Терновая цепь

Алистер повернулся к нему и хрипло произнес:
– Мне казалось, что я нравился тебе год назад.
Томас молча смотрел на него, не зная, что сказать. Алистер неожиданно улыбнулся.
– Я просто хотел подразнить тебя, – сказал он. – Томас, ты…
Томас поцеловал его. Схватил его за отворот пальто, а в следующее мгновение они целовались. Губы Алистера, несмотря на холод, были горячими. Карету тряхнуло на повороте, и Алистер подался навстречу Томасу, вцепился в его волосы. Прижался к нему крепко, с такой силой, словно хотел слиться с ним, стать единым целым.
У Томаса шумело в ушах, сердце бешено билось. Алистер дразнил его и ласкал одновременно, а потом Томас приоткрыл рот, ощутил вкус чужих губ, прикосновение нежного языка… Карета накренилась, и оба упали на пол.
Но они едва замечали, что происходит. Томас принялся расстегивать пальто Алистера, в спешке отрывая пуговицы. Ему хотелось коснуться тела возлюбленного как можно скорее, немедленно. Алистер очутился сверху, и за спиной у него Томас мельком увидел небо. Над Лондоном бушевала гроза, черные облака пересекала какая-то красная огненная полоса.
Томас повел плечами, высвободился из пальто. Алистер склонился над ним. Его глаза были совершенно черными, как беззвездная ночь. Он оттянул воротник рубашки Томаса и поцеловал его шею. Нашел ключицу и прикоснулся к ней кончиком языка, и в мозгу Томаса взорвались тысячи солнц.
Алистер расстегнул его сорочку, поднял нижнюю рубаху и обнажил грудь.
– Только взгляни на себя, – прошептал он. – Это прекрасно. Ты так прекрасен, Том.
Томас почувствовал жжение в глазах – слезы. Он приказал себе прекратить эти глупости, но тоненький насмешливый голосок в его голове, который издевался над ним каждый раз, когда он поддавался своим порывам, сейчас молчал. Юноша видел только Алистера, который прикусывал его губы, целовал, проводил языком по его горлу, отчего Томас вскрикивал и содрогался всем телом. Потом он расстегнул одежду Алистера и гладил его кожу, шелковистую кожу, под которой напряглись железные мышцы.
Он перекатился на живот, подмяв Алистера под себя. Их полуобнаженные тела соприкасались, и это сводило юношу с ума. Он не хотел, чтобы это прекращалось. Он хотел большего. Хотел, чтобы Алистер принадлежал ему. Он был великолепен. Его торс был покрыт старыми шрамами, соски затвердели на холоде. Томас наклонился и коснулся губами одного из них.
Алистер выгнулся Томасу навстречу и слабо застонал, вонзив ногти ему в спину.
– Том. Том…
Раздался треск, карета врезалась во что-то. Томас услышал визг колес, ржание лошадей, и экипаж накренился. Опять загрохотал гром, от которого у Томаса заложило уши, и карета со скрежетом остановилась.
Алистер сидел, застегивая сорочку.
– Черт побери, – пробормотал он. – Что это было?
– Должно быть, мы с кем-то столкнулись. – Томас тоже начал одеваться, что было нелегко, так как половина пуговиц была оторвана. – Ты не ударился?
– Все в порядке.
Алистер оглядел Томаса, потом поцеловал его в губы. Поцелуй был долгим. Наконец он толкнул дверь кареты и спрыгнул на мостовую.
Томас услышал стук его подошв, потом Алистер втянул воздух сквозь зубы. В открытую дверь тянуло гарью.
– Черт побери, – повторил он. – Что все это означает?
Томас выбрался из кареты и замер рядом.
– Знаете, – произнес Мэтью, когда умолкло эхо вопля Татьяны, – мне кажется, что от этого приглашения нам лучше отказаться. Все согласны? – Он оглядел друзей, которые застыли с ошеломленными лицами – на этот раз включая Анну. – По крайней мере, следует дождаться, пока вернется Чарльз с Первым Патрулем.
– Никогда не думала, что услышу от тебя предложение дождаться Чарльза, – произнесла Анна, вытаскивая ангельский клинок.
– Татьяна безумна, – пожал плечами Мэтью. – Никто не знает, что может прийти ей в голову.
– Она выломает двери, – сказал Джесс. – Эти существа, которых она привела с собой… это Сумеречные охотники. Демоны в телах Сумеречных охотников. Они могут войти в Институт.
 
– Джесс прав, – стуча зубами, пробормотала Грейс. – Мама предлагает вам выйти только потому, что ее это забавляет. Для нее это игра. Она хочет, чтобы вы исполнили ее желание, подчинились ей.
– Итак, если мы не выйдем во двор, – сказала Корделия, – она и ее слуги-демоны вломятся сюда.
– В таком случае, мы все выйдем, – решил Джеймс, – и будем удерживать главный вход. Святилище закрыто, а больше в Институт никак не попасть.
Остальные вооружались, кто чем мог. У большинства из них имелись при себе ангельские клинки, Ари достала свой индийский палаш, кханду, а Джесс взялся за меч Блэкторнов.
– Предлагаю действовать так. Мы с Джессом выйдем, спустимся с крыльца и встретим ее во дворе. Остальные займут позиции в вестибюле. Ваша задача – помешать фальшивым Безмолвным Братьям пробраться внутрь. Я попытаюсь занять ее разговором, по крайней мере до прибытия Чарльза и Первого Патруля…
– Но Джесс не обучался искусству сражаться, – напомнил Мэтью, застегивая пояс с оружием. – Лучше я пойду с тобой. Она ведь хотела видеть кого-то из Фэйрчайлдов.
Джеймс объяснил:
– Татьяна с наименьшей вероятностью ранит или убьет своего сына. Он единственный, кто в состоянии хоть немного успокоить ее.
– Я должна выйти к Татьяне, – заявила Корделия.
Джеймс обернулся к ней. Она стояла, высоко подняв голову, твердо глядя ему в глаза.
– Я – паладин. Она не посмеет коснуться меня. Побоится гнева Лилит.
– Но Татьяна-то об этом не знает и не узнает, пока ты не вступишь в бой, – возразила Люси. – Пока не придет сама Лилит. А мне кажется, ее появление едва ли улучшит ситуацию.
– Возможно, общение с Лилит предпочтительнее того, что затеяла Татьяна, – спокойно ответила Корделия. – Обещаю… клянусь, я возьмусь за оружие только в крайнем случае, если другого выбора не останется. Но я считаю, что должна к ней выйти.
Джеймс хотел возразить, настоять на том, что Корделии следует остаться в здании, в безопасности. Но он знал, что его жена никогда не смирится с этим. Джеймс мог уговорить ее остаться внутри, и, возможно, она согласилась бы ради него; однако это означало бы пойти против своей природы. Корделия была воином и не умела прятаться за спины других.
– Выходите! – взвизгнула Татьяна, и у Люси от этого пронзительного крика заболели зубы. – Выходите, Эрондейлы! Выходите, Карстерсы! Выходите, Лайтвуды! Я не буду повторять в третий раз!
– Я иду с тобой, – уверенно произнесла Корделия. Джеймс все равно не успел бы ничего сказать; все направились к дверям библиотеки, все, кроме Грейс, которая смотрела им вслед жалким и бессмысленным взглядом. Джеймсу показалось, что она даже не испугалась – видимо, утратила способность испытывать страх.
Татьяна не трогалась с места. Когда Джеймс вышел на крыльцо в сопровождении Корделии и Джесса, он увидел ее внизу, почти у подножия лестницы. Она стояла лицом к двери, окруженная демонами и тьмой, и ухмылялась.
Небо по-прежнему было скрыто за зловещими облаками; некоторые почему-то были алыми. Лунный свет с трудом пробивался сквозь эту красную пелену, и казалось, что на каменных плитах во дворе Института стоят лужи крови.
Седые волосы Татьяны реяли над плечами, словно облако дыма. Как будто это она принесла с собой тьму, навлекла на город грозу, породила разветвленные молнии, разрезавшие небосклон. По обе стороны от нее стояли по трое Безмолвных Братьев в белых одеяниях. Руны на обшлагах рукавов и на воротниках были рунами Покоя и Смерти; Грейс, естественно, не узнала их, но Джеймс понял, что это такое. В руках существа держали посохи, но они, в отличие от посохов настоящих Безмолвных Братьев, были заострены на концах, и по ним пробегали трескучие черные молнии. Они охраняли Татьяну, как гвардейцы охраняют военачальника.
Джеймс сжимал в правой руке револьвер. Корделия заняла место слева от него; справа стоял Джесс. Остальные ждали в холле Института, с оружием наготове.