Звездочка
Когда они вышли через служебный вход, было уже темно.
Рита в то время чувствовала себя неуютно в темноте — иногда ей даже казалось, что она страдает куриной слепотой. Мир вокруг становился зыбким и расплывчатым, и Рита остановилась на ступеньке, чтобы привыкнуть к этому новому миру.
Розы появились из темноты, точно прилетели с небес, самостоятельно, или их принес невидимый ангел.
Рита вздрогнула от удивления и подняла глаза.
Он смотрел на нее так же серьезно, как и тогда, на поклоне. Он молчал, словно все слова были бы лишними, потому что розы говорили сами… Они были белыми и мерцали в темноте. Рите даже показалось, что они светятся…
Она взяла их осторожно и тихо прошептала:
— Спасибо…
Потом она подняла глаза. Он продолжал смотреть на нее серьезно, и только улыбка слегка тронула его губы.
Она даже немного испугалась, настолько он был воплощением ее снов и мечтаний. Тем самым принцем, которого втайне ожидает каждая нормальная девчонка восемнадцати лет. Длинные темные волосы его были волнистыми и непокорными, черты лица тонкими, но это все было не главным!
Кто из нас может сказать, почему становится ясно, что ты не можешь жить именно без этого человека? Иногда решает за тебя кто-то другой.
Так вот, дело было не в его притягательной красоте. Эту красоту Рита сразу определила как «эльфийскую» — потому что Сережка и в самом деле был больше похож на принца-эльфа, пришельца из шотландских лесов…
Нет! Дело было в… его плаще. Плащ был совершенно дурацкий и явно был ему мал. Он стоял, засунув руки в карманы, ссутулившись немного, и Рита вдруг поняла — он не суров. Не серьезен, как ей показалось вначале. Он просто смущен. Отчаянно смущен. Куда больше, чем сама Рита…
Наконец он протянул ей руку. Она вложила в его ладонь свою и сказала:
— Меня зовут Рита…
— Я знаю, — кивнул он. — Я Сергей…
Чертовы воспоминания!
Рита усилием воли выключила их, как привыкла выключать постоянно. Воспоминания рождали боль.
Ту самую боль, от которой Рита бежала уже столько лет, и иногда ей казалось, что она, как лошадь на ипподроме, бегает по замкнутому кругу.
— Экскурс в прошлое вреден для здоровья, — постановила она, нажимая на кнопку магнитофона.
— «Wish you were here», — послушно запел хрупкий девичий голос.
— Нет уж, — сказала Рита. — Никаких воспоминаний…
Она сменила кассету.
Дверь тихо приоткрылась.
— Рита? — удивленно спросила мать. — Ты уже проснулась?
И только сейчас Рита осознала, что она не просто сама проснулась, но и чувствует себя выспавшейся. Как будто она проспала не два часа, а всю ночь!
В холодильнике не было ничего, кроме начатой банки кабачковой икры. Рита потрогала хлеб.
«Черствый куда полезнее, — рассудила Рита. — И для фигуры, и для здоровья…»
Она разогрела воду в чайнике, сделала кофе.
— Валентина все-таки сдала квартиру, — рассказывала мама. — Как ей удалось — ума не приложу! И ведь за большие деньги, представь себе! Я ей говорю: «Валентина, но это же бессовестно — сдать квартиру без мебели, без телефона за такие сумасшедшие деньги!» А она смеется… «Раз этот чудик дал за полгода вперед, может, они у него лишние. А у меня деньги лишними не бывают…» Вот ты это понимаешь, Рита? Что за люди такие? Сколько им денег надо?
— Много, ма, — меланхолично отозвалась Рита.
Валентина, ее соседка, была замужем за бизнесменом, удачно пристроившимся к нефтяно-бензиновому промыслу. Они уже давно купили другую квартиру в фешенебельном доме на набережной, а эту держали для подрастающего сынули. А чтобы не стояла квартира без толку, решили сдать. Мебель они всю продали, часть перевезли на новое место… Поэтому никто туда въезжать не спешил — кому охота за этакие деньги еще и обстановку покупать.
Значит, Валентине все-таки повезло наконец-то…
— Придется бедняге покупать мебель, — вздохнула мать.
— Ничего, — хмыкнула Рита. — Он богатый…
— Откуда ты знаешь?
— Если он запросто выложил тысячу баксов за эту халупу, может позволить себе и мебель…
Воображение тут же нарисовало ей мрачного, коротко стриженного гоблина. Одна извилина в голове, зато куча денег…
А тут в холодильнике пустота, в кошельке не густо, зато извилин-то, извилин! В мире, где обитала Рита, от извилин толку было мало. Куда больше — от туго набитого кошелька…
В этом наблюдалась явная несправедливость. Рита охотно поделилась бы с неизвестным, только что обретенным соседом своим интеллектом. В обмен на деньги, конечно… Такой необременительный и полезный ченч.
«Злая ты становишься, Ритка, — укорила она себя. — У каждого человека своя планида… Кому-то повезло больше, чем тебе, в жизни. Например, той же Валентине. Или Мариночке, жене твоего братца… А ты становишься брюзгой, потому что не все у тебя в жизни складывается таким образом, как тебе хотелось бы».
— Рита, ты меня слушаешь?
Голос мамы вывел Риту из тупика отчаяния, которое всегда рождается от осознания собственной обиды на жизнь.
— Нет, прости…
«В конце концов, — подумала она, глядя на материнское лицо с нежной жалостью, — у меня есть мама. Есть мой Ник, который с каждым годом все больше становится похож на Сережку. Это и есть мое счастье…»
— У Васи начались проблемы со здоровьем, — трагично сообщила мама. — Ума не приложу, почему так? Он же молодой совсем…
— Потому что Мариночка, — начала Рита с боевой готовностью и тут же осеклась.
Только что постановила-решила, что не будет брюзжать, — и тут же начала! Но что поделать, если мариночки эти были для Риты как красная тряпка для быка?
Ту ведьму, тупую и расчетливую самочку с холеным личиком, звали не Мариной. Но суть была та же. «Ты ведь обещал на мне жениться…»
— Потому что Мариночка занята ребенком, — ловко вывернулась Рита. — Ей некогда заниматься ужином. И ты же знаешь, ма, какие нынче цены! Девочке надо все самое лучшее, ребенок нынче удовольствие дорогостоящее… Васька от компьютера не отходит… Вот и проблемы со здоровьем.
Она взглянула на часы и подпрыгнула.
— Прости, ма, я опаздываю!
Она и в самом деле опаздывала — надо было торопиться.
«У нас-то троих нет такого вот Васьки, который будет гробиться ради нашего благоденствия, — подумала она, натягивая куртку. — Приходится думать об этом самой…»
Она сбегала по лестнице, напряженная, собранная, как летящая стрела.
Он остановился на первой ступеньке, пропуская ее.
Наверное, он оставил ей очень мало места для прохода. Она остановилась.
Он сделал шаг в сторону.
— Спасибо, — проговорила она необыкновенно мелодичным голосом.
Он поднял голову и увидел ее глаза. Она смотрела на него с легким удивлением, точно перепутала его с кем-то другим.
Он засунул руки в карманы своего плаща, который был ему мал. Немного ссутулился, потому что под пристальным взглядом этих огромных сияющих глаз небесного цвета смутился и испугался теплоты, появившейся внутри, на самом дне души.
Больше всего сейчас он не хотел, чтобы его душа согрелась.
Его душа не имела на это права.
За то, что случилось, он нес ответственность, только он — и поэтому его душа была обязана постоянно находиться в ледяном плену.
А эта девушка, казалось, решила растопить сооруженные им ледяные глыбы, выпустить душу на волю и дать ей согреться…
Он нахмурился и быстро пошел вверх по лестнице. Ему показалось, что он нечаянно задел ее плечом, и уже хотел обернуться. С губ почти сорвалось «простите», но он остановил себя.
Входная дверь хлопнула.
Он снова был один. Наедине со своей виной. Наедине со своей болью.
В вечной темноте, из которой не имел права выйти.
Она вышла из темного подъезда и остановилась на крыльце, чтобы привести в порядок свои чувства.