Его чёрное сердце. Искупление (СИ)

– А ты? – указала на Нюру.
– А я… – и опять грустная улыбка. – А я должна остаться дома. В волшебной стране очень мало места, моя маленькая. Туда могут попасть только те, за кем прилетают феи.
– Феи? – глаза её стали просто огромными.
– Да. Я же говорила, что сегодня за тобой прилетит фея, – она показала на меня. – Вот она.
– Фея? – Жасмин показала на меня и стала рассматривать с ещё большим интересом. – Палочка?
– Какая палочка? – просипела я, едва сдерживая желание дотронуться до её щёчек, носика, губ.
– Палочка… Волшебная палочка!
– У меня нет палочки, – я шмыгнула носом. Взяла бусы. – У меня только… Только волшебный браслет. И ещё…
У меня не было ничего волшебного. Даже близкого к волшебному. Только оборванные бусы и израненное сердце.
Моя дочь не знает, кто я. Чужая женщина стала её другом, её матерью. А я… Я всего лишь фея, у которой нет даже волшебной палочки. Утром, на автобусной станции, я купила простенькую резинку, чтобы собрать волосы, расчёску и пачку влажных салфеток. С собой у меня был пакетик с травами на всякий случай.
– Закрой глаза.
Она смотрела с непониманием.
– Закрой глазки, – попросила я мягко. – Глазки. Просто закрой их, Жасмин, – коснулась её груди. Места, где бьётся сердце.
Жасмин обернулась на Нюру.
– Закрой, тебя же просит фея.
Дочь крепко зажмурилась.
– Синий – благородство, – прошептала я. – Оранжевый – радость. Представь радугу, Жасмин. Яркую, яркую радугу. Зелёный – жизнь. А ещё там должен быть серебристый цвет, розовый, жёлтый и голубой. Представила? Представила, Жасмин? Представь, пожалуйста.
Она согласно кивнула.
– Теперь эта радуга всегда с тобой. Но главное, там должен быть красный лучик. Яркий красный лучик. Он должен быть самым большим.
– Красный лучик?
– Да. Красный лучик – это любовь. Волшебная любовь. А теперь открой глазки.
Она послушалась. Я взяла её за руку и, два раза обвязав браслет вокруг запястья, закрыла замочек.
– Волшебная радуга теперь всегда будет в твоём сердце. И волшебная любовь. – Я поднялась. – А теперь пойдём. Нам пора.
Я посмотрела на Нюру, кивнула ей в знак благодарности и повела дочь к двери, молясь, чтобы она не опомнилась хотя бы до тех пор, пока мы не сядем в машину.
Жасмин вдруг выдернула ручку. Сердце снова замерло, теперь уже от отчаяния. Но она подбежала к плюшевой собаке, взяла её и вернулась ко мне. Оглянулась.
– Люблю, Нюра. – Каждая смазанная детством буква для меня звучала чётче чего бы то ни было.
– Я тоже тебя люблю, Жасмин, – глухо отозвалась та. – Прощай.
Мы встретились взглядами. В глазах Нюры стояли слёзы.
– Берегите её. Она чудесная. И… не волнуйтесь. Я хорошо о ней заботилась. Как о своей.
– Я знаю, – отозвалась я и повела дочь дальше.
И правда знала. Откуда? Просто знала и всё. Так подсказывало сердце.
***
Денис ждал нас.
– Всё готово, – сказал он, открыв заднюю дверцу.
На сиденье было закреплено детское кресло. Нежно-розовое, с абстрактным, похожим на морозные узоры, рисунком. Когда мы ехали сюда, его не было. А я и не подумала об этом. Жасмин потянула ручонку, и это вывело меня из замешательства.
– Садитесь. Я схожу за вещами.
Денис направился к дому, а я, чувствуя себя куда более неуклюжей, чем моя малышка, обхватила её.
– Вот так, – посадила на сиденье с краю. – Так, да?
Я улыбнулась. Она начала отползать назад, попутно крутя во все стороны головой. Запоздало до меня дошло, что проще было сразу усадить её в креслице.
Кое-как я всё же справилась с этим. Ремешки защёлкнула как раз в тот момент, когда Денис вернулся с сумкой.
– Возьмите, – подал бутылку воды. – Вдруг она захочет пить по дороге.
– Пить! – тут же повторила Жасмин, показав на воду. Что-то залепетала, но на этот раз понять её оказалось выше моих сил.
– Хочешь пить? – я отвинтила крышку и подала ей бутылку.
Жасмин спрятала ручки. Завертелась в кресле. Плюшевая собака свалилась с её коленок, упала вниз. Дочь потянулась к ней, но ремешки не давали достать до пола. Кряхтя, она попробовала дотянуться ещё раз, а потом взялась за застёжку ремня, хотя я уже успела поднять собачку.
 
– Держи, – отряхнув игрушку, вернула ей. Но собака ей была уже не нужна. Теперь её заинтересовала ленточка на моём кардигане.
– Если потребуется остановка, дайте знать, – сев за руль, бросил Денис. – Ваша сумка в багажнике. Вы достали всё, что нужно?
– Если честно, я не знаю, что нужно, – призналась я откровенно. – Вернее… – посмотрела на дочь. – Не уверена, что знаю достаточно.
– Ничего, – он завёл машину, и мы медленно тронулись с места. – Всякое бывает. Она вас научит быстро. Алекс тоже не знал, а когда появилась Надька… – он усмехнулся, тряхнул головой. – В общем, выбора она ему не оставила. Возьмите. – Между спинок появилась пачка влажных салфеток. – На всякий случай. Дальше будем решать проблемы по мере поступления. Но будем надеяться, что их не возникнет.
***
Больших проблем Жасмин и правда не доставила. Только раскапризничалась примерно через час после выезда. Спрашивала, где Нюра, но что ответить ей, я не знала. Заметив, что она сонно потирает глаза, забрала её из кресла и, посадив на мягкий плед, стала поглаживать по голове и плечам. Денис ничего не сказал. Лишь посмотрел в зеркало. Вскоре голова Жасмин упала мне на руку, соскользнула на колени.
– Я боюсь, что она начнёт плакать, – попыталась оправдаться я, поймав ещё один взгляд охранника.
– Пусть спит. Красивая у вас девочка.
– Спасибо.
Я смутилась. Больше, чем если бы он назвал красивой меня. У вас…
Да, у меня красивая девочка. Самая красивая, самая желанная и самая любимая. Просто потому, что она моя. Всегда была и всегда будет моей. И никогда! Никогда она не узнает, как была зачата. Клянусь, никогда!
Прошлое
Отстранённым взглядом я смотрела на бегущую из крана в ванной струю воды. Её размеренное журчание вводило в подобие транса. Тело болело. Запястья, локти. Его грубые, беспощадные пальцы оставили невидимые раны, чёрные угли зрачков прожгли насквозь душу. Вспомнились пожелания сестры на совершеннолетие. Любовь…
– Ты ещё долго?
От грохота в дверь я вздрогнула. Сколько я просидела на дне душевой, не знала. Открыла кран и смотрела на воду.
– Если не выйдешь через десять секунд, выволоку тебя сам.
На миг я прикрыла глаза. Вдохнула. И этот вдох отдался болью внизу живота. На бледно-розовом кафеле остался кровавый развод. Придерживаясь за стену, я поднялась, но одеться не успела.
Дверь распахнулась. Амин осмотрел меня с головы до ног. Только я попыталась прикрыться, он выдернул у меня полотенце.
– Возвращайся в спальню, – приказал он.
– Я не хочу.
– Возвращайся в спальню.
Он говорил тихо, но от тона его голоса по телу бежали мурашки. Довольно долго мы смотрели друг на друга. Как бы ни было страшно, уступать я не хотела. Вскинула голову. Его чёрные волосы всё ещё липли к вискам. Обнажённый по пояс, он вызывал ещё больший страх, чем когда был раздет полностью. Я сдалась. Бросилась в спальню и только там смогла вдохнуть. Глаза жгло слезами.
– Пошла! – рявкнул он, показав на постель.
– Нет!
– Нет? – переспросил вкрадчиво.
Я стиснула зубы. Нет! Уступить ему сейчас значило отдать себя в рабство.
– Ты… Ты не будешь так со мной обращаться! Я не позволю! Я…
Его пальцы сомкнулись у меня на плече. Подтянув к себе, Амин попытался поцеловать меня. Я принялась вырываться. Упёрлась ему в грудь, что было сил замотала головой. Щетина царапала кожу. Его тяжёлое, горячее дыхание было пропитано запахом дорогого алкоголя. Я чувствовала этот же запах, когда он, пригвоздив меня к постели, ритмично двигался во мне, держа руки над головой. Я чувствовала его, когда он цедил мне в лицо, как ненавидит меня. И когда, застонав, кончил, чувствовала этот же запах.