сейчас говорил, с моей стороны была условно-правдивая картина, но не было ни капли истины. Все эти слова можно было заменить на: «Подруга, ты мне просто не нравишься и не интересна», получив примерно тот же итоговый результат. Но совершенно иные его последствия, поэтому я продолжал плести словесные кружева:
— За свои почти двадцать два года я узнал довольно много об этой жизни и прекрасно знаю, что в момент, когда желанная по краткому импульсу игрушка оказывается в руках, к ней теряется весь интерес. Подумай над этим. А я, если позволишь, немного посплю, мне как-то не очень хорошо после вчерашнего.
Несмотря на утверждение что собираюсь поспать, я не отвернулся и продолжал смотреть невоспитанной красотке в черные глаза. Она моргнула первой.
— Что у тебя было вчера? Хотя бы в двух словах, — голос Алисы изменился. Ровный, демонстративно спокойный.
— Долго шли, долго ехали, потом немного постреляли в других людей. Потом долго ждали в темноте. Знаешь, когда ждешь неприятностей, это иногда утомительнее чем сами неприятности. Потом снова пришлось стрелять, в процессе я несколько раз разодрал себе коленку, было не сильно больно, но неприятно. Потом я выпрыгнул из окна пятого этажа на дерево и немного ушиб себе вообще все, — приподнял я руку в стягивающем корсете.
Больше вопросов не последовало. Отвернувшись от внимательного взгляда Алисы, я сделал последний глоток такого хорошего, крепкого ароматного кофе, откинулся на спинку комфортного кресла и сразу же заснул.
Проснулся от легкого касания руки — как оказалось, мы уже сели. Надо же, во время посадок я обычно просыпаюсь. Зевнув, посмотрел на небольшое табло с уточнением информации непосредственно по нашему рейсу. На экране сейчас было:
29.03.2023
«Владимир Петляков»
Пункт прибытия: Петроград, Пулково, местное время 17:06
Пункт отправления: База Флорида-13, местное время 09:06
Вылетали с палубы Севастополя мы в пять утра с копейками. Получается, что даже меньше чем три часа летели из Флориды в Питер. Неплохо, очень неплохо. Еще более неплохо, что передо мной уже стояла чашка горячего кофе. На блюдечке, через салфетку. Взяв чашку, я зацепился взглядом за салфетку под ней, где мелким убористым почерком был написан телефон и снизу имя: Жанна. Причем буква «Ж» была написана своеобразно, в виде двух положенных набок сердечек.
Прелестно.
Сама стюардесса Жанна, так разносторонне поразившая меня приятной улыбкой и не только, стояла в дальнем конце салона и внимательно смотрела на меня. И улыбнулась, когда увидела что салфетку, так чтобы Алиса не обратила внимание, я забрал и сунул в карман.
Надо будет позвонить, как получится.
Никаких иллюзий насчет своей неотразимости я сейчас естественно не питал. Полагаю, что у Жанны — работающей на столь удивительном средстве передвижения, суборбитальный корабль, надо же, есть рабочие инструкции не только от компании Аэрофлот. Поэтому не позвоню по этому телефону, придется звонить по-другому — поводыря от МГБ ко мне без вариантов приставят. Или от ФСБ, или еще от какого-то ведомства, в Советском союзе в общем и в Российской Федерации в частности довольно много пересекающихся силовых ведомств.
Наверняка ведь меня уже проверили и раскопали как именно я получал гражданство. И наверняка раскопали обо мне большое и поразительное «ничего». Что совсем неудивительно, ведь у меня нет никаких следов в этом мире, а так просто не бывает.
Думаю, это уже стало предлогом для более чем пристального внимания к моей персоне, результат чего сейчас и наблюдаю. Когда проходил на выход мимо стюардессы Жанны, подмигнул ей, она в ответ еще раз улыбнулась. Это не укрылось от Алисы, хотя в этот раз невоспитанная красотка сохраняла каменное лицо.
О чем думает — загадка.
Открытая дверь вывела нас в телескопический рукав, пройдя по которому мы оказались в отдельном, явно для важных лиц, зале прибытия аэропорта Пулково. Понять где мы несложно, знакомый пейзаж за окном: Пулковские высоты с белым шаром обсерватории видны во всей красе промозглой серо-коричневой мартовской весны. Мутной красе — размытой потеками дождевой мороси с внешней стороны панорамного остекления обзорного зала.
Но больше знакомого пейзажа меня привлекла удивительная картина рядом — я наконец увидел корабль, на котором мы летели. Причем он был не один — второй стоял неподалеку, с другой стороны приподнятого над землей рукава выхода из терминала. И именно второй аппарат мне было удобнее рассматривать.
Напоминал суборбитальный корабль… суборбитальный корабль. Корпус с эмблемой Аэрофлота, только не в бело-синей, а в серо-красной окраске. Похож на Буран, но как-то выглядит пошире и более обтекаемый, что ли. Еще хвостовой киль не один как у Бурана, а два — буквой V. Массивные шасси из четырех пар колес, ни стекол кабины не видно, ни иллюминаторов. По приборам летает, что ли?
Алиса стояла рядом, причем молча. Мы с ней сейчас и как-бы вместе, и как-бы уже по отдельности, похоже. Она молчит, я тоже не горю желанием с ней разговаривать.