Самый лучший комсомолец. Том седьмой (СИ)
Восемь поднятых рук.
— Даниил Андреевич? — начал я с завхоза.
— Игорь Викторович в обеденный перерыв курит в кабинете.
Четыре из семи рук опустились — хотели сообщить то же самое. Не исключено, что по прямому распоряжению товарища начальника, в качестве согласованной и безопасной для карьеры критики.
— Игорь Викторович, это правда? — обратился я к директору.
— Признаюсь, товарищи, — виновато повесил тот голову. — Тридцать пять лет курю, считай — всю жизнь. Тяжко после обеда держаться, а дурной пример коллективу подавать не хотел — это недостойно Советского руководителя. Прошу справедливого товарищеского суда и обязуюсь записаться в кружок легкой атлетики.
— Предложения, товарищи? Пожалуйста, Елена Сергеевна, — дал слово бухгалтеру.
— Предлагаю принять во внимание заслуги Игоря Викторовича перед народом и Партией и ограничиться общественным порицанием.
Это у нас, получается, защитница.
— Амаяк Амаитович? — дал слово торговику армянского происхождения.
— Я считаю, что Игорь Викторович не ходит со всеми в курилку не из-за нежелания подавать плохой пример, а потому что считает себя лучше других, — приложил он начальника.
— Основания? — спросил я.
— Окно кабинета Игоря Викторовича выходит во двор, — ответил он. — Прямо на курилку — из нее видно, как он с особым цинизмом курит в форточку.
— Иосиф Львович? — дал слово главе бухгалтерского отдела.
— Протестую против «особого цинизма», — вступился он за директора. — Игорь Викторович во время курения прячется за занавеской — это говорит о том, что он ощущает глубокое чувство вины перед коллективом.
— Вы не курите, Иосиф Львович, и в курилке я вас не видел, — скучным тоном парировал Амаяк Амаитович.
— Я в курилку хожу регулярно, — скрестив руки на груди, влезла Елена Сергеевна. — И сама рассказала о занавеске Иосифу Львовичу.
— Прошу высказаться остальных курящих товарищей, — пресек я начинающуюся перепалку.
После высказываний картина стала ясна — бухгалтера у нас «воюют» за директора, торговики — против, а юристы «не курят и не чуяли, поэтому не хотят вводить товарищей в заблуждение», то есть — держат нейтралитет.
— В силу невозможности установить факт цинизма предлагаю сосредоточиться на самом факте нарушения, — потерял терпение некурящий и сидящий в кабинете на другом конце коридора от директорского Василий Васильевич.
Ждет возможности покритиковать на другую тему.
— Поддерживаю, — кивнул я. — Я слишком молодой, чтобы подвергать Игоря Викторовича порицанию. Кто может взять на себя этот груз?
Высказался Амаяк Амаитович:
— Игорь Викторович, вы — почти пожилой, заслуженный Советский руководитель, а ведете себя как прячущийся в туалете школьник с папиросой. Очень надеюсь, что вам стыдно!
— Очень стыдно, товарищи! — прижав руку к груди, покаянно-мужественным тоном подтвердил директор. — Обещаю исправиться.
— Предлагаю перейти к дальнейшей критике Игоря Викторовича. Извините, Василий Васильевич, Ольга Петровна подняла руку быстрее вас, но обещаю дать вам слово после нее. Ольга Петровна, прошу вас.
Тридцатитрехлетняя мать двоих детей, жена токаря и заслуженная «торговик» Советского союза поправила утепляющий плечи платочек и поведала страшное:
— За последние полгода Игорь Викторович пропустил три субботника.
Директор защитился самостоятельно:
— Каждый раз по уважительной причине — болел.
— Однако остальные выходят на субботники даже с температурой, — подключилась коллега Ольги Петровны. — И вообще — все болеют один-два раза в год, а у вас больничных — десятая часть всего рабочего времени.
— Поддерживаю, — воспользовался возможностью Василий Васильевич. — Кроме того, почти все больничные Игоря Викторовича совпадают либо с партийно-общественными мероприятиями, либо с командировками.
— И вся нагрузка падает на вас? — спросил я.
— «Вся» — это очень точное определение, — усмехнулся он. — Товарищи, кто может вспомнить, как за эти полгода Игорь Викторович обращался к вам по рабочим вопросам?
— На то вы и заместитель, чтобы Игорю Викторовичу самому по кабинетам бегать не приходилось, — неприязненно посмотрела на него Елена Сергеевна. — Не тянете рабочую нагрузку, товарищ Селиванов, так и скажите — найдем на ваше место более компетентного товарища.
— Это я «не тяну»? — побагровел, но сумел сохранить вежливый тон Василий Васильевич. — Да я раньше всех прихожу, позже всех ухожу! В командировку кто едет? Селиванов! В Госбанк с устным отчетом кого пошлют? Селиванова! Да он мне даже печать свою отдал! — фыркнув, он достал из кармана пиджака и громко поставил печать на стол. — Документы подписал и на диване лежит, как Обломов!
— Протестую! — возмущенно перебил его Игорь Викторович. — Василий Васильевич пытается манипулировать товарищами, бросаясь общими, лишенными конкретики, эмоционально окрашенными обвинениями! Здесь — не детский сад, и я бы хотел попросить критиковать меня корректно!
— На мой взгляд некоторую конкретику мы все-таки услышали, — заступился я за заместителя. — Товарищи, кто может подтвердить слова Василия Васильевича?
Подтвердить решил Амаяк Амаитович:
— Я позволил себе присмотреться к скорости обработки документации. За последние полгода мне удалось выявить закономерность: в те дни, когда Игорь Викторович «болеет» и Василий Васильевич имеет право выполнять его обязанности официально, обрабатывая документы самостоятельно, скорость документооборота вырастает в разы.
Товарищи призадумались — пытаются вспомнить такие случаи.
— Это — из-за отсутствия секретаря! — откинувшись на стуле, сложил руки на груди директор.
— Секретаря нет три недели, а простои случались и до этого! — не принял аргумента Амаяк Амаитович.
— Возможно Василий Васильевич нарочно саботирует процесс? Часть документации проходит через него, — заступился за директора Иосиф Львович.
— Четыре месяца назад Амаяк Амаитович поделился своими наблюдениями со мной, — подключился к прениям начальник «торговиков», Александр Иванович Клюев. — И с тех пор мы отдельно отслеживали отправляемые в вашу папку «входящие» напрямую документы. Ваш секретарь, кстати, в этом нам помогал — Василий Васильевич никак не может заставить вас обрабатывать документы регулярно, а не по часу утром и часу вечером.
— А где, кстати, товарищ секретарь? — спросил я дядю Вову.
— Ногу сломал.
— Можем его привезти?
— Можем, — кивнул дядя Вова и пошел к висящему на стене конференц-зала телефону.
Я посмотрел на часы и обрадовался — как раз успею встретить ВИП-посетителя! Но сразу прерывать заседание нельзя — за перерыв товарищи успеют сговориться и пять раз сменить конфигурации, поэтому выслушать всех желающих нужно сейчас.
— Кто еще хочет высказаться, товарищи?
Юристы пошептались и решили изложить коллективное мнение через начальника отдела:
— Случаи ничем не объяснимых простоев действительно имели место быть, но судить о причине их образования мы не можем, поэтому от себя я бы хотел дать Амаяку Амаитовичу товарищеский совет в будущем привлекать к подобным наблюдениям и нас.
— Непременно, Валентин Федорович, — пообещал ему армянин.
Далее высказались пятеро сотрудников из бухгалтерии и четверо «торговиков» — первые защищали директора, списывая простои на Василия Васильевича, вторые — приводили подтверждающие слова Амаяка Амаитовича примеры.
— Товарищ секретарь согласился приехать, прибудут через двадцать минут, — поведал закончивший звонить дядя Вова.
К этому моменту фонтан критики и защиты иссяк.
— Объявляю пятнадцатиминутный перерыв, товарищи — без товарища секретаря в этом деле разобраться не выйдет, — развел я руками, и мы с Виталиной покинули кабинет.
— Не беги ты, — придержал я ее за руку. — Можно опаздывать на пятнадцать минут, у нас получается еще четыре.
— Я как-то машинально, — смутилась она.
— Динамично живем! — подмигнул я ей.