Бастард рода Неллеров. Книга 1 (СИ)
— Наверное, из-за приезда маркизы Агнии решили почтить главную церковь своим присутствием. — высказываю предположение. — Тогда да, меня тоже не впустят внутрь. Но ничего, мы и на площади, и молитву произнесём, и на благородных поглазеем, и на то, что там ещё будет интересненького. Дядька говорит, состоится помилование пленных виргийцев, тех, кто вчера на арене победил. Кстати, если у меня получится с ним опять договориться, пойдёшь гладиаторские бои завтра смотреть из-под трибун?
Между настилами и скамьями амфитеатра имелись большие щели, и под полом можно было найти места, где ноги зрителей не загораживали обзор.
— Спрашиваешь! — обрадовался Николас.
Запрета на кровавые зрелища для детей не существовало. Одноклассники и одноклассницы Степа довольно часто ходили смотреть бои. Только вот, в отличие от Римской империи, здесь это зрелище платное, а потому не всем доступное.
Хотя даже самые нищие старались скопить нужные средства, чтобы изредка баловать себя любимым развлечением. Самые дешёвые места стоили от сорока зольдов и выше, в зависимости от программы зрелищ. Естественно, дармовщинку любили все, поэтому мои слова вызвали у приятеля такой энтузиазм.
— Подожди. — останавливаю приятеля в коридоре.
Окунаю руки в ведро с водой и приглаживаю волосы, которые после помывки дурно пахнувшим мылом топорщаться в разные стороны, да к тому же слегка завиваются как кудряшки у девчонок.
Стрижёт меня дядька сам большими ножницами, какие обычно используются для получения шерсти с овец. Такую стрижку моя супруга называла «я упала с самосвала, тормозила головой».
Правда, ножницы у опекуна наточены до бритвенной остроты, как и остальные колюще-рубящие предметы в доме. Ригер любил подолгу сидеть, размышлять и точить оселком, точить, точить. Медитировал, похоже. Очищал сознание от мыслей.
— Для кого это ты так прихорашиваешься? — засмеялся Николас.
У парня было хорошее настроение. Перекусил, да ещё получил надежду попасть в амфитеатр, пусть со служебного входа и не на трибуны.
— Не твоё дело. — толкаю приятеля к выходу. — Лучше скажи, если Марк и его друзья опять попытаются на меня напасть, ты на чьей стороне будешь?
— На твоей, конечно! — уверенно отвечает парнишка, глядя, как я закрываю дверь на замок — у нас с дядей единственный запирающий механизм, приходится выбирать между входом в дом и калиткой. — Степ, они больше на тебя не полезут. Они бы и вчера не стали, если бы не эта дурочка Валька. У Марка же мальцы одни, а его ты впечатлил. Не, не полезут больше.
Когда выходим на Каштановую, то попадаем в большой людской поток. В городе имеется десяток церквей, но большинство религиозных горожан для молитв явно выбрали сегодня главный собор.
Неллер считается самым маленьким из шести административных центров провинций, но Степу он казался огромным, двадцать пять тысяч жителей — это же уйма народа!
Хотя город герцога Виталия уступал числом жителей и размерами Ормаю, Гиверу, Ламберу, Ворску, Ултиару или, тем более, столичному Рансбуру, где насчитывалось почти сотня тысяч жителей, зато по площади его самое северное, на границе с Виргией, владение было больше остальных, уступая лишь королевскому домену.
Треть территории Неллерской провинции принадлежит королю или церкви, но после того, как герцоги полторы сотни лет назад вырвали из рук больного монарха Хартию о единении, они получили право сбора налогов и суда на всех землях провинций, а не только своих феодов. Кто проверит, какая часть доли короля или Создателя не прилипает к рукам герцогов?
Так что, как я понимаю, наш Виталий на фоне других своих коллег ничуть не бедный родственник.
— Смотри — видишь? — Юлька. — дёрнул меня за рукав приятель. — Эй, рабыня! — позвал он девчонку. — А ты почему разгуливаешь?
Мы только что миновали Людкину площадь и повернули в левый из четырёх проходов, куда шли и большинство других горожан. Больше половины лавок и магазинов до полудня работать не будут. И посетителей до обеда мало, и самим владельцам лавок хочется сходить в церкви. Даже если набожностью не отличаются, послушать проповеди и послушать пение не отказываются.
В противоположность лавочникам торговцы с уличных прилавков, лотков или коробейники наоборот выросли численно.
Возле одного торговца пирожками и стояла соседская девчонка, глотая слюни. Похоже, какие-то деньги у неё имелись, слюнки от умопомрачительного аромата сдобы текли, но ей и о сёстрах надо было помнить.
— Привет, Ник. О, вчерашний дважды герой! — с иронией посмотрела на меня. — Один раз тебя побили, другой раз ты. Только синяков тебе наставили чистюли, а отыгрался ты на наших ребятах.
— Так получилось. А, правда, тебе не влетит, что смылась от хозяйки?
— С чего вдруг. — хихикнула Юлька. — У меня выходной.
Рабство в Паргее, во всяком случае, на континенте Итерика, носило весьма мягкий характер. Хозяева своих невольников могли наказывать, но не имели права убить или покалечить.
Если кто-то из рабов совершал преступления или проступки, достойные смерти, то решения о казни и способе её осуществления принимал районный судья. А ещё невольников не могли морить голодом и оставлять без одного выходного дня в неделю.
На таких условиях находились те, кто из-за нужды сам продавался в рабство или отдавал в него своих детей на определённый период.
Николас не оставляет попыток поддеть подружку.
— Вот ты и нюхаешь ходишь. Вкусно? — спрашивает он, сам глотая слюнки, а вчерашний пятак от милостей маркизы уже проел. — А денежек-то у нас не-ет. — плаксиво кривляется приятель.
Глядя, как девочка поправляет на тонкой шее верёвку из конского волоса с биркой, на которой выбито имя её хозяйки старухи Изабеты, чувствую поднявшуюся жалость. Ребёнок ведь совсем, тринадцать лет.
Знаю, что паргейские детишки — не мои земные современники, а настоящие крысята. Ищут любую работу — это да, но и при случае в темноте сбить с ног какого-нибудь заплутавшего пьяницу, запинать его и оставить без денег могут не мучаясь угрызениями совести. Таких прецедентов Степ знал не меньше трёх. Сам не участвовал, а наблюдать наблюдал.
В кармане у меня, спасибо дяде, десять зольдов. Хватит и на мясной пирожок за восемь, но я покупаю два с капустой и яйцом. Один отдаю девчонке, другой разламываю и делюсь с Николасом.
— Держите. — улыбаюсь.
— Степ? — Юлька без промедления хватает предложенное, смотрит на меня с изумлением и впивается зубами в угощение. — Ты не пошутил!
— Мгммхм. — поясняет ей приятель, а прожевав повторяет: — Его как вчера по башке стукнули, он странный стал. Покажи ей шишку.
— Да отстань ты от меня уже с этой шишкой. Другого развлечения что ли нет? — беру его за рукав и тяну. — У церкви интересней зрелища будут.
Пройдя Ростовщическую сразу же оказались на большой, заполненной людьми площади.
Перед величественным собором, ничуть не уступавшим красотой и размерами Кёльнскому, где мне однажды удалось побывать, воины герцога и городская стража плотными рядами окружили пространство с половину футбольного поля.
Внутрь периметра пропускали только уважаемых горожан и горожанок, без детей. Остальные толпились вокруг. Ригера с Эльзой наверняка пропустили. Сержантские галочки на груди дают привелегии даже совсем небогатым прихожанам церкви Создателя.
— Едут! — восхищённо выдохнула Юлька, прижавшись ко мне под давлением толпы.
Да уж. Степ такое зрелище видел всего дважды, а я, так и вовсе, ни разу. Колонну из четырёх покрытых позолотой карет, в которые были впряжены четвёрки белых лошадей, сопровождало не менее пяти десятков кавалеристов герцога, блестевших начищенными железными латами и открытыми шлемами. Копья были украшены треугольными флажками, как и их плащи, синего цвета, цвета Неллеров. Бронзовые щиты, привязанные к задним лукам сёдел, демонстрировали зрителям злые морды оскалившихся медведей. Это, надо понимать, наш герб.
Крики и шум народ поднял такие, что чуть не глохну. От того, чтобы поморщиться, сдержался. Не так поймут. Оскорбление в адрес герцога и членов его семьи здесь приравнивается к убийству, а наказывается иногда строже. Что понимается под оскорблением, точных критериев я не знаю, поэтому осторожничаю.