Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь (СИ)

— Да уж.
Голоса отдалились настолько, что Деяна перестала понимать, о чем говорят мужчины. В обеденной воцарилась тишина. И темнота. Место сразу показалось незнакомым и зловещим. Деяна покрепче сжала рукоять ножа.
— Эщо ест ч-чердак.
Тижийский выговор разорвал страшную беспокойную тишину. Время понеслось вскачь, сердце подпрыгнуло к горлу. Деяна вскочила с табуретки, оборачиваясь к врагу лицом, готовая броситься и вперёд, и назад в зависимости от обстоятельств.
Кагыр застыл на нижней ступеньке лестницы. Большая темная фигура, едва подсвеченная огнем единственного канделябра.
— Где ты спыш?
Дея поудобнее перехватила свое нехитрое оружие.
— Пошел вон!
Мужчина неторопливо прошел к окну, снял со ставен крючки, толкнул. В комнате стало светлее. Удовлетворившись этим, он прошел к коридору, что вел на кухню. Деяна ринулась следом.
Две маленькие спальни, одна напротив другой, да пара кладовых, дальше — кухня. Тижиец сунул нос в одну дверь, ткнул пальцем:
— Твойа.
Толкнул другую дверь — раньше в этой спальне ночевала Азарина. До вчерашнего дня.
— Мойа.
Ишь ты, хозяин нашелся!
Мужчина прошел на кухню, отыскал сыр, старый хлеб, сунул Деяне в руки:
— У тибэ нож. Рэж.
Снял засов и вышел на улицу, чтобы вернуться с охапкой дров.
Деяна стояла посреди комнаты, не зная, что предпринять. Что задумал проклятый чужеземец? Присвоить чужое добро, пока нет хозяйки? Раскомандовался! Дея бросила на стол нож, хлеб с сыром и ушла в обеденную. Она степняку служить не станет! Пусть сам себе нарезает еду! Может хоть полпальца отхватит, и то б было хорошо! А лучше топор бы ему на ногу упал! Пусть гниёт заживо!
Кагыр искать ее не пошел. Через какое-то время Деяна сама вернулась на кухню, но степняка там не обнаружила. Одна половина сыра и хлеба была съедена, другая, нарезанная на аккуратные ломти, лежала на столе аппетитной горкой. Девушка фыркнула, прошла мимо еды, не притронувшись к ней, затопила печь, стала месить тесто для пирога. Пышное, ароматное. Чтоб проклятый чужак слюной подавился и издох.
Барот в дом заглянул под вечер. Волосы мокрые, лицо бритое, взгляд сытой собаки. Сцапал со стола оставшийся кусок пирога, Дея и вскрикнуть не успела, не то, что по наглой руке ударить скалкой, с видом хозяина задвинул засов, прошел к "своей" спальне.
Первое, о чем подумала Деяна — бежать. На дворе ночь, так что… Вспомнились слова странного незнакомца, что он сказал ей по дороге к этому постоялому двору. Что поменялось? У нее так же нет ничего и никого. Некуда бежать, некому заступиться. Ее ждут все те же самые варианты. А здесь крыша над головой, еда, и…
Деяна осталась. Закрыла ставни, заперла двери, прошмыгнула в свою спаленку. Полночи дрожала, притаившись в углу со скалкой в одной руке и ножом в другой в ожидании насильника-тижийца. Но тот все не шел. Незадолго до рассвета девушка, измученная, нервная, накрутившая себя за долгие часы ожиданий до почти невменяемого состояния, скользнула в коридор. Замерла у двери, что вела в комнату хозяйки, а потом тихонько ее приоткрыла.
Барот спал на животе, в одних штанах. В темноте шрамы на спине не были видны, но Деяна помнила эти отметины так отчётливо, словно трогала их руками. Или даже сама поставила. Да, сама. Она должна это сделать сама. Пока он не схватил ее за волосы, не выволок на улицу и…
Крик матери стоял в ушах, не давая сосредоточиться. Нет, она так не хочет. Лучше утопиться. Но сначала — отомстить.
Деяна шагнула к кровати, занесла нож. Посмотрела на шею врага. Наверно, это лучшее место для удара. Она опустила руку.
На пару сантиметров. Больше не вышло. "Надо!" — сказала себе Дея и попыталась прицелиться концом лезвия в горло, но рука дрожала так сильно, что она не была уверена, попадет ли вообще во врага, а не в кровать, на которой он спит.
"Надо!"
Он лежал перед ней беззащитный, заботливо прикрытый тьмой, что скрыла ненавистные черты, оставив Деяне возможность смотреть лишь на безликий силуэт. И слушать дыхание мужчины. Живое, лёгкое, спокойное. Которое она не могла оборвать. Хотела — и не могла. Да что же это такое? Она устала? Просто не осталось сил? А рассвет уже близок, и…
 
И она точно знала, что не опустит демонов нож на эту шею. Никогда. От чувства собственного бессилия захотелось тут же разревется. Дернулась конвульсивно рука, зависшая над чужой головой…
Деяна не поняла, что произошло. Миг — и нож уж выбит из ее руки, а она летит на чужую кровать, больно ударившись ногой о деревянное изножие.
Тижиец навис над ней зверем с оскаленной пастью.
— Я тэба ни звал. Сама прышла.
Он довольно ухмыльнулся и раздвинул коленом ей ноги.
— Нет!!!
Вот сейчас Дея могла бы его убить. Всадить нож прямо в его чёрное сердце. Но лезвие валялось где-то в углу комнаты, недосягаемо далеко. А ее кулаки враг легко перехватил своими ручищами и придавил одной ладонью к кровати.
— Сама прышла, помни!
Другая его рука принялась шустро задирать подол платья.
— Нет…
Гневный выкрик превратился в скулеж. Нет-нет-нет, пожалуйста, нет!
— Глупа женшина! — одергивая ей юбку, гневно спросил тижиец. — Цчем ты думала? Запомны: ыли доводы всо до конца, илы ны нацинай дэло. Рэзултат тэбэ нэ понравытса. Понала?
Деяна быстро-быстро закивала. Что угодно, только отпусти!
— Глупа. Ыды. И нэ бэри ныкогда в руку нож, если нэ будэш им рэзат.
Он встал с кровати, давая ей свободу. Девушка вскочила на ноги, бросилась к двери, ожидая, что он с ней на самом деле просто играет, как кот с мышью, но вот уже открыта дверь, ноги топают по коридору, а на растрепанные волосы так и не легла загорелая лапища, собираясь тащить ее назад, в логово зверя.
Деяна не успокоилась, пока не выбежала на улицу. В лицо ударил порыв холодного ветра. Предрассветные сумерки не пугали, наоборот, манили ее затеряться в этой серости до утра. Девушка добежала до конюшни, села на валяющуюся у двери доску, служащую мостом через лужу в случае затяжных дождей, обняла колени и разревелась.
— Нэ плачь.
Он возник рядом так быстро и тихо, словно не пришел, а соткался из сумерек.
— Это был урок. Плохой урок, но ты запомныш.
Деяна бросила в его сторону попавшуюся под руку щепку. Та ткнулась в землю. Девушка нервно рассмеялась. Да, она сама — лёгкая щепка против этого матёрого степного хищника. И она будет проигрывать ему всегда.
— Нэ плачь.
Ее волос коснулись чужие пальцы, и Деяна отпрянула.
— Не смей ко мне прикасаться! Никогда! Ненавижу твое племя, а тебя ненавижу вдвойне! Меня тошнит от одного твоего вида! Никогда не трогай меня, меня блевать тянет! Даже не смотри в мою сторону!
Он молча шагнул назад — и растворился в предрассветных сумерках так же внезапно и беззвучно, как и появился. Деяна осталась одна.
Совсем одна.
Как она и хотела.
***
Нож отобрали при обыске. Азарину огорчило не столько это, сколько рвение, с которым ее "обыскивал" один из тюремщиков перед заселением в камеру. Наглые ладони прошлись по всему ее телу и, судя по нахальной улыбочке мужчины, ограничиться только этим он не собирался. Пахнущий потом и дешёвым пойлом, он, кажется, мнил себя неотразимым и считал, что окажет ей величайшую честь, если зайдет к ней "проверить условия пребывания". Азарина ждала этого момента с содроганием.
Но пришли за ней другие.
Глава тюрьмы горделиво вышагивал между камерами, поглядывая на заключенных-женщин с видом гиленца, посещающего свой гарем. Одни подбегали к решетке полюбоваться на хозяина тюрьмы или продемонстрировать собственные прелести, другие прятались по углам, стараясь слиться с серыми казенными стенами. Азарина тоже забилась в угол, но ее это не спасло: мужчина остановился рядом, постоял, рассматривая ее сквозь решетку, топнул ногой.
 
— Давайте попробуем перевоспитать эту. Завтра утром приведите ее ко мне. Да помыть не забудьте.