Не скрыть (СИ)

Когда блондинка задрожала и голос её, полный страстного удовольствия, прозвучал намного громче, молодой человек коснулся устами её гладкого лобка, оставляя на них мокрый след и приподнялся. Бэла, будто прочитав его мысли, тоже привстала, положила свои ладони ему на плечи, и они поменялись местами. Брюнет откинулся назад на мягкой одежде, оперившись на руки и вытянул ноги, немного их расставив. Колдунья медленно спускалась вниз, к млеющему от неимоверного желания, твердо стоявшему члену, который готов был взорваться от переполняющего его удовольствия. Она одаривала своим холодным поцелуем каждую частичку мужской кожи на груди, на кубиках пресса, возле пупка и мучила парня томительным ожиданием. И когда, наконец, синеватые губы дошли до набухшего члена, девушка коснулась языком горячей плоти, проведя им к вверху, к головке. И она лизнула его ещё раз. И ещё. Но потом остановилась. Ведьма слегка приоткрыла рот и взяла в него кончик крайней плоти, поигрывая внутри с ним язычком. Однако, к большому разочарованию брюнета, она выпустила его также быстро, затем схватилась за детородный орган рукой и быстро направила в себя, заняв положение сверху. От такой выходки Стеф недовольно зарычал, подобно голодному злому волку.
— Нечестно! — обиженно буркнул он, обхватив тонкую талию руками. — Вот чертовка!
Парень резвым движением вскочил, плотно прижал к себе ведьму и сменил позу, повалив её на тёплые уличные вещи. Бэла бархатно засмеялась, взялась ладонями за его лицо, и их губы слились в жарком любовном поцелуе, нескончаемом до первых лучей редкого январского солнца.
Спустя время они оба лежали на самодельном ковре из собственной одежды, усталые, но чертовски довольные. Смеялись, болтали и позабыли абсолютно обо всех проблемах, обязанностях, выбросили из головы то, что не было ими. Но такая безмятежность, как и всё самое лучшее, когда-нибудь, но прекращается.
— Нам пора. — серьёзно проговорила блондинка, поднимаясь с кучи разбросанных вещей.
— Давай не будем уходить, — промолвил молодой человек, схватив её за запястье. — Останемся здесь навсегда… — он потянул ведьму к себе и заключил в крепкие объятия. — Будем жить в том доме, — Стеф погрузился лицом в её золотистые волосы, вдохнув цветочной аромат ванили и фрезии. — И никаких более забот.
Укусив колдунью за ушко, брюнет вновь принялся покрывать поцелуями её обнажённое тело, однако, она настроена на продолжение уже не была.
— Вот настолько-о-о, — Бэла ухмыльнулась и ткнула пальцем ему в нос. — Ты дурак, Стефан.
Затем стремительно приступила надевать на себя раскинутые вещи; и Стеф нехотя последовал её примеру. Когда с "наведением порядка" и облачением в верхнюю одежду было покончено, девушка остановила брюнета перед самым выходом их центральной комнаты.
— Пальто не забудь. — указала она на одинокую, брошенную шинель, лежавшую возле подвешенной медной чаши с огнём.
Стефан, в этой суматохе с одеванием и поспешной догонкой за колдуньей, дабы она не покинула сокровищницу без него, совсем забыл о дедовском пальто, что было единственным существенным напоминаем о доме. И он несомненно вернулся за ним. Но стоило ему поднять эту поношенную шинель, как в мыслях прозвучал нежный женский голос: «Старые вещи тянут нас назад, в старую жизнь». Стефан немного опешил, но потом, без лишних раздумий, бросил дедовскую вещь в тлеющие угли чаши; и голодные языки пламени тут же поглотили шерстяные ткани старого пальто, отнимая у молодого человека тоску о былых временах. Бэла только одобрительно кивнула, и они вместе отправились навстречу рассвету, возвращаясь домой с желтоватым небесным заревом, проглядывающегося на горизонте. Шла пара уже в обнимку, с задорным настроением и без всякой мысли о том, что замок успел проснуться к их приходу. Думать о плохом, особенно после произошедшего, как-то не хотелось, а надежда, что они не наткнутся на кого-то из семейства, была сильнее. В любом случае, сейчас всё было неважно. Всё. Кроме них.
  
XIII. Колдовство
  
Жизнь в замке шла своим чередом. Возвращение со спонтанной вылазки за его пределы осталось никем незамеченным, что обоим значительно сыграло на руку; Бэла и Стефан, переступив порог главного входа, разошлись по разные стороны, дабы соблюдать осторожность и не вызывать никаких подозрений, попрощавшись лишь лёгким поцелуем, едва коснувшись складками губ. Но это осторожное прикосновение было таким приятным и необходимым, что надолго останется в памяти, согревая одновременно два сердца в одинокие долгие ночи, проводимые во дворце. Им нельзя пересекаться, нельзя прикрывать к себе лишнее внимание своим резким тёплым общением, будет лучше, если всё останется так, как было. Однако…как было уже не будет никогда; и они это знают. В одну из ночей Бэла пришла к нему в комнату; неожиданно, без приглашения, словно вступила в собственную опочивальню. И тогда сон надолго покинул маленькую кладовочку, оставляя страсти возможность наполнить собою помещение. Но как только сомкнулись глаза, с наступлением первых признаков утра, она покинула его. Это был первый и последний раз, когда девушка позволила себе сблизиться с ним в стенах замка с того самого момента, как признание прозвучало из его уст. И проснувшись без лежащий на нём колдуньи, брюнет понял, что испытывала Даниэла, когда наутро он оставлял её одну. Казалось, прошло несколько недель с тех пор, как парень был последний раз в постели рыжеволосой ведьмы, хотя на деле не прошло и шести дней. После наказания и некого запрета на приближение к дочерям Хозяйки, Стеф находиться с Даной стал реже, будто младшая действительно побаивалась за то, что мамочка увидит, как любимая дочка совсем её не слушается и продолжает лезть к омерзительному мужлану. Это было совершенно на неё не похоже. Тогда Стеф даже начал побаиваться того, что она попросту теряет к нему какой-либо интерес, что могло значить лишь одно…
Громкий стук, раздавшийся за дверью, выбил молодого человека из раздумий и слегка напугал: из-за столь нежданного звука в позднее время рука дрогнула и острое лезвие опасной бритвы полоснуло по щеке.
— Зараза… — процедил он, дотронувшись до маленького кровавого пореза. — Открыто!
Стефан бросил нож для бритья в чашу с мыльной водой, протёр руки махровым полотенцем, перекинутым через шею, и повернулся в сторону двери, в которую, не церемонясь, входила горничная.
— Слава Матери Миранде, ты здесь. — облегчённо вздохнув, произнесла она, проходя в комнату.
— А где я должен быть? — усмехнулся тот в ответ.
— Не имею ни малейшего представления, где тебя черти носят, в последнее время. — Камелия в свою очередь сердито проворчала. Можно было вечно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как негодует главная камеристка. А злилась она на него частенько. — Вы оба как сцепи сорвались.
— Что? Оба?
— Ты да Илина.
Молодой человек недоумевающе смотрел на горничную и периодически касался небольшой царапины на щеке. Кровь из столь маленькой ранки сочилась очень стремительно.
— Чего ты на меня так глазеешь? Словно это я должна знать, что у тебя на уме! И что было у неё… — Камелия тяжело выдохнула и сделала глубокий вдох, будто хотела разбавить воздухом печаль в голосе. Она потёрла переносицу, затем продолжила. — До сих пор не вериться, что она осмелилась на такое. И ведь впоследствии вашего внезапного общения!
После услышанного у Стефа начали подрагивать пальцы на руках. Главная камеристка вела себя слишком необычно и этот визит перед сном не мог не настораживать. Она перестала общаться с ним, начала вести себя грубо, а теперь приходит в его комнату и требует объяснений? Что-то явно было не так.
— Что…что ты имеешь ввиду? — робко спросил парень, сняв полотенце с шеи, дабы протереть им лицо.
— Ничего. Вы все какие-то странные, словно я одна не в курсе происходящего вокруг себя! Ещё и этот Герцог…
— Герцог?
— Удивляешься? А вот он тебя знает. — Камелия скрестила руки на груди, вместо привычной позы, уперев их в бока; и тон её немного огрубел. — Он утром подозвал меня и спросил, чем ты занимаешься. Хотел, чтоб ты к нему зашёл.