Его чёрное сердце. Искупление (СИ)

Прикосновение маленьких пальцев к щеке ударило сильнее электрического разряда. Должно быть, нечто подобное случается, когда ток пускают по телу покойника на операционном столе.
Сперва пальцы, потом ладошка. Всё увереннее и увереннее.
– Па-па, – нежный тихий голос, и прямая линия на невидимом мониторе пошла рябью. Каждый удар всё отчётливее.
– Верно, – подтвердил я и сам не узнал свой голос. – Папа.
Жасмин заулыбалась, её ладошка прошлась по моему лбу, по носу. Внезапно она схватила его и сжала. Вот же маленькая чертовка! У меня вырвался смешок. Я сделал вид, что хочу укусить её. Она тихонько взвизгнула и засмеялась опять.
Лёгкая, как пушинка, Жасмин сидела у меня на руке. Её платье сбилось, коленка упиралась мне в рёбра. Море подкатило к ногам, обдало прохладой.
– Пойдём, – я вошёл в воду по щиколотку. – Когда приедем домой, отвезу тебя на водопады. Вот там красотища. Не то что тут.
Только я зашёл чуть глубже, сзади раздался плеск. Обернулся. Сабина вбежала в воду вслед за нами. Наткнулась на мой взгляд и остановилась.
– Вернись на берег!
– Ты чем занималась? Ужин готовила? Так иди готовь. Что нам делать, разберусь без тебя. Займись делом. – Я осмотрел её. Брызги воды переливались на её ногах, подол тоже намок и начал прилипать к бёдрам. И снова майка. Настолько откровенная, что додумать оставшееся было нетрудно. – Ты стала слишком своенравной, Сабина. Отец не учил тебя, как положено вести себя женщине? Жене? Если нет, придётся мне этим заняться.
Губы её дрогнули. Рот она закрыла, но взгляда не отвела.
– Купаться, – Жасмин принялась ёрзать у меня на руках, а я не мог отвести глаз от её матери. И не только из-за вызова, с которым она смотрела, которым был наполнен каждый её вдох. Солнце покрывало позолотой её собранные в косу волосы, играло на стекляшках, украшавших майку, на серёжках в её ушах.
– Вынеси Жасмин из воды, – прошипела она. – Вынеси, Амин! Она маленькая и не умеет плавать.
Не ответив, я зашёл глубже. Море коснулось ног дочери, и она, весело вскрикнув, поджала ножку. Удерживая её одной рукой, я стянул с неё платьице и, скомкав, бросил рядом с Сабиной.
– Она не умеет плавать, потому что её некому было учить. Займись ужином. А я займусь своим ребёнком.
Я обхватил дочь и опустил по колено в воду. Усмехнулся. Приподнял и опустил по попку. Жасмин визжала и заливисто хохотала. Сабина стояла, не шевелясь. Как окаменела. Потом неожиданно резко схватила платье и, поднимая брызги, понеслась к берегу. По пляжу – к дому. Я проводил её взглядом и, прижав Жасмин к груди, зашёл в воду по пояс.
– Папа, – я приподнял её над водой. – Скажи ещё.
– Папа, – отозвалась она. – Папа, ещё! Ещё!
Вот же… лисица!
А задней мыслью – вся в мать.
Сабина
Вбежав в дом, бросила мокрое платьице на постель. Бороться со слезами было бессмысленно, но я всё же попыталась. Тщетно. Сколько ему понадобилось, чтобы заставить её смеяться? Пять? Десять минут? Это из моих рук она вырывалась, это мне надо было сжимать её пальцы, боясь, что она не захочет идти со мной, что расплачется, как только поймёт, что я увожу её от привычного. Это мой страх, мою тревогу она чувствовала, пока мы ехали к Алексу, когда летели сюда. Амину бояться было нечего. Некого.
Я присела на постель и уставилась на море. Амин приподнял дочь, потихоньку подбросил. У меня едва сердце из груди не выскочило, а она… Она смеялась. Руки упали на колени. В ногу ткнулся холодный нос.
Собака требовала свою порцию любви, только я была не способна ни на любовь, ни на ласку.
– Прости, – я встала.
Тоша вяло поплелась следом за мной. Нужно было закончить с ужином, и вовсе не потому, что так приказал Амин.
Я вытерла набежавшие слёзы.
– Тоша, пожалуйста, отстань! – прикрикнула, когда собака ткнулась в меня снова.
Приподняв голову, она вильнула хвостом. В огромных карих глазах читались вопрос и непонимание. Меня накрыло. Рыдания вырвались вслед за покатившимися слезами. Тоша засуетилась, начала поскуливать, будто бы пыталась успокоить меня. Но чем сильнее она старалась, тем хуже становилось.
 
Хороший? Добрый папа?! Теперь он играет в заботливого отца?! Море, солнце… Только ничего не поменялось. И воспоминания о нашей брачной ночи тоже никуда не делись! Жасмин никогда не узнает о ней, а я её никогда не забуду.
Лицемерный подонок! Он ведь тоже прекрасно помнит. И как заставил меня раздеться, и как взял. И как появился шрам у меня на спине.
– Сволочь, – я вытерла слёзы. – Какая же ты сволочь.
Я присела, дала Тоше кусочек сыра, но прежде, чем взять его, она лизнула мне пальцы, подпрыгнула и тронула языком подбородок. Избавится от неё? Пусть только попробует.
– Только попробуй, – сказала я, глядя на собаку. – Если моя дочь из-за тебя прольёт хоть одну слезинку, я…
Я не договорила
Смогу ли я убить его? Смогу ли сделать то, что не смогла уже дважды? Я не знала. Но точно знала, что не дам ему играть с чувствами Жасмин.
Сабина
За стол я так и не села. Сделала бы это, оказалась бы напротив Амина, и мы бы неминуемо встретились взглядами, а я не хотела. Не могла.
Пока мыла посуду, Жасмин смотрела мультик. Сквозь незатейливую болтовню рисованных зверюшек доносился голос Амина. После ужина он ушёл на веранду и уже минут двадцать разговаривал по телефону.
Я посмотрела на дочь. У дивана возле её ног пристроилась Тоша. Обе клевали носом, хотя время было не слишком позднее. День выдался насыщенным. Утро с Лаурой, незадавшаяся поездка, море, Амин…
– Пойдём в ванную? – предложила я, закончив с посудой. – Умоемся, а потом баиньки.
– А сказку? – подняла Жасмин сонные глазки. – Хочу про зайку.
– Про зайку, – я улыбнулась, погладив её по ставшим волнистыми от морской воды волосам. – Ты у меня сама, как зайка. Мамина зайка.
– Зайка?
– Угу, – я присела рядом с дочерью и обняла. Вздохнула, поцеловала её в макушку и, уткнувшись носом, вдохнула её аромат.
Она пахла Амином. Детством и Амином. Сплетение этих запахов было настолько невообразимым, что я вдохнула снова и задержала дыхание. Опустила веки. Ещё один вдох. Это могло бы быть правдой, но…
– Пойдём умываться, Жасмин.
С трудом я заставила себя встать. Помогла подняться дочери. Услышала с улицы шум и посмотрела в окно. Показалось или возле дома остановилась машина? Не выпуская руки дочери, я подошла ближе. Не показалось. Амин стоял возле ограды вместе с Захаром. Пусть только попробует привести его в дом! Пусть только попробует!
– Дай, – Жасмин принялась вытягивать пальцы из моих. Опять я сжала её ручку, пусть и не очень сильно.
– Прости, – я присела, поцеловала её ладошку. – Мама просто очень… очень тебя любит.
***
Уложив дочь, я присела на край постели. Вернуться в гостиную? Пойти в спальню? Что Амин придумает на этот раз, чего захочет?
Свет ночника позволял рассмотреть лицо Жасмин. Но я и так знала наизусть каждую чёрточку. Запомнила намертво, едва увидев её, совсем крошку. Уже тогда понимала, на кого она похожа. Сейчас это стало ещё очевиднее: тот же разрез глаз, скулы, цвет кожи. Но и мои черты она тоже взяла. Он и я… Это было так странно.
Я погасила ночник и осторожно прилегла рядом с дочерью. Под кроватью завозилась, вздохнула и затихла Тоша.
– Спокойной ночи, – шепнула я нам троим.
Пусть малышкам приснится сказочный сон. А мне… пусть мне ничего не снится. Хватит с меня снов. В них уже давно нет ничего, кроме страха и тревоги. Так что лучше без них.
***
Резкий рывок разбудил мгновенно. Вскрик заглушила опустившаяся на рот ладонь. Я дёрнулась, глубоко вдохнула. Запах. Знакомый, но уже без смягчающих его нежных нот детства.
– Не дёргайся, – процедил Амин мне на ухо. – Разбудишь Жасмин. Давай, быстро.
Я всё-таки попыталась освободиться, но он был сильнее. Толкнул меня к двери. Выпустил, только когда мы оказались в спальне. У кровати. Толчок. Я не устояла. Падая, успела повернуться к Амину лицом.