Разжигательница (ЛП)

Я смотрю на пол, потому что боюсь, что мои ноги меня подведут. Ничуть не меньше нервирует стук моих каблуков, цок-цок-цок, эхом разлетающийся в мёртвой тишине зала. Звук меча, режущего кости. Звук молота, разносящего череп. Я думаю об этих кошмарных вещах, чтобы мозг не расслаблялся, потому что когда я посмотрю в глаза принца Кастиана, мне потребуется вся сила воли, чтобы тут же не перерезать ему глотку. Сначала шкатулка.
Я следую всем указаниям Лео, сцепив руки в замок перед собой. Он останавливается на пару шагов впереди меня. Сигнал мне, чтобы я подняла глаза.
Меня немного качает, но Лео незаметно подходит ближе, помогая стоять прямо. Мне требуется полсекунды, чтобы взять себя в руки.
Здесь, в окружении судьи Мендеса, других судей и кучки молодых придворных, находится король Фернандо. Он сидит так прямо, словно привязан к спинке своего трона. По правую его руку королева Жозефина, юная жена короля, уже третья, она же принцесса Дофиники. Её изящные черты и гладкая чёрная кожа подчёркивают её молодость в сравнении с её супругом. По левую руку короля место пустует. Принца Кастиана в зале нет.
Я дышу глубже, чтобы успокоить сердцебиение. Он должен быть здесь. Где же он? Мог ли он забрать деревянную шкатулку с собой или всё же оставил её Мендесу? Страх холодком пробегает по коже. Что бы сделал мой отряд на моём месте? Точно бы не явились сюда в одиночку. Марго бы выяснила всё, что возможно, о том, куда мог отправиться принц. Саида бы проявила терпение и держалась ближе к Мендесу. Эстебан бы подружился с дворцовой стражей, чтобы вызнать секреты, — он научился этому у Деза.
Моё сердце ноет от разочарования, но его быстро сменяет беспокойное удивление развернувшейся передо мной сценой. Тронный зал узок, будто намеренно организован так, чтобы приглядеться к тому, кто приближается по ту сторону зеркальных дверей. На арочных окнах изображена история завоевания Пуэрто-Леонеса семьёй Фахардо: каждое из стёкол как яркое пятно, через которое в зал проникает свет, ведущий к месту, где сидит король на троне из альмана.
Чистого, прочного, высеченного альмана.
До того как дворец пострадал в ходе восстания, мне помнится, было другое помещение: со стенами из серого гранита и без окон. Трон короля тогда выглядел сложным переплетением золотых нитей. На каждом из подлокотников была голова льва. Нынешний не такой кричащий, но не менее внушительный. Это жестокость, которую ощущаю только я.
Где они добыли такую большую глыбу альмана? «Украли», — всплывает ответ в моей голове. Мои пальцы дёргаются в желании прикоснуться к камню. Он слабо сияет, как будто в самом центре него есть маленький огонёк. Я знаю, что должна что-то делать — говорить, заверять в своей верности, молить о прощении. Я знаю, что должна что-то делать. Но стою, зачарованная, потому что никогда не видела камня такой величины. Его использовали исключительно при строительстве статуй Госпожи шепчущих, что может означать только одно: король нашёл нетронутый источник или неразрушенный храм. Какие секреты могут храниться внутри?
Первая мысль: «Я должна сообщить Иллану». Но мне нельзя делать ничего, что поставило бы под угрозу цель, ради которой я здесь.
Жужжание ос усиливается. Я смотрю на Лео, преклонившего колени. Он поворачивает голову ко мне, только чтобы я увидела возмущённый взгляд.
Приседаю в реверансе так поспешно, что неуклюже падаю на колено. Этот звук удара о пол слышат все. Окружающим стыдно за меня, придворные разворачивают свои пёстрые веера, чтобы скрыть ухмылки и насмешки.
— Ваше величество, — начинаю я громко и твёрдо, чтобы все смешки умолкли, — меня зовут Рената Конвида, и я вернулась, чтобы служить короне и Правосудию, если ваша светлость даст на то своё высочайшее дозволение.
— Прошу её извинить, — вмешивается судья Мендес, сделав шаг вперёд. Почему я чувствую предательское облегчение, когда его серые глаза смотрят на меня? Пока он на моей стороне, мне дышится немного свободнее. — Девочка не обучена общению с вышестоящими лицами.
 
— Поднимись, — велит король Фернандо, и, поднимая взгляд, я вижу его взмах рукой.
Держать лицо оказывается сложнее всего, что я когда-либо делала. Король Фернандо вызывает иной страх, нежели его сын. Принц Кастиан показывает терпеливую надменность и спокойствие, такое же обманчивое, как затаившаяся змея, в то время как король Фернандо резок, его ненависть ко мне — если не ко всему на свете — пылает, как зажжённый факел. Он не обратил внимание ни на хихиканье придворных, ни на извинения Мендеса. Только продолжил неотрывно смотреть на меня бездонными чёрными глазами. Он не одевается так броско, как Кастиан. Он одет в чёрное с головы до ног, как будто носит траур.
Мои губы настолько сухие, что я чувствую жжение, но прикусываю язык, чтобы не облизать их.
«Не отводи взгляд», — мысленно говорю сама себе. — «Пусть он поймёт, что ты можешь быть ему полезна».
Тем временем король Фернандо совершает кое-что неожиданное.
Он поднимается с трона и сокращает расстояние между нами. Теперь он так близко, что я не могу перестать сравнивать его с сыном. Единственным живым сыном. Кастиан преследует своих жертв, как горный лев играется с едой. Король смотрит на меня так, будто хочет вскрыть, а потом изучить. Если Кастиан смеялся, празднуя победу, то Фернандо словно постоянно испытывает отвращение и презрение. Сам факт того, что я стою здесь, оскорбляет его. Как он выносит присутствие своей Руки Мориа, я не представляю. Это тот же человек, который позволил Лозару жить во дворце, пока тот не попался? Не верю.
— Я нашёл вам новую робари, ваше величество, — объявляет судья Мендес, не поднимая головы, — как и обещал.
— Если я правильно понимаю, ты ничего не находил, — возражает король. Даже я ощущаю, как жалят его холодные слова. Мендес остаётся неподвижным.
Король Фернандо немного ниже меня ростом, но стоит прямо, точно вяз. У меня мало воспоминаний о нём, будь то своих или украденных. Помню, как видела его однажды, когда он ворвался в библиотеку судьи Мендеса. Он тогда был более мускулистым, с чёрными волосами и густой бородой, которая старила его. Теперь он тоньше, волосы поредели и поседели — чернила стали пеплом, появились морщины на лбу и опустились уголки губ. Только его глаза остались молодыми. Этот человек захватил трон отца в семнадцать и расширил границы Пуэрто-Леонеса, обеспечил себе союзника по ту сторону моря и новое королевство через брак. Его кожа похожа на тёплое молоко, бледная в сравнении с его тёмными бровями и бородой.
— Покажи мне свои руки, — приказывает король Фернандо голосом человека, привыкшего, что его команды тут же выполняются.
Мендес быстро подходит ко мне с маленьким ключом и снимает перчатку.
К моему удивлению, король Фернандо сжимает мою руку, уверенный, что я не заберу его воспоминания через кожу.
«Сделай это. Сделай это, избавь мир от него».
— Скажи мне, — продолжает король, держа мою руку ладонью вверх подобно обычной гадалке с рыночной площади, — почему же ты раньше не сбежала от этих мятежных тварей?
Перевожу взгляд на судью Мендеса. Он ободряюще кивает, потому что я уже затянула с ответом.
— Я пыталась, ваша величество, — заставляю свой голос не дрожать, ведь это правда.
— Пыталась все восемь лет, что тебя не было? — язвительно уточняет он. Двор отвечает короткими надменными смешками.
Во рту всё пересыхает, уголки губ слипаются, когда я продолжаю говорить:
— С каждым днём это становилось всё сложнее. Я потеряла всё, даже надежду.
 
Лучшая ложь похожа на преломлённый свет. Играет с восприятием.
— Желаете увидеть шрамы, которые они оставляли на мне после каждой попытки побега? — я тянусь к шнуровке своего корсета на спине. Это блеф, но я должна довести его до конца, любая заминка вызовет подозрения.
Это блеф, который нравится королю Пуэрто-Леонеса. Он поднимает свою руку, и я прекращаю развязывать шнуровку. Он может быть убийцей, фанатиком, тираном, но есть качество, которым он гордится, — его извращённое чувство благородства.