Зеница ока. Вместо мемуаров

Основная же подрывная деятельность заключалась, видимо, в моем обращении к радиослушателям: «Добрый вечер, господа!» Мне рассказывали, что люди, обычно собираясь здесь на какой-нибудь выпивон, включали радио и когда слышали: «Добрый вечер, господа!» — выключали его и говорили: «Ну, теперь поехали…»
Что до литературы, то мне не нравится, когда возникают литературные лжепророки, которые загодя формулируют теории, а потом начинают подверстывать к ним все. Даже романы пишут, чтобы оправдать теории! Для меня в литературе самое важное — спонтанность. Не подгонять книгу под идеологическую или литературоведческую схему, а делать так, чтобы роман сам рос, сам командовал писателем. Я еще за три страницы до конца не знал, чем кончится «Новый сладостный стиль», пока вдруг в голову не пришла идея «археологического трупа». Труп, покрытый медом из расколовшейся амфоры и так окаменевший, и в нем герой узнает себя.
У меня есть роман: «Скажи изюм». Когда он вышел, здесь многие обиделись, что я изобразил в нем «Метрополь» и всех поименно оскорбил. На самом деле там нет ни Ерофеева, ни Попова, ни Липкина. Там есть продукты беллетристического соединения многих характеров. И тот же герой «Нового сладостного стиля» лично ко мне имеет небольшое отношение. Может быть, гораздо большее к Высоцкому, и одновременно к Тарковскому, и одновременно к Юрию Петровичу Любимову. И так во всех книгах. Я бы хотел считать себя беллетристом. Не больше, но и не меньше.
Мне кажется, что нигде в мире сегодня нет культовых писателей в прежнем смысле. Сэлинджер может делать себя культовым писателем довольно простым приемом — не писать ничего. Люди ходят, показывают друг другу: «Вот имение Сэлинджера», пытаются проникнуть внутрь, на них летят жуткие псы, которых спускает сам писатель. Вот так образуется культ. Или Воннегут заявляет, что больше не будет писать. Как будто боксер, который говорит, что уходит с ринга. А так в Америке все те же, кого мы знаем: Стайрон, Апдайк, Филипп Рот… Недавно натолкнулся в статье молодого критика на слова: «Апдайк и Рот — эти ломовые лошади американской литературы…» И там идет своя борьба поколений. Но не с такой звериной серьезностью, как у нас.
Купить Крым у Украины 
Я беседовал со многими эмигрантами, диссидентами, и никто из них не помышлял, что произойдет такая невероятная криминализация постсоветского общества. Не знаю, было ли это полной неожиданностью для тех, кто сдавал позицию. Может, они готовились к этому? Во всяком случае, я встречал в начале восьмидесятых явно хорошо подготовленных ребят, которые открывали в Западном Берлине лавки, банки, обменные бюро и тому подобное.
И все же многие надежды оправдались. В стране есть свобода передвижения. Свобода слова существует на деле. Во время приездов раз в полгода видишь: что-то изменяется, как здесь сейчас говорят, «на корневом уровне». Возникает фантастическое изобилие товаров, растут торговые центры, и денег у населения все-таки становится больше, несмотря на невыплаты зарплат.
В прошлом году мы ехали из Самары, и проводница, милая женщина, зашла к нам в купе пожаловаться на жизнь: «Все только матом посылают. Почему? Неужели я заслужила, чтобы каждый хам меня посылал матом?» И дальше без всякой логики: «Двадцать шесть лет работаю на железной дороге, получаю такую чепуху, — плачет, — шестьсот каких-то тысяч получаю, — слезы текут, — у меня и машина-то всего “шестерка”…» Все шустрят, зарабатывают как могут.
В обществе происходит опьянение деньгами. Семьдесят пять лет были сертификаты, на которые что-то надо было достать, стоять в очереди, давать на лапу. И вдруг появились деньги, на которые можно купить что угодно, поехать за границу. Из-за финансовой реформы произошло чудо — превращение деревянных рублей в настоящие. Народ опьянел и малость «поехал». Огромные массы людей сейчас стараются обогатиться и очень этим увлечены. Открыть хороший магазин — это ведь не меньшее творчество, чем написать роман. И все это сосуществует вместе с совсем несчастными, которые не могут приспособиться. О них, как везде, должно заботиться государство или благотворительные фонды.
 
Но то, что мне не нравится все больше — с каждым приездом, с каждым годом, это изменение общественного климата. Все ощутимее антизападный крен, националистический гон, в котором даже интеллигенция начинает принимать участие. Ужасная ностальгия разлита повсюду, и особенно на телевидении. Включаю на днях и вижу фильм, где Владимир Ильич Ленин — такая душка, такой умный и великий, и все красногвардейцы такие замечательные. Да смотрите хоть «Кубанские казаки», но научитесь осмысленно относиться к этому. Никита Михалков говорит на съезде, что советская кинематография за годы своего существования никогда не теряла своего достоинства — как это можно? Сколько они лизали большевистские сапоги! Сколько дряни изготовили! И при этом говорить о великом достоинстве…
И то, что коммунистическая фракция является самой сильной фракцией в Думе после всего, что было сказано о деятельности этой партии, о ее учении, об империи лжи, созданной после империи крови, — это один из самых печальных моментов. Народ почему-то ни фига не понял, что произошло. И возникла не ностальгия, а чистейшая шизофрения — расколотое сознание. Я был в поселке Свирьстрой, где стоит огромный Ленин, и спросил местного человека: «На что он вам?» Тот: «А на всякий случай».
Я плыл в прошлом году на теплоходе из Москвы в Петербург через Волга-Балтийскую систему, и когда заказывал по телефону билеты, мне послышалось, что корабль называется «Леонид Собинов». Ну, думаю, на «певце» поплыву. Прихожу, а это — «Леонид Соболев». Плыву, а навстречу теплоход «Юрий Андропов». И — «Орджоникидзе», и «Киров», и «Карл Маркс», и все прочие. А на флагштоках реют трехцветные флаги буржуазной либеральной республики… Это не шизофрения?
Нельзя, думаю, винить народ в создании этой атмосферы. Не народ, но часть народа — можно. Мы думаем, что коммунизм далеко, а он близко, если каждый пятый из народа голосует за коммунистов или за аграриев. В советское время мы говорили: «Каждый пятый — стукач». Теперь каждый пятый — плакальщик по прошлому. И когда власти выдвигают идею национального согласия, то это вздор полнейший. Ну как можно быть в согласии с теми, кто тащит портреты Сталина?
Я говорю не о репрессиях по отношению к ним. Но указывать на этих людей, напоминать некоторые моменты из их биографии — необходимо. Во что превратили слушания по делу о преступлениях партии? В пародию. Я помню, как Фалин смешал с дерьмом Шахрая, который ни слова не мог ему сказать, когда каждый пункт обвинения тот осмеивал при всех. Почему никто не сказал, что именно вы, Фалин, лично отвечаете за то-то и то-то, поскольку сами были адептом этой империи лжи? И вот постепенно общество сдвигается в эту грязную, липкую, вонючую лужу.
Глядя в отдаленное будущее, мне кажется, мы находимся не при конце дезинтеграции России, а, к сожалению, только в начале процесса. Уже сейчас на сцене несколько Россий, и, видимо, это будет продолжаться. В данном случае я «империалист» и хотел бы сохранить имперское целое, но события могут катастрофически покатиться или в результате финансовой катастрофы, или какой-нибудь этнической войны. И в опасной ситуации возможны два варианта. Или Россию защищает Запад как свою весомую и интегрированную часть. Или в один прекрасный момент ее поглощает Китай — сейчас такой мирный, такой торговый и все-таки красный. Он может поглотить эту землю без всяких усилий, и Россия тогда станет его жалким вассалом.
А то, что именно благодаря Западу жизнь в России основательно улучшилась за последние три-четыре года, для меня очевидно. Тут и роль доллара как стабилизирующей валюты, и то, что Запад балансирует ситуацию в критических случаях, приглашая Россию к партнерству. И при этом мы собираемся объединяться с Китаем, имея в виду, что — против Запада? Объединяйтесь, пожалуйста, если хотите быть сателлитами.
Кровавые конфликты на самом деле назревают. Например, по поводу Крыма. Может, вы будете смеяться, но я думаю, что Россия должна купить Крым у Украины. Не сегодня, не завтра, но, скажем, по прошествии лет десяти предложить хорошую сумму. Я ездил в Керчь по приглашению «Боспорского форума культуры», который проводит группа молодых авангардистов, словно вышедших из романа «Остров Крым». Им кажется, что Крым должен превратиться в Землю обетованную мировой интеллектуальной элиты, которая будет там собираться.