Между никогда и навечно (ЛП)
— Поднажми, — говорю я с ухмылкой, медленно катясь на скейтборде по тротуару. — Мы никогда не доберемся до места, если ты и дальше продолжишь быть сучкой гравитации.
Леви хмуро смотрит на меня, его лоб усеивают бисеринки пота, а руки блестят от испарины. На нем черная майка, которую я позаимствовала у бойфренда моей соседки, и от загара его рельефных плечей и бицепсов у меня перехватывает дыхание.
Ему, определенно, уже не пятнадцать.
— Неужели у Джоны не было велосипеда, который я мог бы одолжить?
— Был.
Его глаза расширяются, и он снова покачивается на роликах.
— Ты сделала это специально.
Я ухмыляюсь.
— Хотела проверить, стало ли твое чувство равновесия лучше.
Он рычит и делает выпад ко мне, и я со смехом отталкиваюсь ногой от асфальта и уворачиваюсь от него на скейте. Отъехав на нужное расстояние, делаю кикфлип и улыбаюсь ему (прим.: кикфлип — один из популярнейших трюков на скейтборде. Выглядит как вращение доски носком от себя; доска делает оборот в 360 градусов относительно продольной оси).
— Выпендрежница, — кричит он, медленно и неуверенно сокращая расстояние между нами. Я пожимаю плечами.
— Если умеешь — хвастайся.
Он так старается побороть улыбку. Хочет выглядеть раздраженным, и это заставляет меня сжалиться над ним.
— Ла-а-адно. Снимай ролики. Остаток пути можешь пройти пешком.
— Будь ты благословенна, — выдыхает он и падает на асфальт.
Пока Леви избавляется от роликов, я снимаю рюкзак и роюсь в нем в поисках его претенциозных туфель. Бросаю их рядом с ним, и он надевает их. Он встает, а я схожу с доски, наступаю на ее конец и ловлю одной рукой, прежде чем сунуть под мышку. Когда перевожу взгляд на Леви, он смотрит на меня, приподняв бровь.
— Что?
— Ты просто не можешь сдержаться, да?
Я сужаю глаза.
— Ты о чем?
— Неважно. — Он качает головой, на его губах играет загадочная улыбка. — Пойдем.
Мы разговариваем, прогуливаясь по набережной, и я ловлю себя на мысли: держались бы мы за руки, если бы они не были заняты. Он держит ролики и шлем, я тащу скейтборд. У меня никогда не было парня, но похоже, так вели бы себя девушка с парнем. Совместная прогулка по набережной в прекрасный полдень.
По пути я украдкой посматриваю на него краем глаза и несколько раз замечаю на себе его взгляд. Мои щеки болят от стольких улыбок, которые я пытаюсь укротить.
— Сегодня вечером у нас еще один концерт, — сообщаю я, когда мы покупаем мороженое и садимся за столик возле кафе под большим синим зонтом. — Приходи, если хочешь, конечно. Мы выступаем там же, где и вчера.
Он подцепляет порцию клубничного мороженого, и я наблюдаю, как его губы смыкаются вокруг белой пластиковой ложки. Я слизываю с рожка мятное мороженое с шоколадной крошкой и жду.
— Я бы с удовольствием пришел, но не думаю, что готов к еще одной пляжной вечеринке после концерта.
Он встречается со мной взглядом, и я вижу в его глазах гнев. Он все еще злится из-за прошлой ночи. Полагаю, он возненавидел Торрена и Шона. Честно говоря, я его не виню. Я бы, наверное, чувствовала то же самое. Но завтра вечером Леви должен вернуться в Северную Каролину, а я не готова к его отъезду.
Я попытаюсь удержать его рядом так долго, сколько смогу.
— Никакой вечеринки после концерта, обещаю.
— Хорошо, Рок-звезда. Я приду.
Глава 12
САВАННА
— Спасибо огромное, Саус-Бич. Мы отлично поиграли для вас в эти выходные.
Выкрики. Свист. Аплодисменты. Это всего лишь популярный пляжный бар, но для меня он похож на стадион Хард Рок, отчего я не могу скрыть своего счастья. Оглядываюсь через плечо на Мэйбл, и ее улыбка такая же широкая, как и моя. Тяжело дыша, медленно наклоняюсь к микрофону. Меня еще никогда так не переполняла энергия, и я стараюсь сохранять хладнокровие, когда говорю:
— Еще разок, чтобы вы нас не забыли, мы — «Savannah Alt». Мэйбл на ударных, Джона на гитаре, Торрен на бас-гитаре, Шон на клавишах, а меня зовут Саванна. Приятной всем ночи!
Концерт прошел феноменально. Лучше всех. Я подпрыгиваю от волнения, как все великолепно было. Бар был переполнен, и парень, который разговаривал с Торреном и Шоном о возможности устроить нам небольшой тур по побережью, послал сюда какого-то чувака, чтобы записать фрагменты выступления на телефон.
Это должно быть хорошим знаком, верно?
Мы отыграли шесть оригинальных композиций. Это на пять больше, чем обычно, но толпа так громко аплодировала после первой, что мы решили попробовать еще одну. После второй зрители продолжали просить еще. Мои песни стали хитом.
Слова и музыку написала я.
Песни исполняла тоже я.
Толпе понравилось, как и мне. У меня есть записная книжка, которой есть чем поделиться с миром.
Никогда раньше я не находилась в центре такого внимания, и с каждым треком оно все росло. Даже когда я выступала в Нэшвилле, мне всегда приходилось читать настроение толпы. Следить за полицейскими или раздраженными пешеходами. Однажды взбешенный бизнесмен в деловом костюме вылил на меня целый стакан газировки.
Вот придурок. Самыми большими мудаками всегда оказываются те, кто внешне выглядит респектабельно.
Когда свет гаснет, и я ставлю гитару обратно на подставку, единственное, что мне хочется сделать, это спрыгнуть со сцены и броситься к Леви. Что бы ни происходило во время концерта, каждый раз, когда мой взгляд останавливался на нем, он не отрывал от меня глаз.
И его внимание?
Оно было лучше, чем чье-либо еще.
Мне хочется побежать прямо к нему, но сначала я должна поговорить с Торреном и Шоном. Мне есть, что им сказать, и они это выслушают. Я допиваю остаток воды из бутылки, показываю Леви пальцем «подожди минуту», затем поворачиваюсь лицом к сцене.
Шона я не вижу, но Торрен стоит рядом со сценой и пишет кому-то сообщение по телефону. Его вспотевшие после шоу волосы зачесаны со лба назад, обнажая сосредоточенно сведенные темные брови. Не знаю, синяк под глазом и опухшая губа, которыми он щеголяет, — заслуга Леви или Джоны, но я бы солгала, если бы сказала, что от этого не почувствовала себя немного лучше из-за всей этой ситуации.
Сделав глубокий вдох, подхожу к нему. С момента моего прибытия мы еще не разговаривали. Он попытался извиниться, но я отмахнулась от него, сказав, что мы обсудим все позже. И вот я здесь.
— Эй, — зову я, заставляя его оторваться от телефона. — Есть минутка?
Кивнув, Торрен убирает телефон в карман.
— Да. Хочешь поговорить?
Он выглядит таким грустным и нервным. Как наказанный щенок. От этого я почти чувствую себя плохо. Почти. Жестом показываю Торрену идти вперед и следую за ним через задний выход в переулок, где припаркован фургон Джоны. Когда дверь за нами закрывается, приглушая звуки, доносящиеся из бара, он засовывает руки в передние карманы и опускает глаза.
— Я чертовски сожалею, Савви, — говорит он, но обращается к асфальту.
Это меня бесит. Звучит как отмазка. Ботинком пинаю несколько камней в его сторону.
— Говори со мной, Торрен, а не с долбаным гравием.
Он переводит глаза на меня, и я сохраняю каменное выражение лица. На его молчание я машу рукой между нами, подталкивая его продолжить.
— Прости меня. Я даже не знаю, что случилось. Я только увидел, как Леви бьет Шона.
Я фыркаю и закатываю глаза, раздражение вспыхивает во мне все сильнее.
— Случилось то, что мы с твоей помощью обдолбались, а потом Шон попытался облапать меня. Я доверяла вам, парни. Понимаю, он твой брат, но ты должен быть на моей стороне.
— Я на твоей стороне, Саванна. Клянусь. Но Шон ничего такого не хотел.
— Нет, хотел! Он содрал с меня рубашку и лифчик. Расстегнул мне шорты…
— Он думал, тебе нравится…
— Я сказала «НЕТ»! Я помню. Я сказала «нет», Торрен.
Он проводит рукой по лицу, смущенный или пристыженный, не могу понять.
— Боже, Сав, я просто… по словам Шона ты сказала «да». Говорит, ты этого хотела. Он бы не поступил так.