Сестры Ингерд

Первый день я провела в комнате рядом с рабочими, без конца задирая голову и контролируя процесс:
-- Тоньше, Джош, еще тоньше! Должен быть совсем тонюсенький слой… и ровный…
К концу дня я честно заработала приступ остеохондроза: у меня болела шея, и я не могла повернуть голову в сторону.
Сусанна, видя, как я со слезами на глазах пытаюсь разминать больное место, неуклюже задирая руки, только вздохнула и на ночь натерла меня какой-то довольно вонючей мазью. На шею и плечи она нацепила мне старый вытертый шерстяной платок, перекрестив его на груди и завязав узлом на спине. Так что спать я могла только на боку. Зато на следующий день я больше не лезла рабочим под руку, а они к вечеру полностью закончили делать потолок.
Рольф вернулся. И хотя я была очень рада видеть мужа, но прекрасно понимала, что скрыть от него следы собственной деятельность не получится. Когда Сусанна оставила нам еду и вышла из кухни, я заговорила первая:
-- Знаешь, я решила не дожидаться, пока ты все наладишь в хозяйстве. В конце концов, Рольф, у меня есть и свои собственные деньги.
Муж, жмурясь от удовольствия, торопливо ел то самое морше – густую похлебку, готовить которую Сусанна была мастер. При моих словах он даже отложил ложку и с любопытством глянул на меня:
-- Олюшка, я счастлив, что это место стало для тебя домом, но… Ты не боишься, что я еще долгое время не смогу тратить деньги на подарки для тебя?
-- Не боюсь. У меня есть одна интересная идея, и я думаю, что смогу зарабатывать сама.
Рольф, который, закончив говорить, сунул в рот очередную ложку похлебки, подавился и закашлялся: похоже, идея показалась ему слишком вызывающей. Однако, к чести моего мужа, он не сказал мне ни одного грубого слова. Некоторое время Рольф сидел и о чем-то думал, потом согласно кивнул и решил:
-- Да, пожалуй, я понимаю. Например, в деревенских семьях у многих девушек есть своя овца или даже пара. Они кормят животных, ухаживают за ними. А вся шерсть – это их собственный доход. Они могут продать ее или напрясть ниток и что-то связать. До свадьбы это добро собирается в приданое.
-- А потом? – заинтересовалась я.
-- Ну, потом приданое переходит в дом мужа, но какая-то часть тканей и прочего остается в собственности девушки. Я только не очень понимаю. Олюшка, ты действительно сама собираешься держать овец?
-- Вот еще! Больно надо! Я, если честно, даже прясть толком не умею.
-- Не удивительно: все же ты баронесса, а не крестьянка, – Рольф щурил глаза и явно посмеивался надо мной. – Но я не слишком понимаю, госпожа баронесса Нордман, где же вы собираетесь брать деньги?
-- А вот этого я тебе не скажу! – я с удовольствием показала мужу язык и демонстративно отвернулась улыбаясь.
Жизнь странно переплела наши судьбы. Но даже пустая болтовня с этим мужчиной согревала меня. Поэтому через несколько мгновений я перестала демонстрировать шуточную обиду и сказала:
-- Доедай быстрее! Я очень хочу показать тебе то, что мы уже успели сделать.
 Глава 42 
ЗАМОК ГРАФА ПАТКУЛЯ
Восхитительное чувство победы, которое Ангела испытывала во время бракосочетания, растворилось, как кусочек сахара в кипятке: до обидного быстро.
Да, платье, которое ей подарил этот бородатый балбес, было уродским, в тоскливую желто-зеленую полоску и совершенно ей не шло. Зато великолепные драгоценности с неприлично огромными каменьями грели ей душу больше, чем что-либо другое. На королевском балу она чувствовала на себе завистливые взгляды женщин, восхищенные – мужчин. И осознание собственного превосходства над толпой, над этими нищими баронетками и их не менее убогими женихами, заставляло ее улыбаться мужу почти с любовью.
 
Даже поездка в его дворец не вызывала огорчения. Рядом, постоянно заглядывая в глаза, суетилась эта жирная хавронья Кларимонда Люге. Ей было ради чего суетиться. Или вернуться не солоно хлебавши в свое занюханное поселение, или же отправиться сопровождать блистательную графиню Паткуль в ее дворец. С точки зрения Ангелы выбор был абсолютно очевидным, и она снисходительно принимала услужливость любезной вдовушки, не забывая иногда с нежным смехом наступить той на любимую мозоль:
-- Ах, Кларимонда… Если бы вы были помоложе и постройнее, я бы обязательно сосватала вам барона Эгро. Мне кажется, в свите моего мужа, графа Паткуля, он не только самый богатый, но и самый симпатичный. Но, увы, барон обручен, и даже у меня не получится отбить его для вас.
Кларимонда натужно улыбалась, потому что нанятые графом для своей жены служанки тоже смотрели на вдову, как ей казалось, слегка презрительно. Впрочем, на долю горничных тоже доставалось прилично. Юная госпожа графиня оказалась весьма требовательна и придирчива: её не устраивало, как неуклюже кланяются служанки, как заваривают чай, как подают на стол.
Немного легче становилось, когда в поле зрения графини возникал Иоган Паткуль. Ангела на глазах у изумленной публики превращалась в нежную и хрупкую пушинку, требующую от мужа внимания каждую секунду и мило краснеющую, когда он целовал ей нежные пальчики.
Юная графиня прекрасно понимала, что очень многое зависит от того, как ты себя покажешь в первые дни на новом месте. Она уже видела, что граф Паткуль матушку свою любит, а в какие-то моменты даже побаивается. Поэтому, с точки зрения Ангелы, первое, что она должна сделать – загнать старую графиню под плинтус. Только ее, Ангелы, воля и желание будут царить во дворце! Только она будет править целым герцогством, вкладывая в голову своего тюфяка-мужа все, что только потребуется. Фантазия рисовала ей сказочную жизнь среди всеобщего восхищения и поклонения. И всего этого она добилась исключительно сама, вопреки туповатым советам младшей сестрицы!
«Да всегда, всегда она была серой мышью! Не зря папа мой ее терпеть не мог! Была бы она похожа на меня, он бы к ней так не относился. Просто отец нормальный бизнесмен и видел, что в такую клушу сколько ни вкладывай, толку не будет. А нормальному мужику, который что-то значит в своем мире, требуется приличная вывеска. Вот взять мать… Хоть и красивая, а все же тоже недотепистая была. Случись папане на другую бабу запасть, у нее кроме машины и побрякушек ничего своего и нет. А ведь она уже, считай, из игры выбыла. Сорок четыре года: замуж больше никто не возьмет. Так что она тоже не лучше Ольки, просто повезло ей с отцом. Другой бы на его месте жену с чужим приплодом назад не принял. Нет уж, я такой жизни себе не хочу. Чтобы под мужика подстраиваться, чтобы ему угождать всячески… Нет! Пусть мне угождают! Главное: сразу поставить себя так, чтобы никто пикнуть не смел! А то что муж у меня телок бестолковый -- так оно и к лучшему.».
Первое время в целом все было совсем неплохо. Роскошь в графском замке была старинная, добротная, устоявшаяся. Касалось это буквально всего, что окружало Ангелу. Стены их спальни были обтянуты золотой парчой. Сиденья стульев и кресел, в которые она садилась -- новым восхитительным бархатом. Даже полог над супружеской кроватью был сделан из богатого атласа и отделан золотой бахромой и кистями.
Еду ей подавали на серебряных блюдах и тарелках. Кубки, из которых пили она и граф, были искусно выполненные из золота и украшены настоящими драгоценными камнями! Это было так фантастически роскошно, так великолепно, что Ангела первые дни даже не понимала, чего можно пожелать еще.