"Зарубежная фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-17 (СИ)

Ее просторный кабинет — бывший Ниитов — был весь завален документами, записями, планами. Утреннее солнце заглянуло в узкую щель поверх подогнанных ставень — их задвигали, чтобы можно было спать днем. Амат отпила чая из чашки, пока Митат, ее ближайшая советчица по делам заведения, шагала взад-вперед, шелестя бумагами.
— Это уже слишком, — сказала она. — Никогда не подумала бы, что скажу это, но вы даете им чересчур много свободы. Выбирать, с кем из мужчин ложиться? Амат-тя, при всем уважении, вы хозяйка публичного дома. Когда приходит мужчина с деньгами, ваша задача — предоставить ему женщину. Или мальчика. Или трех девчонок и курицу — смотря что попросит. Если дать им право отказывать клиентам…
— Они будут получать меньше денег, — закончила Амат спокойным и рассудительным тоном, хотя знала, что Митат права. — Те, кто хорошо работает, хорошо получают. А при такой свободе и возможности заработать больше мы будем привлекать женщин, которые подыскивают приличное заведение.
Митат остановилась. Она ничего не сказала — ее напряженный взгляд говорил сам за себя. Амат закрыла глаза и откинулась в кресле.
— Не секите их без причины, — произнесла Митат. — Не позволяйте никому резать там, где останется шрам. Платите вовремя. Это все, что можно сейчас сделать. Через год-два, пожалуй, можно будет попробовать что-нибудь этакое, но сейчас оно будет воспринято как проявление слабости.
— Да. Наверное, ты права. Спасибо, Митат-тя.
Когда она снова открыла глаза, Митат стояла перед ней в позе беспокойства. Амат отмахнулась.
— У вас усталый вид, бабушка.
— Пустяки.
Митат замялась, как будто хотела что-то добавить, и вернула ей документы. Не успела Амат спросить, что случилось, как на лестнице раздались шаги, и в дверь вежливо постучали. Вслед за тем в комнату вошел Ториш Вайт. Вид у него был настороженный.
— Тут вас кое-кто спрашивает, — сказал он Амат.
— Кто?
— Марчат Вилсин.
У Амат свело нутро. Она глубоко вздохнула.
— С ним кто-нибудь есть?
— Нет. От него немного несет вином, но он безоружен.
— А где Мадж?
— Спит. Мы отвели ей вашу старую комнату.
— Поставьте охрану у той двери. Никого не впускать, ее не выпускать. Марчату незачем знать, что мы ее здесь держим.
— Так вы его примете? — изумилась Митат.
— Я больше тридцати лет проработала под его началом, — ответила Амат, как будто это проясняло суть дела. — Ториш-тя, мне понадобится дежурный за дверью. Чтобы по первому зову быть здесь. Если все будет тихо — не мешать нам и не беспокоить. Договорим позже, Митат.
Оба удалились, закрыв за собой дверь. Амат встала, взяла трость и прошла к выходу на собственную веранду. Ночью шел дождь, в воздухе до сих пор стояла влага. «Вот почему, — сказала себе Амат, — так тяжело дышится». Дверь за спиной открылась и снова закрылась. Амат обернулась не сразу. По ту сторону веранды лежал веселый квартал — улица за улицей. Флаги трепетали, нищие пели. Чудный город, даже этот район. Поэтому-то она и затеяла то, что затеяла. Ради него, ради Мадж и ребенка, которого та потеряла. Амат мысленно собралась с духом.
На пороге в темно-зеленом, почти черном халате стоял Марчат Вилсин. Его лицо посерело, глаза воспалились. Он выглядел испуганно и растерянно — ни дать ни взять мышь, окруженная котами. У Амат сжалось сердце.
— Здравствуй, старый друг, — сказала она. — Кто бы подумал, что мы встретимся здесь?
— Зачем ты так, Амат?
Боль в его голосе почти сразила ее. Ей захотелось подойти к нему, утешить. Взять за руку и уверять, что все будет хорошо, несмотря на то, что все будет плохо. Задним числом она поняла, что если бы позволила ему объясниться тогда, признаться в любви, то могла и не найти в себе сил уйти из Дома Вилсинов.
— Это называется нападением. То, что случилось с поэтом и с девушкой, — ответила она. — И мы оба это знаем. Ты напал на Сарайкет.
Он шагнул вперед, протягивая открытые ладони.
— Амат, как ты не поймешь? Я тут ни при чем!
— Чаю не желаешь? — спросила она.
Марчат озадаченно сел на скамейку и схватился за голову в немом отчаянии. Амат вспомнила, как впервые его встретила: темные волосы, заморские манеры. Тогда он любил смеяться, но смотрел властно. Амат налила ему чая. Когда он не взял чашку, она поставила ее на столик у его колена и вернулась к своему столу.
 
— Ничего не вышло, Амат. План не удался. Поэт жив, андат по-прежнему в плену. Они поняли, что ничего не добьются, так что больше этого не повторится. Только бы ты бросила свою затею…
— Не могу.
— Почему?
— Потому, что ты поступил подло с Мадж. Она хотела этого ребенка. И потому, что Сарайкет — мой дом. А еще потому, что ты предал меня.
Марчат вспыхнул и так неловко сложил позу, что она могла означать что угодно.
— Тебя? Как я тебя предал? Я делал все, чтобы тебя это не коснулось: предупредил насчет Ошая, а когда ты вернулась, замолвил слово в твою защиту. Я рисковал собой ради тебя!
— Ты втянул меня в это, — процедила Амат, дивясь злости в своем голосе и тому, как запылали щеки. — Ты заварил кашу и сделал так, что мне пришлось пожертвовать всем — всем! — чтобы себя оправдать. Узнай я вовремя, ничего бы не случилось. Я бы тебя удержала. Ты понимал это, когда просил найти тебе охрану. Надеялся, что я тебя вытащу.
— Тогда я плохо соображал. Теперь — дело другое.
— Неужели? Как я могу поступить иначе, Марчат-кя? Промолчать — все равно что одобрить ваше злодейство. А я этого не хочу.
Его взгляд стал тверже. Он не спеша поднес к губам чашку и выпил одним долгим глотком. Когда он поставил ее обратно — только фарфор стукнул о дерево столика, — в нем снова проснулся тот Вилсин, которого она знала. Он отмел чувства в сторону и приготовился к переговорам, которые могли бы спасти его жизнь, его дело. Могли бы — сумей он убедить ее или даже совратить с выбранного пути. Она улыбнулась краем губ. Ей отчасти хотелось, чтобы у него это вышло.
— Предположим, случилось что-то плохое, — сказал Марчат. — И я был в этом замешан — не по своей воле. Забудем даже, что меня заставили. Забудем, что не я это придумал. Позволь спросить тебя вот о чем: какого возмездия ты хочешь?
— Не знаю, — ответила Амат. — Решать хаю и его людям.
Он сложил позу досады.
— Ты отлично понимаешь, какова будет его воля относительно меня и Дома Вилсинов. И всего Гальта заодно со мной. О Мадж он даже не вспомнит. Его будут заботить лишь собственные интересы.
— И интересы города.
— И сколько же стоит город, Амат? Пусть во имя справедливости. Если хай решит вырвать тысячу гальтских младенцев из материнских утроб, этого хватит? Если гальты начнут вымирать, потому что посевы не родят семян, этого хватит? Ты хочешь возмездия, Амат, я знаю. Но так мы придем только к мести.
Пахнущий морем ветерок всколыхнул занавеси. Двери веранды со стуком захлопнулись, и в комнате стало темно.
— Ты думаешь сердцем, — продолжал Вилсин. — То, что случилось, ужасно. Я этого не отрицаю. Нас затянуло в нечто огромное, нелепое и зловещее. Однако не забывай о том, чего это стоило. Одна жизнь. Сколько выкидышей случается за год? Сколько женщин не донашивают детей из-за того, что их бьют мужья, от падений или от болезней? Мне припоминаются шесть случаев за последние пять месяцев. Случилось дурное, Амат, и, клянусь, я сделаю все, чтобы это исправить. Но только не такой ценой.
Он подался вперед. Амат искала, что возразить, но быстро не выходило.
— Теперь они поняли: эта тактика не подошла, — продолжил Вилсин. — Они не смогли избавиться от Бессемянного, пока он был с ними заодно. Теперь они будут знать, что никогда не сумеют освободить их всех разом. Опыт провалился. Конечно, однажды они попытаются сделать это еще раз, но нескоро. Пока же они направят свои усилия на Западные земли, как прежде, или, может, на юг, или к островам. Война сюда не придет. Пока они не будут уверены в собственной безопасности.
У Амат кровь застыла в жилах. Она опустила глаза, чтобы не выдать потрясения. Ей-то казалось, что дело в торговле. Не будет Бессемянного, и торговля захиреет. Ее город пострадает, тогда как прочие рынки хлопка начнут процветать. Как она могла быть такой недалекой! Восемь поколений минуло без войны. Сотни лет сытой и мирной жизни под защитой андатов. Дело было уже не в торговле. Это первый шаг на пути к вторжению, и гальт не знает, что она его проглядела.